0
Родилась в лесу ёлочка. Пушистая. Ветвистая. Она стояла на окраине зимнего леса, словно элитная проститутка у трассы, и приманивала к себе дровосеков. Ее ветви, усыпанные снегом, давно промокли. Зимняя течка, нестерпимая, холодная. А ее ствол, такой длинный и твердый, вгрызался в землю корнями, никогда не знающими ласки. Лесные зверушки, как будто издеваясь, лазили по ней, по ее эрогенным зонам, ненадежно прикрытым иголками. Щекотали хвостиками, трогали лапками, прожигали взглядами, но как же этого всего было мало. Поиграв с ней немного, они, предатели, перебегали, перепрыгивали или перелетали на другое дерево и оставляли ее с одной ебучей прелюдией и без траха. Уже который год она стояла, махала в такт ветрам ветками и пыталась приманить к себе человека — лучшего ебыря всей матушки-природы Земли. В прошлом году он прошел так близко возле нее, что иголочки нескольких ветвей чуть вздыбились при прикосновении к ним живого горячего дыхания. Но он выбрал другую. Который, мать ее семя, год она стояла там и смотрела на то, как дровосеки брали одну ёлку за другой, а ее обходили стороной. Наконец пришел тот день, уже чуть переходящий в вечер, когда рука мужчины легла на ее зелень. На пушистую, сочную, растопыренную в разные стороны. Он пригладил пару иголок, они же — встопорщились вновь. Спокойное суровое лицо, ни намека на эмоции, дровосек пришел не один. — Папа, — сказала девушка, — эта ёлочка очень красивая. Как раз то, что нам нужно. — Согласен, — так ёлка впервые услышала тембр его голоса. Мужчина ушел вместе с дочерью, но было понятно — вернется. Он придет снова, но с кое-кем другим наготове.1
День, второй, третий. Снег скатывался с ветвей на землю. Ёлочка текла, ёлочку молча поддерживал весь лес, будто морально подготавливал к первой брачной ночи. Немного мрачная, невеста всея зимы ждала суженого и вздрагивала при каждом необычном шорохе. Когда же подошел он, она и не заметила. Всполошенная иль застанная врасплох, ёлка заставила каждую иголочку замереть. Внутри теплилось убеждение: «От таких, как я, ничего не требуют в снежной постели, потому что бревно — это бревно». Мужик обошел ее, рассмотрел с одной стороны, затем с другой, выбирая позу для группового траха. Он не знал, откуда приступить к делу. «Растерялся, словно мальчишка», — подумала она. «Вот там она ничего не заденет», — подумал он. За руку или же за рукоятку с дровосеком пришел топор. Не столь страшным был первый любовник, который человек, чем тот, что сталью дышал. Ёлка совсем застыла, она бы еще окоченела до кучи, но одно легкое касание плеча дровосека к ее ветви вывело ёлочку с оцепенения. «Не надо, я не готова. Это не мой Новый год. Можно мне к следующему, мам?» — но мамы не было рядом. Ее срубили так давно, что и не вспомнить. Бородатый, грубый, в валенках, в старых растянутых штанах и в болоньевой куртке, — он помог спутнику найти точку соприкосновения со стволом, с шеи в этом легком порыве слетел шарф. У ёлки случилось второе обомление. «Раздевается? А разве люди не берут нас в одежде?» Третий участник полового акта упорно помалкивал и только поддавался всем манипуляциям рук мужика. Топор уже столько прелестных древесных тёлочек перегрыз, что ему не сложно было еще одну уложить в мягкую кроватку. Он ждал, когда своим острием войдет в ее жесткий ствол. Он хотел побывать у нее внутри и увидеть нежную светлую плоть. А ее кольца… ох. Не в силах терпеть, топор старался быть максимально податливым. Если бы начал сам торопить это событие, то только помешал бы мужчине сделать их общее дело. Они ебали ее вдвоем, но по факту входил только один. Это как будто в человеческом сексе один мужчина просто стоял бы в сторонке и только и делал, что направлял член другого мужика внутрь женщины. Вот такие отношения были у них. Извращенные с человеческой точки зрения и нормальные со стороны предметов и растений. Будто подливание воды в почву цветка с помощью лейки. Тоже трое участников, вот только у них не секс, а групповая прелюдия — человек и лейка, делающие растение мокрым снизу. Топор вошел. Первый замах был скорее пробным, чем сразу сильным и решительным. Проникновения не произошло, но девственная плева коры начала прорываться. От удара пыль и грязь, снег и почти вода начали осыпаться на почву. Ёлка впервые в жизни так сильно испугалась, от корневой системы ушла подпитка водой. Сушка, страшная и завораживающая, — она из тех, которые бывают только во время секса: когда партнеры настолько интенсивно вдалбливаются друг в друга, что у них глотки пересыхают. …а ведь ее еще и не трогали. А она уже… Ёла-ёла, ёлкин-кошкин дрын. Зеленая или уже почти седая? Она потускнела при виде второго, уже более сильного маха дровосека топором. «Топорик, хорошо ль тебе внутри ствола? Ну зачем тебя я так хотела?» Его маленькое тело, будто мелкий член, при правильном направлении которого можно дойти до точки «Бля, Михалыч, счас упадет!». Точка эта, как G-точка, — верхушка деревушки кругом, под открытым небом валится на один из бесконечного количества бочков и стонет на последнем издыхании, выдыхая оргазм. Деревянное сообщество провожает очередную жертву сексуальной схватки. «Топорик, хорошо ль тебе быть смертельно опасной секс-игрушкой? Зачем, скажи, зачем так стараться?» Ответственный топорик не мог сделать свое проникновение неполным, его партнер — почти всегда очень ответственный человек. Он в неком роде сутенер, потому что получает за это слияние профит. Дровосек подставляет искусственно созданное в соитии отверстие под острие и получает красотку на новогоднем или рождественском празднике. Или деньги. Просто деньги. Лучшая награда за развитие проституции среди деревьев. Пора премии за это дело вводить. «Топорик, мне больно, но это так… а-ах…» Он вгрызся. Да так, что совсем встрял. Тянул-тянул мужик топорик, а он впился в жесткую плоть и остался передохнуть внутри, ненадолго став с «возлюбленной» (скорее же — облюбленной) одним. Единой плотью. В нем было что-то близкое. От топора веяло знакомым родственным духом. Матери дух иль отца, но он состоял из похожих частей — его крепкая деревянная рукоятка, так игриво торчащая из ее плоти, заставила ёлку чуть прогнуться в сторонку. Ей подумалось, что она могла бы стать в будущем частью одного из его собратьев, если бы ей не была уготована другая участь. Она слишком много думала, дровосеку стоило поторопиться с вытаскиванием. Казалось, что он немного нетрезв. Его движения нельзя было назвать доскональными, отточенными годами; руками, чуть вялыми да ватными, лишь после появления пары капелек пота на лбу и щеках он вытащил топор. Казалось, в тот момент легкий ветреный вздох облегчения пронесся всем лесом. Это было настоящее порево. Все собратья ёлки нехотя собрались на бесплатный просмотр эротического фильма с грустной концовкой. Следующие удары последовали один за другим — быстро, мастерски. С каждым махом мужик вбивал членоострие топора все глубже в проделанную дыру в ёлочке. Быстрее, еще быстрее и все ближе к последнему содроганию ствола. Сыпались иголки, сыпались опилки, кора трескалась, а снег давно весь от тряски упал к основанию. Верхушка-головка накренилась, но пока не пресекла тот угол, после которого хлынет одним мощным падением оргазм, содрогающий весь лес. Звери, ёлки, прочие деревья, — все уставились в ожидании кульминации. И вот, замаханный, заебанный и желающий поскорее отправиться домой к семье, дровосек сделал последний, самый жесткий и сильный мах. Зверье разбежалось в один миг. Деревья остались. У деревьев не было выбора, потому что они, блять, деревья. Самые впечатлительные закрыли свои метафорические глазки. Топор свалился в снежную кучу. Ёлка приняла горизонтальное положение. «Топори… ик…» — мысли закончились, когда он вошел в нее насквозь. — Отлично, теперь бы дотащить. Лес продолжил молчать. Таков был его удел. Лес — это та еще падла. Правда, не такая лес падла, как ебучий человек с его членистым другом топором.2
— Она будет у нас самой красивой на празднике, — мило улыбаясь, девушка готовила ёлку, принесенную домой отцом, к Новому году. Этот год был особенным. Они давно не праздновали что-либо вместе, отец жил себе в своем захолустье и только то и делал, что рубил деревья. Да и то — делал праздник для других в их крохотном селе, не для себя. Но в этот раз ёлка обязана была стоять и в их доме. Комната искрилась от гирлянд, цветастые игрушки на ветках ёлочки поблескивали при свете лампочки, свисающей с потолка и напрочь лишенной абажура, — такая себе голая прелесть. Тонна мишуры, игрушки, шарики, — все, что было куплено в городском магазине, повисло на нем. На бездыханном ёлочном трупе. — Папа, это прекрасно. Мужчина был и сам доволен. Он отложил топор в угол комнаты и сел за стол. Наставив кверху пузо, чуть откинул голову назад и вздохнул. На столе разместились салаты, курица, хлебушек. Вместе с ними, конечно же, алкоголь: половина содержимого бутылок уже была выпита на дню. В дверь постучалась красавица. Слава тому, что она не дерево, пока живая. — А вот и мама. …ссоры по поводу чрезмерного пьянства не было. Семья доукрасила вместе весь дом. После черт знает какой рюмки чего-то горючего мужик предложил: — А может, хоровод? А почему бы бухим так и не поступить? Они взялись за руки и начали мотать круги вокруг ёлки, хотя сам круг им сомкнуть так и не удалось, троих для этого было немного маловато. Семья, полноценная и навеселе, водила хороводы под новогодние программы с допотопного телика. Их лица были схожи в улыбке, в радости человека, который отказывался подумать или понять. Пышная ёлочка, пушистая ёлочка… умерла, зная о том, как именно погибнет, с рождения. Она родилась не в том лесу и не в той его части. Она стала одноразовой блядью, как многие ее одногодки. Пройдет Новый год — ее труп выбросят. В следующем году срубят другую. Зато у людей праздник и топорик немного тупее после траха стал.3
Как было бы прекрасно, если бы ёлки копали. Корневая система такая нежная и чувствительная. Любая ёлочка (аль тёлочка) потекла бы от филигранного обращения лопаты с землей под ней. Будто куннилингус от профессионала, а основная часть лопаты — это длинный язычок, лапающий все ее потаенные низы, сокрытые землей, словно бельем цвета шоколада и с крошащейся текстурой. Выкопал ёлку, а потом вернул ее на место, к родным, которым было бы не так стыдно наблюдать за подземным, аки оральным, удовлетворением их сестрицы, ежели за жесткой еблей с летальным концом. Ублюдкам-насильникам стоило бы задуматься, что дороже: их маленькое самоудовлетворение, приводящее к всеобщему вымиранию, или смерть оргазму топорика или пилы в угоду жизни.4
Новый год — время сплошной ебли с деревьями. Прекратите. Не омрачайте праздник убийствами. Не рубите ёлки — выкапывайте их, ласкайте корневые системы и ворошите девственные почвы. Не рубите. Делайте ёлкам приятно.