Мгновение

Стоило признать, что все-таки жизнь менялась. Бану на нее было плевать. Ну и что, что коней и повозки заменили какие-то странные автомобили, так ведь удобнее. Здания – кирпичные коробки в множество этажей, мир электроники и пластика, где на дом можно заказать пиццу, вместо использования своего многовекового таланта к готовке. Где нужно платить за свет, искать постоянную работу и жить по законам. Никаких драк до полусмерти, краж одежды, и даже Кинга на улице поцеловать нельзя. Все это было абсолютно безразличным, разве что Кинг… но это отдельная история. А в остальном Бан и сам не заметил, как все, что когда-то было важной частью его жизни, стало таким ненужным. Все-таки Кинг был во многом прав, несмотря на свою детскую и наивную мордашку, так и не тронутую морщинами. Не подрос ни на сантиметр, не поправился ни на грамм. Все такой же мелкий, с тем же голосом и волосами, что по утрам забирает назад спертым без зазрения совести у Бана ободком. Все же он был старше и мудрее, наверно, хотя на фоне прожитых, несколько сотен лет разницы были такими незначительными. Кинг мог быть глупым, смешным, до последнего не превращаясь в старого пердуна, и как-то несолидно было бы проиграть. Только Бан всегда думал о сегодняшнем дне, а Кинг иногда заглядывал в завтрашний. У Бана была вечность, на которую он старался планировать поменьше, ведь с его-то временем он и без заморочек успеет абсолютно все. Но у Кинга вечности не было. Подумать только, едва за полтора метра подрос, а гонору не оберешься. Нахлобучит на личико очки со своим-то прекрасным зрением, и корчит умного, ворочая судьбой Бана как вздумается! Когда-то они спали бок к боку, забывая про ночную вахту в лесу, а наутро цапались, не предполагая, что ждет их впереди. Это было так давно, несмотря на то, что течение времени для них куда быстрее, чем для простых людей. В деревнях поколения сменялись другими, а для Кинга проходили лишь мгновения, дни, но едва ли больше… Да что оглядываться назад? Еще только на прошлой неделе их едва не посадили, потому что Бан полез обниматься посреди улицы, а Кинг завопил в своей привычной манере, скорее чтоб раззадорить, нежели на самом деле злясь, а потом оба оказались под охраной, так как этот маленький негодник не взял с собой документы, и чувствуется, скоро в арсенале их квартиры появится еще одна маска всем известного медведя. Да этому лилипуту помирать пора, а его все принимают за ребенка! Об этом-то и сказал Кинг, буднично чистя зубы перед сном и оглядываясь на давнего не совсем друга в отражении зеркала. Боже, зачем ему эти очки, и, пожалуйста, не снимай никогда этот ободок… - Долгая жизнь, правда? Вечно – это очень долго, - спокойно констатирует Кинг и смотрит в чашку с водой как-то задумчиво, что даже Бан успевает напрячься, будто предчувствуя что-то нехорошее, - у тебя в запасе еще много времени, в сравнении с которым у меня совсем ничего нет. И Бан думает. Долго-долго думает, не понимая, почему никогда не размышлял об этом, и почему вдруг об этом заговорил Кинг. Проблемы решаются по мере поступления, не так ли? Кажется, они оба склонялись к этому варианту, но означало это лишь то, что стрелка на часах однажды своего шага не сделает. Да что однажды – это само собой, а вот то, что это «однажды» ближе, чем хотелось бы думать – уже проблема. Он не мог уснуть, но лежал спокойно, смирно, равномерно выдыхая прохладный ночной воздух и прижимая к себе свою маленькую фею чуть сильнее, чем обычно. У Бана вечность, а то и не одна, правда, заключенная в мгновение. Мгновение, когда губы Элейн касаются его, и вода из источника вот-вот дарует бессмертие. Его возлюбленная была с ним лишь неделю, но это тоже маленькая вечность. А ее брат чего стоит? Вот дурак, думал, это Бан… убил ее. То что было потом уже немного подзабыто, но Бану кажется, что он неплохо помнит свою жизнь, хотя куда только влезают эти воспоминания? Еще одна вечность в мгновении, когда Бан просыпается утром и сжимает в объятиях одеяло, а то так приятно пахнет и раздраженно пыхтит в шею. Бан делает вид, что еще спит и Кинг не торопится закатить скандал, оставляя свою ладонь на чужой спине. Такой ли чужой? Тогда еще никто не знал. Этот миг помнится как сейчас, можно даже закрыть глаза и так же притянуть его к себе, и Кинг не раздумывая положит свою ладонь так же, как было в тот день. Этот миг будет жить вечно, пока жив Бан. Все соседи думают, что Бан спит с малолеткой, иногда охранники разных заведений, в которые они заведываются, подозрительно косятся, а порой на них накидываются стражи правопорядка, грозя Бану своей резиновой дубинкой и задаром клеймя грязным извращенцем и педофилом. Кинг, зараза, каждый раз смеется и порой подыгрывает, потом показывает свое водительское удостоверение или идентификационную карточку и с такой же довольной рожей слушает, как Бану приносят извинения. - Я слишком стар для этого дерьма! - восклицает бывший вор, хочет затащить своего спутника в переулок или спереть чью-то красную куртку, тут уж по настроению, а приходится скромно идти рядом, думать, что куртка не так уж и нужна, да и ночью маленькая фея превратится в настоящую искусительницу. Никому из них не кажется странным, что спустя все эти годы оба по-прежнему хотят друг друга. - Мир прекрасен, таким, какой он есть, - пожимает плечами Кинг, и кажется, что он устал от этой жизни куда меньше, чем сам Бан. В большом городе, где воздух пропитан выхлопными газами, где все воссоздано руками человека, где порой на улице не насчитаешь одного дерева, живет король фей, и его все устраивает. А как же леса и птички? В смысле научный прогресс? Кинг натягивает какие-то дурацкие колготки, рубашку, что ему размеров на десять больше, сапожки, потому что так любит, и берет уже не подушку — медведя. Подушка, дескать, в эти времена выглядит очень странно, а плюшевый медведь — это типа норма. - Тебе никто больше восьми не даст. - Тебе никто, кроме меня не даст, - высовывает язык Кинг, - а я может и не кажусь взрослым, но на подростка вполне похожу. Кинг прекрасно знает, что если Бан захочет, то найдется кто даст, но верит в верность, а Бан знает, что его фея дотягивает до подростка, правда, не уточняя, что где-то лет до двенадцати. - Почему вечность нельзя поделить? - выдыхает Бан, зарываясь носом в рыжие волосы. - Ты… любил меня? - совсем невпопад переспрашивает Кинг. Не спит. - Что за глупости, - отмахивается Бан, но в голосе отчетливо слышится: «В каждом мгновении». Поругаться из-за рассыпанного сахара — пожалуйста, из-за лужи на полу ванной, растаявшего снега в прихожей, сквозняка, пережаренных яиц, слишком раннего утра, дурацкой песни, из-за того, что они болеют за разные команды, из-за того, что нет настроения или постельное белье не того цвета. Всерьез ненавидеть друг друга или помыслить о том, чтоб разойтись — никогда. Бан перебирает чужие волосы, такие густые и мягкие, пахнущие цветами или женскими духами, как думают некоторые. Самые прекрасные. Бан привык быть королем в этой жизни. Все как он хочет, и пусть катятся все несогласные. Ему не страшна боль, его не старит время, ему не грозит смерть… Он сильный, бесстрашный и наглый, он берет все, что ему нужно, прогибаясь порой под общественные нормы, потому что это в принципе не сложно, да и вообще хер с ним. Ночь в кровати с феей провести приятнее, чем с грязными оборванцами в обезьяннике, а если уж ввязался в дебош, будь готов словить укоризненный взгляд и пинок в душ. Хотя не верится, что Кинг на самом деле злится или его осуждает, скорее просто воспитывает, играет свою роль женушки, от души веселясь и упиваясь ею. Черт знает, когда это произошло, но сколько бы не кичился Бан, королем его жизни давно стал Кинг. Зачем ему быть королем фей, если нет уже фей этих? А Бан, он тут, он ждет поцелуя перед сном и звонка после работы, чтоб встретиться и попить вместе кофе, потому что дома лень, да и вместе вкуснее. Наверно, Кинг отравил его, впервые оставив быстро исчезнувшие полумесяцы от ногтей на спине вора, заколдовал своими тихими стонами, привязал поцелуями, вернее Бан привязывал себя сам, бездумно падая в эту сладкую ловушку. - Незнание — сила, - с горечью признает Бан. Теперь он не сможет выбросить этого из головы. Кинг может сорваться с двадцатого этажа и приземлиться ровно на ноги, но тут ведь явно имеется в виду что-то другое? В душе разрастается страх, давно забытое чувство, но оно захватывает за раз целиком. То есть Кинга не будет рядом? Как это — его нет рядом? Теперь постоянно ждать неизвестно чего и опасаться, что вот сегодня фея не скинет фоточку со своим дурацким медведем у нового автомата с кофе, не пригласит попробовать, а когда Бан осушит свой стакан до дна не спросит: «Правда, моча какая-то?» - Я должен был сказать тебе. Ну, знаешь, чтоб это не было внезапно. Как умирают феи? Срочно нужно пособие с малейшими признаками, чтоб все было по секундам расписано, чтоб заметить в самом начале и точно знать, что есть еще мгновение оставить на губах поцелуй. Бан не любит загадывать на завтра, но он хочет быть уверен, что у них есть еще один шанс сплести пальцы, есть совместный завтрак и бойня за возможность первым сходить в душ. Бану будет на все плевать, он просто сграбастает своего мелкого и затащит с собой. Плевать на время, графики и расписания. Пусть все горит, но у них будет еще один день и еще одна ночь. - Это не прямо сейчас, - добавляет Кинг, поднимается на локтях, чтоб взглянуть Бану в лицо, гладит его щеку своей аккуратной ладошкой и проводит пальцами по губам, прежде чем оставить на них поцелуй. - Просто… я не знаю. Но феи ведь живут не вечно. Я не хочу оставить тебя одного. Быть, а потом раз и все… я знаю, ты перешагнешь через это, но для меня… - Ты вся моя жизнь, - перебивает Бан, будучи уверенным, что именно так должна закончиться мысль. Кинг улыбается, опускает голову ему на грудь и ничего больше не говорит, чувствуя, что Бан, может, и дурак, но точно его понимает. Он прижимается своим хрупким и слабым мальчишечьим телом, отдавая себя полностью и без остатка, вверяя себя в чужие руки до последней капли. И вот этот вот пацан — старый? Насколько известно, тела фей не разлагаются, и если он останется таким же милашкой, то хоть некрофилом становись. Но он так точно никогда не поступит. Он вор, но он не хочет себе безжизненное тело. Бан бы предпочел верить, что уже украл сердце, и этого у него не отнимет никто. Он вор, но как-то так сложилась судьба, что самые важные вещи-то он и не крал. Они сами плыли ему в руки, хотя он готов был отказаться от вожделенной воды, готов был отдать жизнь Элейн, готов был коротать века в темнице за преступление, которого не совершал… и Кинг, можно сказать, пришел в его руки сам. Оставалось надеяться лишь на то, что придет время, и лекарство от пока еще ненадоевшего бессмертия однажды тоже приплывет Бану в руки.