На струнах боли

- Стойте, - просит Хонго. Хочет потребовать, но голос срывается. Да и нет в этом никакого смысла - тренер Нитта никогда не прощал им ошибок на поле. Этот проигрыш не исключение. - Хватит! Это я не справился, меня наказывайте! - рычит Хонго и подаётся вперёд, но оступается и замирает испуганным кроликом, напарываясь на жёсткий взгляд тренера. - Пора бы уже запомнить, Масамунэ: я наказываю тебя, а ты наказываешь Ренджи. Только ты виноват в происходящем. А теперь - с дороги, если не хочешь остаться и посмотреть, - ровным голосом проговаривает Нитта и касается кончиком розги щеки Хонго. Ренджи молчит, только едва заметно улыбается, кивает - и Хонго отходит в сторону, пропуская их в комнату для наказаний. Как же он ненавидит всё это! Эту комнату, этого тренера и необъяснимый, животный страх, который он вызывает. Ненавидит смирение Ренджи и собственную слабость, из-за которой тому приходится терпеть всю эту боль. Хонго прижимается щекой к захлопнувшейся двери, сжимает пальцы в кулаки до боли, стискивает зубы - и считает стоны Ренджи. Каждый хит соперника, каждая отданная база, каждый ран - Хонго знает, сколько ошибок совершил в сегодняшнем матче, знает, сколько новых рубцов останется на исполосованной шрамами спине Ренджи. Каждый из них он высек на некогда нежной коже собственными руками. Своей неуверенностью и слабостью он причинил Ренджи столько боли... Хватит. Это последний раз. - Клянусь, Рен, это последний раз, - снова обещает Хонго, когда тренер выходит из пыточной, впуская его и оставляя с Ренджи наедине. Сколько раз он уже нарушал это обещание? Белёсые шрамы, перечерченные свежими алыми следами, накладываются друг на друга, и пересчитать их невозможно. Тренер бьёт аккуратно, чтобы не травмировать, но вымоченные в солёной воде розги распарывают кожу, навсегда оставаясь с Ренджи болью и воспоминаниями. Их не смыть, как кровавые потёки, не залечить мазью. Ренджи будет хранить напоминания о слабости Хонго до конца своей жизни. Как же это, чёрт возьми, несправедливо! - Всё хорошо, Масамунэ, - уверяет Ренджи, и Хонго не в силах сдержаться. Следующий сиплый вдох обрывается всхлипом - Хонго зажимает рот ладонью. Голос Ренджи дрожит, как и ресницы, и искусанные губы. Хонго хватает аптечку, падает на колени перед скамьёй, на которой распластался Ренджи, и пытается отвинтить крышку пузырька с антисептиком, когда Ренджи зовёт: - Не так, Масамунэ. - Хорошо. Хорошо, сейчас, - шепчет Хонго. Наклоняется низко - чувствует лицом жар, исходящий от располосованной спины - и подхватывает языком катящуюся по влажному боку капельку крови. Соль и горечь наполняют рот. Хонго прижимается губами к ранам, посасывает и вылизывает их, чувствуя, где рассечённая кожа открывает нежную плоть. Ренджи приподнимается и стонет, просит на выдохе: «ещё, ещё» - у Хонго сердце обрывается от его голоса. На контрасте со спиной, ягодицы Ренджи гладкие и ровные. Едва заметные светлые волоски приподнимаются, когда Хонго проводит языком по чувствительным местам, когда стягивает штаны и трусы ниже, раскрывает Ренджи и ласкает нежные края ануса. Не глядя берёт из аптечки нужную баночку и макает пальцы в густую мазь. Всё что угодно, лишь бы отвлечь Ренджи от произошедшего хоть ненадолго. Возбуждение вымещает из сознания всё лишнее, ненужное сейчас, и Ренджи стонет сладко, когда скользкие пальцы Хонго проталкиваются внутрь его тела. Ему нравится это - чувствовать Хонго в себе. Его пальцы, член, язык - его переживания, его злость и страх. Нравится, как огненная боль въедается всё глубже, течёт по венам, разжигая тело, и взрывается маленькими фейерверками в груди, в голове и там, где член Хонго растягивает до невозможности. Чувство неправильное, постыдное, но дурманящее словно наркотик - Ренджи уже не может отказаться от этого. Хонго не умеет быть нежным, и в этом его особое очарование. На поле он жаждет разорвать противника в клочки, его аура давит на соперников и вселяет уверенность в собственную команду. Но в моменты, подобные этому, когда вся сила, злость и боль Хонго сконцентрированы лишь на нём, Ренджи теряет голову от восторга. Тренер считает, что приручил этого дикого дикого зверя, но Ренджи знает, что рано или поздно Хонго сорвётся с его поводка. Тогда тренеру Нитте не поздоровится, ведь единственный, кто может удержать Хонго голыми руками - это он, Ренджи. Собственная власть пьянит, каждое его слово для Хонго - истина в первой инстанции, каждая улыбка - дороже золота, Ренджи знает это. Хонго так беззаветно любит его, что даже боль переплавляется в удовольствие под его грубыми руками. - Я не позволю больше... Не позволю ему, - шипит Хонго, сжимая задницу Ренджи сильными пальцами и трахая так мощно, что тот даже ответить не может. «Я убью его», - читается между строк в этих отчаянных словах, но говорит Хонго другое: - Ни одной ошибки больше. Ни одного поражения. Не позволю. Ренджи приподнимается на руках, прогибая исполосованную спину - потревоженные раны снова открываются, и боль обрушивается на него горячей волной. Сплетается с той болью, которая вспыхивает внутри от каждого резкого движения Хонго - и Ренджи кричит в голос, позволяя ощущениям захлестнуть себя с головой. - Мой, мой, не отдам, - слышится отчаянный шёпот Хонго на грани сознания. Ренджи улыбается - и захлёбывается собственным оргазмом.