Cold...

       За окном был мягкий апрель. Зелёная трава пробивалась из земли, делая газон более мягким. На молодых черешнях и персиках, просыпались розовые цветы, украшая широкие кроны деревьев. А приятное солнце баловало всю эту красоту, создавая прекрасный пейзаж.        Но, не смотря, что за окном приятный апрель, Чимин неизменно проводил время в постели. В окружении носовых платков, лекарств и заботливой мамочки Джина. А после и в приятном времяпровождении с Чонгуком, который о нем заботился.        Пак хоть и не был самым младшим, но был самым слабым и болезненным, поэтому неизменно в прохладные времена он чихал и сидел в кровати с красными щеками. Когда над ним неизменно порхал взволнованный Джин, давая очередное горькое лекарство. Но в этот раз случилось по-другому. Джину пришлось уехать по делам, и на попечительстве у Чимина никто не остался. Даже Чон сейчас был на фотосессии, не зная о плачевном состоянии своего подопечного.        Но это было ненадолго… Ведь если Чон узнает, что случилось с его маленьким хёном, произойдёт что-то похуже атомной войны…        Общежитие было спокойно и молчаливо, каждый занимался своим делом, пока не вернулся макнэ. Это было понятно по характерному закрытию, а точнее хлопку входной двери, и направлению быстрых шагов по линолеуму на второй этаж, где находилась комната Чимина. Никого это не удивило, даже писка не прозвучало.        Взволнованный брюнет мигом добрался до второго этажа и нужной двери, но резко остановился перед тем, как зайти внутрь. Ведь он не знал состояние старшего, и боялся, что как-то помешает ему. Но он не узнает об этом пока не зайдёт.        С такими мыслями, макнэ положил бледную кисть на металлическую поверхность ручки двери, и с характерным скрипом все-таки вошёл в комнату. К его удивлению свет был выключен, несмотря на то, что на часах было 21:39.        Так как он ничего не видел, он мог слышать лишь шуршание простыни и одеяла в руках старшего. А также его тяжкое дыхание, будто он задыхался от жары, которая бушевала в нем изнутри. Немного придя в себя, Чон двинулся к кровати блондина, обходя препятствия в виде кресла, журнального столика и прочего, по памяти частого присутствия в той самой комнате.        Присев возле кровати на стул, Чон включил настольный светильник и тут же дёрнулся. До его ушей донеслось недовольное мычание и шевеление блондинистой шевелюры по подушке. А потом Чонгук заметил, что карие глаза Мина в упор наблюдали за ним, иногда хлопая пушистыми ресницами.        Увидев беспокойного младшего, Пак невольно почувствовал себя виноватым и, вытянув горячую руку из-под одеяла, прикоснулся к ладони макнэ, возвращая в сей мир и, заставляя обратить на себя внимание.        — Прости, Чонгук, — Сказал хриплым голосом Чимин, немного прокашлявшись, чем вызвал огромные глаза и торопливое возвращение его руки на кровать.        — Не переживай, всё хорошо, — Взволнованно протараторил Чон, прислонив прохладную ладонь к щеке Пака, и почувствовав сумасшедший жар, он испугался. — Тебе не больно?!        — Нет, теперь все хорошо, — На это действие Мин лишь с удовольствием прижался к прохладной и приятной руке Чона, потираясь о неё щекой и прохладным носиком, чем вызвал недоумение и почему-то приятное чувство внутри Чона. Но сладкий, а также немного хриплый голос Пака вывел Гука из очередного транса. — Спасибо, что заботишься обо мне и взамен ничего не просишь.        — Ты дурак Чимин? Как я могу просить что-то взамен? — Выдохнул Чон, погладив того по мягкой светлой копне. Наблюдая за болезненным Паком, который сжимал одеяло в бледных ладошках, будто стараясь спрятаться за ним.        Чимин был прекрасен даже в таком стоянии. Хоть это и странно звучало, но это действительно было так. Румянец на щеках дополнял бледное личико, глубокое оборванное дыхание, которое заставляло вздыматься грудную клетку старшего, тонкие пальцы, сжимающие и так мятое одеяло. А в голове появлялись мысли </i>«Черт насколько же он красив!»<i>       Прикрытые глаза, которые слабо слезились, словно это маленькое чудо скоро заплачет. Так и хочется прижать его к себе и успокоить, шепча на ухо до самого утра, что все будет хорошо, и он скоро поправиться.        Но Чон не мог этого сделать, ведь мог спугнуть Чимина, а тот его может к себе больше не подпустить, никогда. Этого Гук совершенно не хотел.        На данный момент его тревожили фразы и действия хёна, который только-только отпустил его кисть и сейчас наблюдал за ним. Словно у него не голова, а аквариум с рыбками, которых так обожал Пак.        В конечном итоге это он списывал на болезнь, мол, тот бредит.        Сейчас он просто уйдет, дав своему Мину выспаться, что он и собрался сделать, поднявшись со стула. Не успев сделать и шагу, как он почувствовал на своём рукаве юркие пальцы Пака. Который так отчаянно не хотел его отпускать.        — Чимин? — Удивлённо уставился шатен на кисть старшего, которая явно не отпустит его. Ещё большее удивление вызвало то, что он услышал шмыганье розового носика, а также скопление слёз в уголках прекрасных карих глаз, и явно это было не слезотечение.        — Не уходи! Почему ты не можешь остаться рядом со мной?! — На этом моменте Мин откровенно плакал, явно не просто так, тем самым заставив Чона сесть рядом на кровать и крепко обнять. На что старший был совершенно не против, даже положил голову на плечо младшего, скомкав в своих руках часть свитера.        — Х-хорошо я буду рядом, только не плачь, — Растерянно сказал Гук, прижимая к себе хрупкое и болезненное тело блондина, который так беспомощно прижимался к нему, иногда дергаясь от прерывистых шмыганий.        Он действительно был одинок, и не хотел отпускать от себя единственного родного человека. А Чон был таковым и никак по-другому, если он так цепляться за него. Как за последнюю ниточку, чего-то хорошего, тёплого и родного.        — Почему ты всегда так хочешь уйти, когда я болею? Неужели ты меня не любишь? Или как-то мешаю? — Сказал Чимин на полном серьёзе, ведь в себе он давно разобрался, но ему было страшно услышать отрицательный ответ от Чона, но он ошибался.        — С чего ты решил? Неужели весь этот нервотрёп ты себе устроил из-за того, что решил, что я не люблю тебя? — У макнэ был лёгкий катонический ступор после слов старшего, но он решил расставить все точки над «ё».        Гук аккуратно уложил Чимина на кровать, наблюдая за красными глазами от слёз, их причина расстраивала и смешила одновременно, ведь как он не может не любить своего хёна.        Чимин начал ещё что-то проговаривать, со срывающимся от слёз голосом, нервно сжимая край одеяла, а младший пропускал это всё мимо ушей, ведь нет смысла слушать бред.        Поэтому Чон решает заткнуть старшего самым доступным и приятным способом…        Понадобилась лишь секунда, чтобы губы макнэ коснулись губ старшего, и наконец, закончили поток бессмысленных слов. Причем он хоть и закрыл ему рот, но тот очень широко открыл глаза.        В ту же секунду, Чимин испуганно оттолкнул от себя Чона, вжавшись в изголовье кровати и прижимая ладонь к своим губам. А ведь немудрено, ибо Гук и не подозревал, что невольно украл у скромного блондина первый поцелуй.        Что испугало обоих. Чона то, что его Чимину настолько не понравилось, что тот так быстро его оттолкнул, и теперь больше никогда не подпустит к себе. А Чимина испугало то, что из-за такого необдуманного действия, Чон теперь отдалиться от него, но сделать сейчас ничего не мог, словно оцепенел и не мог даже пальцем двинуть.        — Прости, я тебя напугал. Думаю, мне стоит уйти, — Решив, что он тут все-таки лишний, Чон решает удалиться из комнаты, чтобы ещё больше не травмировать блондина. Поднявшись с мягкой кровати, брюнет направился к двери и только протянул руку к ручке, как услышав слабое…        — Стой…        Это заставило Чона обернуться, с удивлением наблюдая за Паком, который сидел неподвижно, и лишь вновь солёные капельки падали на белую и мятую простыню.        — Что? — Удивился младший, решив переспросить, вдруг у него уже слуховые галлюцинации.        — Прости Чон, ты меня не напугал, мне наоборот было приятно, но… — Слабо замялся Пак, сжимая в кулачок простынь, но все-таки решился. — Просто это был мой первый поцелуй, и я испугался из-за не умелости, и то, что тебе не понравится…        — Хён, ты точно дурак, — Выдохнул со слабой улыбкой Чон, вновь сев на кровать и взяв бледные руки в свои, недоуменного Чима, который сейчас удивлённо хлопал ресницами, наблюдая за ним. — Ты за эти полчаса столько бреда сказал, я не могу просто.        — Почему это? — Слабо подал голос Чимин, сжав тёплые руки младшего, чувствуя после его слов каким-то дураком, но причину этого не знал.        — Так, давай я отвечу на твои страхи. Во-первых, я тебя люблю, и не важно во здравии или в болезни. Я всегда тебя люблю, и только попробуй мне в этом усомниться.        После этих слов на глаза Мина ещё больше накалились слезы, только теперь счастья. Вследствие чего, посильнее сжал руки Чона, только теперь чтобы его ни за что не отпустить.        — Теперь понял горе ты моё блондинистое? — Потянув Пака за тонкую кисть на себя, тут же крепко обняв и уткнувшись в мягкие волосы, чувствуя приятный запах карамели.        — Да… — Тихо, но счастливо ответил старший, сжимая между пальчиками ткань тёмного свитера, уткнувшись до их пор холодным носиком в ключицы, вдыхая приятный запах корицы, который немного горчил. Но вновь у Чима полыхнул румянец на щеках, но уже не от простуды.        А именно из-за того, когда Мин почувствовал прохладные руки Чона на своей талии. Только уже под свободной пижамной рубашкой, вызывая слабый выдох на ключицу младшего. Не успел он, и положить голову на широкое плечо, как сильная кисть ухватила Пака за подбородок. Заставляя поднять кремовые глаза старшего на карие глаза брюнета, сделав румянец только ярче.        Наблюдая за полностью расслабившимся хёном в его руках, Чон невольно хотел спрятать это чудо ото всех, чтобы он был только его. Но из-за этого никто не поймет, что это белобрысое создание отныне теперь только его. И если к нему приблизятся, то можно невольно стать кучкой пепла.        — Вот насчёт твоей неумелости в поцелуях, поверь мне, это легко исправить, — При этих словах Чон повалил старшего на кровать, нависнув сверху, тем самым заставив тонкие и длинные ножки блондина повиснуть на его пояснице. — Если ты, конечно, этого хочешь? — Издевательски выгнул бровь Чон, хотя уже знал ответ на этот вопрос.        Вместо лишних слов, Чимин осмелел, обняв брюнета за шею, и поцеловал того в губы. На что Чон охотно ответил, прижав хрупкое тело блондина к себе. Переходя из аккуратного и трепетного поцелуя в томный и глубокий.        То, что происходило за дверью в комнату Чимина, было жутким секретом. Но очевидцы утверждают, что из-за двери доносились тяжкие вздохи и оборванные хриплые стоны, которые перетекали в громкие и четкие.        И только Джин понял, в чем дело, когда вернулся в общежитие и зашёл в комнату Чимина, чтобы проверить его состояние. Ким сначала заметил разбросанные вещи вокруг кровати в радиусе 5 метров. Не понимая в чем дело, он бросал быстрые взгляды из угла в угол. А после он все понял, увидев, как блондина обнимает Чон, жадно прижимая к себе.        С удивлением шатен заметил, как жар, разрывающий Пака изнутри ранее, сейчас пропал. И сейчас он спал, не шмыгая носом и задыхаясь от того же засорения носа. А с удовольствием без преград вдыхал любимый запах горьковатой корицы, утыкаясь в излюбленные ключицы.