О блондинках и какао.

      Подростковые годы — это поистине адское время, когда ты должен приложить все усилия, чтобы социализироваться, доказать обществу, что ты чего-то стоишь, и вообще вести себя так, как никогда не вел и возможно никогда не будешь. Это те самые семь лет жизни, когда ты либо меняешься на корню, удивляя всех вокруг «как из такого ребенка могло вырасти это», либо… Либо забиваешь на все огромный шикарный болт, размером прямо пропорциональный размеру желания знать, что же о тебе там кто подумает.       Хельга Дж.Патаки родилась с этим самым болтом в руках, и болт рос вместе с ней. Еще в младшей школе она решила, что на всем свете ее волнует мнение одного только человека, а насчет остальных было абсолютно и тотально наплевать. Жизнь вокруг показывала ей клыки, а Хельга скалилась в ответ, распугивая потенциальных врагов по их подворотням.       Колледж, в который они с Фиби поступают, считается достаточно хорошим. Не элитным, но работодатели, видя диплом из этого определенного места, обычно уважительно кивают головой и не переспрашивают «что-что вы там окончили?». И Фиби, и Хельга поступают своими силами, не вкладывая в карманы приемной комиссии ни цента, как добрая половина тех, кто не в силах сложить два и два, но имеют золотую кредитку родителей. И если насчет Фиби никто и не сомневался, то в успехи Хельги мало кто верил, что подстегнуло ее еще больше. Вырваться из родительского дома хотелось сильнее, чем когда-либо, и Хельга, заручившись поддержкой Фиби и Арнольда, зубрила сутками напролет, выучив, кажется, всю школьную программу наизусть.       Арнольд же, решив идти по стопам родителей, поступает в совсем другое место, навещая Хельгу в ее общежитии по выходным и свободным от пар дням, и, если поначалу Хельга жутко злится, что большую часть времени приходится проводить порознь, к середине третьего курса это становится настолько обыденным, и Арнольда уже знает все общежитие.       Хельгу, к слову, все общежитие и весь колледж знает тоже, как бы усердно она не старается жить обычной жизнью. Характер дает о себе знать, и Хельгу обходят стороной, зная, как тяжело с ней подружиться, и решая все проблемы с ней через Фиби, которая к этому привыкла с детского сада. Попасть в одну группу по проекту с Хельгой считается благословлением свыше и проклятием из ада одновременно — Хельга чертовски умна и сообразительна, но жутко критична и будет настаивать на идеальном выполнении работы до последнего.       Что можно сказать с уверенностью — Хельга Дж.Патаки своей жизнью довольна, и менять решительно ничего не хочет, только совершенствовать. Проблемы остались дома вместе с надоедливыми родителями, которых и родителями теперь называть у Хельги язык не поворачивается. Мать Арнольда звонит поинтересоваться, как у нее дела два раза в неделю, в то время как Мириам звонит только тогда, когда Ольга напоминает ей, что у нее есть вторая дочь.       И даже так, Хельга вполне себе счастлива, хотя испортить ей настроение норовит каждый встречный (который может просто слишком громко дышать, не подозревая, что его лицо находится в опасной доступности чужого крепкого кулака). Что Хельга терпеть не может совершенно, это чужие слезы. Отчасти от того, что она никогда не умела кого-то успокаивать, отчасти потому, что сама прекрасно может свои эмоции держать при себе, и не понимает, как кто-то может разреветься на публике.       Поэтому на рыдающую в туалете колледжа блондинку-второкурсницу у Хельги реакция ожидаемая — скривиться, вздохнуть, крепко ругнуться сквозь зубы и…       — Хэй… Чего ревешь?       Потому что больше чужих слез Хельга ненавидит равнодушие. А еще потому, что встречаться с таким парнем, как Арнольд бесследно не проходит, и начинаешь сопереживать практически любому, кто хоть как-то показывает, что нуждается в помощи.       Девушка поднимает красные глаза, и Хельга едва сдерживает смешок. Ох уж эти современные подростки, слезами смывающие себе все лицо, так и не узнать толком, кто перед ней. Хельга понимает, кто перед ней только спустя долгие тридцать секунд всматривания в потекшую тушь, размазанные тени и идеальный маникюр, и проклинает себя за то, что вообще открыла рот.       Если Хельга Дж.Патаки является самой злой и нелюдимой блондинкой колледжа, то с Анжеликой Пиклз (в сознании Хельги донельзя стереотипной блондинкой) желает познакомиться и поговорить каждый. Дорогие шмотки, яркий макияж, острый язык, купленное место в колледже — полная противоположность Хельге, единственной дорогой вещью в гардеробе у которой являются новенькие розовые кеды.       Они никогда не пересекались и никогда не говорили друг с другом, и Хельге никогда особо этого не хотелось и не хочется даже сейчас, но Хельга видит чертовки большой расплывающийся синяк на щеке Анжелики, и ей кажется, что этой девчонке нужна хотя бы медицинская помощь. И, к сожалению ли, или к счастью, Хельга навидалась таких барышень за жизнь. Да что там, она с одной из них жила под одной крышей.       — Ладно, можешь не отвечать, но дай-ка мне озвучить, что сейчас творится в твоей очевидно не очень умной голове.       Анжелика не успевает даже пискнуть, когда Хельга буквально вытаскивает ее за шкирку из туалета, тяня за рукав черт знает куда.       — Ты у нас звезда колледжа, и не хочешь, чтобы кто-то знал, что у суперпопулярной девушки бывают какие-то проблемы. Ты не хочешь делиться этим с твоим кругом вечно чирикающих подружек-канареек, потому что они растрындят это всем-всем, а потом будут просить прощения и говорить «мы же подруги!». Ты не хочешь идти к местной медсестре, потому что она будет расспрашивать, а ты, пусть и умеешь идеально врать, не наврешь что-то убедительное, и начнется проверка, подключатся твои родители и, ох я не знаю, насколько ты популярна, но, может, еще какая-нибудь желтая газетка. Ты не хочешь, чтобы кто-то об этом вообще знал, чтобы завтра не прийти в колледж, а потом просто сказать «простите, я упала и решила побыть дома денек, все в порядке». Но, какая неудача, ты ревела в туалете ровно в тот момент, когда туда пришла я, и меня все вышеперечисленное раздражает настолько, что я не могу не протянуть тебе руку помощи, которую даже такая королева, как ты, не может проигнорировать. Ах да, и на вопрос «куда мы?» я отвечу прежде, чем ты позвонишь копам — мы в мою комнату в общаге, прикрой личико своим наверняка дорогущим шарфом, чтобы никто не дай боженька тебя не узнал.       Анжелика Пиклз не привыкла, что кто-то не дает ей и слова вставить, обычно говорит только она, а все с замиранием сердца слушают, и она пытается вырвать запястье из цепкой хватки Хельги и как следует возмутиться, но Хельга смотрит взглядом «хочешь еще один синяк?» и Анжелика позволяет тащить себя дальше, прикрывая лицо шарфом.       Все же, каждое слово Хельги в ее монологе было правдой.       Ей нельзя, чтобы кто-то узнал, иначе собранная по кусочкам репутация рухнет, а в колледжах, если ты вляпался один раз, все будут помнить это до самого выпуска, издеваясь и напоминая. Особенно если это происходит с кем-то популярным. Если заучка-первокурсница расстается с первым парнем, то всем наплевать, но здесь… Парень Анжелики был старше, уже работал, и Анжелика вовсю им хвасталась, заставляя подружек завидовать и воротить нос от ровесников-однокурсников. Конечно, для Анжелики это не была любовь на века. Это был способ приезжать к колледжу на дорогой машине, получать подарки и иметь статус «взрослой» в свои неполные восемнадцать лет.       И теперь все это в прошлом, потому что сегодня он приехал не за ней, а рассказать, что все кончено, и на наезд о том, какая он паскуда, подтвердил это звонкой оплеухой за «чертову очередную истерику». Анжелика, держась за красную щеку, не нашла, куда пойти, кроме как вернуться в колледж после уроков и разрыдаться в туалете от того, как ей было даже не обидно, а просто паршиво. Откуда же ей было знать, что Хельга останется после пар, сдавать прогулянные контрольные, выпавшие на ее день рождения.       Хельга буквально затаскивает ее в комнату, в которой нет никого, кроме Арнольда, развалившегося на кровати и читающего книжку по археологии. Арнольд мигом вскакивает, без каких-либо вопросов доставая аптечку, и Хельга облегченно вздыхает — Арнольд не подумал, что это Хельга врезала девчонке по морде. А даже если и подумал, то не сказал и не показал, терпеливо дожидаясь объяснения.       — Мне… Честно говоря не хочется слушать эти сопли, так что… Арнольдо, выслушай даму, а мне еще надо сходить по делам.        Анжелика вытирает слезы и ошарашенно смотрит то на Хельгу, сменяющую туфли на кеды, то на Арнольда, открывающую какую-то резко-пахнущую мазь.       — Ты вот так просто оставишь меня тут со своим парнем, чтобы он меня утешил? — фыркает она, и Хельга глубоко и раздраженно вздыхает.       — Ты совсем дура, или да? Мы встречаемся с шестого класса. Не думаю, что он решит соблазниться на зареванную девушку, которую видит в первый раз в жизни.       — Я рад, что ты обо мне такого хорошего мнения, — улыбается Арнольд, касаясь пальцами щеки Анжелики.       — Эй! Кто тебе сказал, что я разрешила себя трогать?! — рявкает хриплым голосом Анжелика, и Арнольд не может не рассмеяться. Где-то он такое уже слышал.       Хельга бросает «скоро вернусь» и выходит, на самом деле понятия не имея, куда вообще держит путь. Ее просто бесит подобное до зубного скрипа и желания начистить кому-то рожу, но никого поблизости к счастью или сожалению нет. Сумерки кутают город в приятные темные тона, и Хельга ненароком думает, что это прекрасная возможность для свидания. Какая-то часть ее вопит, что она — дура, и надо было прийти домой, взять репоголового за шкирку и вытащить гулять, но другая часть спокойно отвечает, что таких свиданий будет в ее жизни еще много, а шансов кому-то помочь — нет.       Хельга бродит по городу до позднего вечера, пока не получает звонок от Фиби со словами о том, что «все хорошо, мы сделали какао».       — Какао, господи, — фыркает Хельга и ежится, пряча нос в воротник толстовки. Какао было бы очень кстати.       В комнате общежития, в которой, кстати, Арнольду вообще спать и долго находиться нельзя, но который обворожительно улыбался вахтерше полтора года, и которая в конце концов оттаяла, Хельгу ждет умилительное зрелище, от которого ей то ли хочется стошнить, то ли выдать «аааав». Уже успокоившаяся, но все еще с красными глазами и без макияжа Анжелика, держащая в дрожащих пальцах кружку какао и шмыгающая носом. Фиби, набирающая кому-то на мобильнике, и Арнольд, с двумя кружками какао, одну из которых он сразу же протягивает Хельге. Какао от Арнольда всегда самое-самое вкусное, такое, как готовит его бабушка.       Хельга даже не знает, есть ли у нее бабушка.       Анжелика бабушку не помнит, и не помнит, когда к ней вообще кто-то в последний раз относился, как к кому-то обычному. Как к кому-то, у кого нет матери бизнесвумен, у кого нет коллекции одежды от всех брэндов, и кто не выглядит прилично без макияжа. Анжелика пьет горячий какао, проматывая в голове длинный разговор с Арнольдом, которому вообще идти бы в психологи, и думает, что наткнуться на Хельгу в туалете было судьбой.       Хельга смотрит хмуро, но провожает Анжелику вместе с Арнольдом домой, почти игнорируя то, что Арнольд даже треплет Анжелике волосы на прощание. Почти — потому что, когда Анжелика скрывается за дверью, Арнольд получает пинок и едкое «для профилактики», но все равно предлагает Хельге свою куртку, от которой она не отказывается.       И нет, на следующий день они не становятся лучшими подругами на век. Анжелика не смывает макияж, не перестает надменно относиться ко всем подряд. Не перестает щебетать, как канарейка со своими подружками. Не перестает игнорировать Хельгу, которой, вообще-то, и не хочется с ней разговаривать.       Хельга не перестает быть одной из самых нелюдимых студенток, и не горит желанием быть в «стайке» Анжелики совершенно.       Но иногда они спонтанно идут домой вместе. Точнее, Хельга идет домой в общежитие, а Анжелика, проходя мимо дома со съемной квартиры, заходит к Хельге с Фиби. Попить какао, даже если его сделал не Арнольд, поговорить и немного позавидовать простой жизни, где не надо думать о том, что же скажут за твоей спиной другие.       И никто от таких вечеров не отказывается.