Праздник в Венгерберге.

Весь Венгерберг ждал своего праздничного чуда. Раздавались сказочные смешки детей, веселившихся на ледяных горках и мастерящих снеговиков причудливых форм. У взрослых была своя история: кто-то в одиночестве романтично бродил вдоль усыпанных щебнем дорожек, другие в компании веселились, культурно и не очень. Стражей порядка тоже вел свой сюжет в эту ночь — они были вынуждены хранить покой граждан, а не проводить её в кругу семьи. Не каждый был этому рад, основная часть спала на своих постах, лишь бы побыстрее закончилось дежурство, выдали праздничную премию и отпустили к своим близким. И несмотря на то, что центр города кипел жизнью, многие граждане находились, вероятно, в таверне. Лишь малая часть решила провести время в своих уютных гнездышках, в одиночестве или компании близких. Большинство улиц освещалось лишь светом фонарей. Однако на одной улице стоял дом, который лучился светом. Двухэтажный кирпичный домик с расписной дверью. Табличка над ней когда-то носила известное имя, но сейчас ни один путник не разберет надпись, сквозь слой мягкого снега. Каждое окно этого дома было украшено еловыми ветками, игрушечными эльфами и другими игрушками. На одном из таких окон второго этажа славный воробушек горюнился в ожидании некоего чуда. Легкие снежные хлопья нежно падали на крылышки этой милой пташки, но ей они явно не нравились. Измученный своим горьким одиночеством, он отряхивался, когда мог. Ранее он был поглощен тем, что происходило посреди света, там, за окном, но ничего не понимающий в этом воробей потерял интерес. Он продолжал ждать своих чудес в эту зимнюю ночь. В свете огней, за прозрачным окном, кружилась в медленном танце пара — седой мужчина и женщина, в черном и белом. В счастье и безмятежности. В их комнате стояла тишина, лишь в камине потрескивали поленья. Пара перешептывалась, мужчина периодически мягко улыбался. А женщина… она частенько заливалась красивым смехом. Ему это нравилось. Стоял приятный букет запахов: корица, воск и свежая выпечка. Сирень и крыжовник. — Неужели, Геральт, мы встретим с тобой наш первый Новый Год в такой сказочной обстановке, вдвоем и без каких-либо проблем… — ее с трудом было слышно из-за плеча седовласого мужчины, которого звали Геральт из Ривии. — Ты произнесла это с такой грустью, Йен. Разве мы не заслужили? После стольких лет, связанные моим желанием… — взор устремился на картину под названием «Корабль дурака». «Эх, какое глупое название» — подумал ведьмак. — Primo, не глупое, оно отражает истину, которую ты, мой друг, прекрасно знаешь — осторожней в своих желаниях. Secundo, чтение мыслей меня утомляет — не скрывай от меня ничего, прошу. Terzo, не с грустью. Я отдыхаю и спокойна, в кои-то веки. Quarto, и ты говоришь, что я произнесла это с грустью? Ха. Да, мы заслужили этот покой. И Quinito, я… — закончить он ей не дал. Просто объял поцелуем, страстным, она не отпрянула. Лишь улыбнулась. Ее фиалковые глаза горели благодарностью. Он начал стесняться ее улыбки, задумчиво отвернулся. Чародейка лишь хихикнула. Эти минуты молчания были особенными. Не та тишина, которую прямо выдавливают. Ее сохраняли, потому что хотели ей насладиться. Своего рода знаком стало то, что и воробей нашел свою компанию. Теперь он весело прыгал с партнёршей на заснеженном выступе, задорно чирикая. Им не хотелось улетать, они продолжали греться от тепла этого дома. Было ли тепло? Происходило оно от той необъяснимой атмосферы, исходящей из комнаты или от многочисленных свеч? Йеннефер не знала, замечал ли это ведьмак. Для нее это было символом, красивым и благополучным. Далеко в центре взорвалась пара снарядиков, в небо полетел дракон и раскрыл свои крылья над крышами десятков домов. Улицы залились радостными криками детей и лаем бродячих собак. Воробьи крутили головами, но ничего не понимая, продолжили общаться на своем языке. Йен спокойно поднялась на носочки, чтобы сильнее обнять ведьмака. Он ответил. Прихватив ее за талию, они закружились под ее громкий смех. Он заметил слезы, когда опустил ее. Слезы радости. — Я не плачу, — сказала она, вытирая платком слезинку со щеки. — Я знаю, — произнес он, собирая пальцем новую слезу. Она вновь опустила голову ему на грудь и нежно провела пальцем по свежему шраму на груди ведьмака. Глубокий вздох потревожил Геральта, который вдыхал аромат ее волос, носивший цвет вороного крыла. «Сейчас начнется», — появилась мысль в голове Геральта. — Не начнется — сказала она. Я же просила, не скрывай от меня ничего. Это так изматывает, а ты ведь не хочешь, чтобы я устала раньше времени… Взор ведьмака невольно пал на изрядно потертого единорога. Бедная зверюшка во многих местах не имела шерсти, от основания копыт шли трещины, а хвост был взъерошен и напоминал метлу ехидной ведьмы из детских сказок. — Может, немного усталости не повредит — добродушно ответил ведьмак, но почти сразу же осознал степень своего промаха. — Не злись, Йен, — поторопился он, — то был чертовски заманчивый контракт. — Я не злюсь — прошептала о она над его ухом, без надежды, что он поверит. Он поверил. Взгляд чародейки вновь пал на теперь уже пустое окно. Из него был виден лишь снежок, салют и большую полную луну. Йеннефер закрыла глаза. Старалась ни о чем не думать. Но все же одна мысль вылетела. «Мне хочется к камину. Я хочу быть с тобой там, любить всем сердцем» — протяжная мысль длилась для нее вечность. Для него — лишь мгновение. Он подхватил ее на руки, крепко поцеловал и направился ближе к огню, где их ждала мягкая медвежья шкура и два бокала туссентского вина. К вину они не притронулись... Оно было мягко разлито на полу от толчка чародейской руки… Свечи погасли щелчком его пальцев. Воробьи вернулись к окну и смотрели на них с любопытством.