— Пора! для этого огня — Стара! — Любовь — старей меня! — Пятидесяти январей Гора! — Любовь — еще старей: Стара, как хвощ, стара, как змей, Старей ливонских янтарей, Всех привиденских кораблей Старей! — камней, старей — морей… Но боль, которая в груди, Старей любви, старей любви…
***
— Док, Док! — Салли влетает в кабинет его конторы (и пусть снаружи она напоминает старый гараж), счастливо сверкая глазами и не сдерживая охватившего её восторга. — Он возвращается! Хорнет вздыхает и откладывает в сторону географическую карту, понимая, что сегодня работать уже не придётся: — О чём ты, Салли? Точнее о ком? — Молния! Молния едет сюда, представляешь? Она нависает над ним, ожидая столь же радостной реакции, но Док медлит: что-то кажется ему непонятным. — Зачем? Он получил всё, что хотел. Он отработал свой административный арест, и здесь… «…здесь его больше ничего не держит» — хочет сказать Хорнет, но голубые глаза девушки не дают ему так жестоко с ней поступить. — Ой, да ладно, — отмахивается юный адвокат и зовёт мужчину за собой. — Идём, Док, надо подготовиться к его приезду. Вдруг с ним приедет кто-то из репортёров? Это такой шанс показать наш городок. — Но для чего ему сюда приезжать? — всё ещё сомневается мужчина, но Салли, ловко ухватив за руку, вытягивает его из-за стола. — Разве это важно: «почему»? Может, он соскучился? «Ну да, ну да, — хмыкает Хадсон и идёт за ней следом. — Соскучился он».***
— Я соскучился, — заявляет Молния, улыбаясь во все тридцать два зуба. — Салли, дорогая, ты чудесно выглядишь, — он обнимает девушку, и та светится от счастья. — Теперь моя очередь, — влезает Мэтр, расталкивая обнимающуюся парочку. — Олли, красавчик! Какими судьбами к нам? — Я же говорю — соскучился, — хлопает его по плечу Молния, но парень не даёт ему так просто отделаться и обнимает двумя руками, крепко сжимая. МакКуин сдавленно хрипит, но это лишь подзадоривает Мэтра, и он, кажется, не собирается выпускать друга. — Эй, знаменитость, иди сюда, — Фло подзывает его к себе и тоже заключает в объятья. Это будто пускает в ход невидимый механизм, и начинаются поздравления: каждый походит к парню, то хлопая по плечу, то пожимая руку. Тут и там слышатся приветственные, радостные восклицания и прочий гвалт голосов. Лишь Док стоит в стороне, скрестив руки на груди, и смотрит на улыбающегося мальчишку. Он не ждал его приезда, так что может подождать ещё. Поток ликующих речей, казавшихся бесконечными, неожиданно кончается, повисает тишина. Молния поворачивается к Хадсону и смотрит своими невероятными голубыми глазами, ставшими ещё ярче с их последней встречи. — Док, — хрипло обращается Молния к нему, и голос мальчишки прерывается. Хорнет смотрит на него фирменным суровым взглядом, умеющим гасить даже самые буйные эмоции, но сейчас отчего-то не работающим. Молния так же светится от счастья и не думает пасовать перед строгим выражением лица своего временного наставника. Мальчишка неуверенно протягивает руку: — Я так рад вас видеть. Хадсон смотрит на его дрожащие пальцы, на то, как он нервно покусывает губу, как блестят на лбу мелкие капли пота, смотрит и всё не может понять, что же Молния тут забыл. — Ой, хватит, Док. Давай, обними его, — Мэтр не выдерживает напряжения момента и по-простому толкает Молнию навстречу мужчине. Силы в крепком деревенском парне хоть отбавляй, и жилистый чемпион отлетает прямиком в объятья Хорнета. Надо отдать ему должное — не в раскрытые. Но в последний момент он пересиливает себя и поддерживает мальчишку от унизительного падения. Секунда, и они оказываются близко-близко (чересчур близко). И Док видит, что глаза действительно сияют радостью встречи, на тонких губах играет настоящая улыбка, а капельки пота не такие уж маленькие. Дрожащие руки хватаются за его пиджак (помнёт ведь), а горячее дыхание щекочет шею. — Ну вот, другое дело, — довольно кивает Мэтр и радостно хлопает в ладоши. — Теперь всё как надо. «Это вряд ли», — думает Док и отпускает парня, невзначай проводя ладонью по спине. Влажная футболка, крепкие натренированные мышцы и нервное напряжение — всё это такое юное, такое открытое… Они идут в кафе к Фло, хотя Док совсем не собирался идти вместе со всеми: у него есть работа. Они сидят и слушают рассказы Молнии о прошедшем соревновании, хотя Док совсем не собрался это слушать: у него и своих дел хватает. Они поздравляют парня и салютуют бокалами в его честь, хотя Док не пьёт днём: дел невпроворот. И Док совсем не собирался задерживать взгляд дольше положенного на том, как Молния вытирает пивную пену с губ. Потерпеть пару дней пребывание мальчишки, нарушающее размеренную жизнь Радиатор-Спрингс, Док согласен, потому что знает: скоро мальчишка уедет — сегодня или завтра — время покажет.***
Как ни странно, но ни на следующий день, ни на последующий Молния не уезжает. Даже наоборот — закупает в номер мотеля «Конус на асфальте» какие-то безделушки. «Чтобы сделать его более уютным», — объясняет МакКуин, с которым Док совершенно случайно сталкивается в магазинчике у Лиззи. Что юнец хотел купить у этой старьёвщицы — не понятно, но вышел Молния с большим пакетом. Точнее, они вышли вместе, но это получилось совершенно случайно: Док забрал необходимые документы у старухи, а Молния как раз закончил рассчитываться за покупки. — Вы сейчас куда? — интересуется юноша, щурясь от яркого солнца. — К себе, — несколько удивлённо отвечает Док, подозрительно оглядывая Молнию. Но тот выглядит вполне дружелюбно, и мужчина решает разъяснить: — Мы с Лиззи думаем построить дом-музей Стэнли. Дань основателям, так сказать. — Здорово, — искренне соглашается Молния и, к большой неожиданности Дока предлагает: — Если хотите, я могу чем-нибудь помочь. Хадсон хмуро поджимает губы и с сомнением качает головой: — Вряд ли. Салли уже помогает мне с документами, Сержант собирает старые газетные вырезки, а Рамон будет заниматься оформлением. Так что… Молния опускает голову вниз и выглядит… обиженным? С чего бы? Разве он не хочет поскорее покинуть их захудалый городишко и вернуться в нормальный город? — Когда ты собираешься уезжать? — напрямую спрашивает Док. Он не хочет как-то обидеть Молнию, но тот странно реагирует на этот вопрос: его лицо покрывается красными пятнами, а улыбка пропадает. — Не знаю. Не скоро. Да. Не скоро, — отвечает юноша, но как-то неуверенно, будто решил это только что. Повисает неловкое молчание. Эх, как же было легко общаться с ним, когда они денно и нощно тренировались, задерживаясь допоздна на поле. Как непринуждённо подкалывали друг друга, то укоряя в медлительности, то признавая поражение. Как устало валились на капот, полностью осушая припасённые бутыли воды. Кажется, это было давно, но на самом деле прошло только три месяца. Три месяца одиночества и скуки, в которой Док не мог себе признаться. Но так они прошли лишь для него — Молния пожинал лавры победы, развлекался, то и дело мелькая на первых полосах газет. Хоть юнец и не получил Кубок Поршня, о его великодушии к Ченгу Тюнингу говорили на каждом углу, что сделало его куда более знаменитым, чем приехавшего первым Чико Хикса. — А что, я уже вам надоел? — Молния усмехается, вновь напоминая того самоуверенного и несколько эгоистичного юношу, каким он был, когда попал в Радиатор-Спрингс в первый раз. — Если надо, я готов вновь заняться исправительными работами. Только сначала отнесу покупки к себе, — торопливо исправляется он, и Док не выдерживает и улыбается: — Нет, не надоел, просто… Разве тебя не ждут новые победы, репортёры, фанатки? Молния безразлично пожимает плечами: — Может быть. Откуда мне знать. И вновь мужчина не знает, что сказать: Молния ведёт себя не так, как обычно. Он не язвит, не бахвалится и больше не лезет на рожон. Такой спортсмен нравится Доку куда больше, но признаваться в этом он не будет. — Док… — несмело начинает Молния, желая что-то попросить. Док вопросительно смотрит на него, подмечая, как играют лучи солнца в золотых волосах, как переливается красная прядь, то и дело попадая в глаза. Как Молния смахивает её и перекладывает пакет из одной руки в другую. — Я хотел бы снова начать наши тренировки. Мой Додж готов к новым испытаниям. Вам стоит увидеть, как я его модернизировал: поставил обновлённую систему изменения фаз газораспределения, установил на заднем мосту вискомуфту, и самое главное — поставил новый движок на одиннадцать килограмм легче предыдущего. Это радует меня больше всего. Прикиньте, насколько манёвреннее будет… Молния рассказывает взахлёб, то и дело запинаясь, а Док его не слушает: ну что, скажите на милость, ему с ним делать? Малец считает его лучшим, но когда это было? Да, он показал ему парочку невероятных приёмов, но время, когда Хадсон был Тем-Самым-Хадсоном-Хорнетом, давно прошло. Сейчас появляются новые машины, гонки становятся круче, уровень — выше, а время, за которое тачки развивают скорость с нуля до сотни, давно превысило когда-то рекордные десять секунд. Молния вопросительно смотрит на своего наставника, по-видимому, ожидая ответа на какой-то вопрос, который мужчина прослушал. «Эх, незадача. Неловко вышло». — Сегодня вечером у вас есть время? Если нет, то я помогу вам с музеем, и оно появится, — наивная простота и открытость, появившиеся в мальчишке совсем недавно, не устают удивлять Дока. — Ладно, — соглашается мужчина, и кивает на прощанье, собираясь направиться в сторону своего гаража. — Давайте я вас провожу, — в очередной раз удивляет его юноша и идёт следом. Док не соглашался. Док не видел в этом необходимости. И Док совершенно не собирался проводить с Молнией больше времени, чем положено.***
— Тебе пора. — Нет, дослушайте. Потом она мне говорит: хочешь посмотреть на мой «Гумперт Аполло»? Ясное дело — я купился. Его же свернули в две тысячи тринадцатом. Так ещё он сотню за две и девять достигает. Согласитесь, крутой малыш. Ну, я иду за ней, смотрю, а она к чёрному ходу. Ладно, думаю, шифруется — наверное, не хочет, чтобы кто-то видел её тачилу. Хотя, странно: это же — Парадиз-Холл, тут такие машины только приветствуются. Выходим на улицу и… что вы думаете? Правильно! Ни-че-го. Хрен с маслом. Док фыркает, смеясь над наивностью юного гонщика. А ещё хмурится — ругательство было лишним. Ведь это же бранное слово выводит его из себя, а не то, чем Молния мог заниматься со своей новой знакомой возле чёрного хода? И Док не желает представлять, чем это кончилось. — И чем всё кончилось? — не удержавшись, спрашивает он, стараясь придать своему голосу безразличную интонацию и нещадно укоряя себя за излишнее любопытство. Но Молния лишь отмахивается: — Да ничего особенного. Я как увидел, что тачки нет, сразу понял, что ей надо, а она и скрывать не стала: сразу ко мне полезла. — И?.. «Нет, определённо, надо поработать над своим контролем. И давление померить. Что-то шалит оно сейчас», — Док почёсывает бороду, не смотря на Молнию. — Да и всё. Молния делает глоток и завинчивает крышку. Отбросив бутылку на заднее сиденье, он поворачивается к Доку и спрашивает, как ни в чём не бывало: — Ещё кружочек? Док глубоко вздыхает, пытаясь успокоиться. Вечерний воздух проникает в открытые окна машины, потемневшее небо с яркими крупинками звёзд нависает над ними, а вокруг — пустошь и безлюдные поля Радиатор-Спрингс. Впереди «кольцо», где тренировался Молния в прошлый раз. Они вновь здесь, как будто не было этих трех месяцев, за которые Молния, небось, успел переобжиматься со всеми своими фанатками, коих было предостаточно. «И не только переобжиматься», — мрачно признаёт Док, бросив беглый взгляд на сидящего рядом парня. Высокий, светловолосый, двадцатилетний юноша, с поразительными глазами вполне обоснованно пользуется успехом у девушек. Только это почему-то совсем не нравится Доку. — А Салли знает? — будто невзначай спрашивает Док, стараясь не слишком внимательно разглядывать молодое лицо в ожидании ответа. — О чем? — отстранённо уточняет Молния, проверяя горящие значки на приборной панели. — О тебе и этой… как её звали?.. — Нет, конечно… Док бесконтрольно сжимает пальцы в кулак. — …Было бы что там знать, — заканчивает Молния и снова поворачивается к нему: — Господи, Док, какая разница? Далась тебе эта ситуация! Я развернулся и ушёл — что там рассказывать? Мужчина старательно прячет улыбку в усах. Вечерний воздух перестаёт казаться холодным и неприятным, а темнота приобретает особо тёмные и интимные оттенки. — Ну что, готов? — с азартом спрашивает Док и задорно смотрит на Молнию. — Ещё спрашиваешь, — пылко отзывается юноша и поворачивает ключ в замке. — Приготовься, мы стартуем! Молния газует, и машина с визгом срывается с места, слегка бороздя колёсами гравий. Юноша крепко сжимает руль и вглядывается в слабо освещённую дорогу, а Док мысленно хмурится: Молния иногда забывает добавлять обращение «сэр», от чего переходит с уважительного «вы» на приятельское «ты». Эту фамильярность Хадсон не собирается ему спускать: глядишь, такими темпами они скоро дойдут и до совместных вечеров в баре Фло с распитием пива, как близкие друзья. Но они не друзья. Ученик и учитель — не больше.***
— Док Хадсон не только мой наставник, но и лучший друг, — серьёзно заявляет Молния, сцепив руки в замок. Он сидит на диване в баре Фло и непринуждённо отвечает на вопросы недавно приехавших журналистов. Хозяйка бара рада такому наплыву, поэтому то и дело наполняет их кружки, бросая довольные взгляды на Салли, находящуюся неподалёку. С ней рядом Мэтр, который с интересом рассматривает всё оборудование, занявшее добрую половину свободного места. Док же сидит в дальнем углу, хмуро глядя на журналистов, вьющихся возле Молнии. Точнее — журналисток. Кроткие платья, глубокие вырезы и совершенно неуместные для их города высокие каблуки — если бы не камеры и звуковое оборудование, Док бы решил, что это просто притворившиеся фанатки. — Вы проводите с ним много времени? Чему ещё он вас обучил? Вопрос вполне обычный, но Док вслушивается ещё сильнее, с неохотой признаваясь себе, что, да, ему любопытно. — Многому. И я сейчас говорю не о гонках, фирменных приёмах или секретах победы. Я говорю о характере, о чести, о мужестве и силе духа. Док улыбается. Если мальчишка сейчас не льстит, то его слова как бальзам на сердце. Хадсон и в самом деле старался вбить в его голову не только хитрости вождения по бездорожью, но и сделать из него достойного юношу. Сияние камеры ослепляет, и Док морщится, недовольный бестактностью операторов, буквально влезших ему в лицо. — А вот и тот самый Хадсон Хорнет. Уделите нам пару минут? — весело щебечет девушка и тянет к нему микрофон, но мужчина не намерен терпеть такое обращение. — Нет, — резко отвечает он и встаёт. Стул противно и громко скребёт по деревянному полу, и девушка морщится. Удовлетворённо хмыкнув, Док выходит не обернувшись и не видит, как Молния грустно смотрит ему в след. Непривычно яркий свет вывесок и фонарей ярко освещает улицы, хотя время уже позднее. В Радиатор-Спрингс экономят электричество, но сегодня, в честь приехавших репортёров, сделали исключение. Хорнет устало вздыхает: как ни старается Салли вывести их городок на новый уровень, вероятность этого падает день ото дня. Прогулочным шагом, полезным для его пятидесятилетнего сердца, мужчина направляется к своему дому. В последнее время он остро чувствует одиночество. Необоснованное, непривычное и… острое. Отмахнувшись от угнетающих мыслей, Док заходит внутрь. Его одноэтажный дом небольшой, но уютный. Правда, сейчас он бы так не сказал. Темнота комнаты неприятно давит, а тишина будто отдается звоном в ушах. «Самое тёмное время перед рассветом, — вспоминает мужчина и ложится. — Завтра это ощущение пройдёт. Всё будет как обычно. Несомненный плюс нашего городка состоит в том, что ничего необычного и экстраординарного тут не происходит».***
— Это просто невероятно! — бушует Луиджи и неистово трясёт газетой.— Orrore! Такое оскорбление, такой ужасный новость! Scandalo! Док пьёт кофе, искоса посматривая на размахивающего руками итальянца. — Andiamo in tribunale! Mamma Mia! Insulto нашего героя! От переполняющих эмоций его акцент становится ещё острее, и Док не совсем понимает, что он говорит. Склонившись к Рамону, натирающему стаканы, Док тихо интересуется: — Что случилось? Молодой мужчина хмуро смотрит на него, почёсывая забитую татуировками руку, а потом, таинственно оглянувшись по сторонам, достаёт из-под стойки такую же газету и бросает ему: — Смотри сам. Не понимаю, когда успели напечатать, вчера же только приехали, скользкие слизни… Хадсон берёт в руки газету — если её можно так назвать, ведь она больше всего напоминает листовку на две страницы, — и замирает. На всей первой полосе красуется фотография Молнии и Хорнета, сделанная, по-видимому, ещё во время гонок за кубок Поршня. Но хуже всего — надпись: огромная, яркая и вызывающая. «Молния и Док Хадсон — ученик и учитель или тайные влюблённые?! Подробности о тайном увлечении юной звезды, променявшей огни Нью-Хелм на родной городок Хорнета, ждите в нашем эксклюзивном выпуске уже в ближайшие дни!». У Дока дрожат руки, а на виске играет жилка. «Чёртов МакКуин и его прихвостни-репортёры!» — Док вытирает вступивший пот со лба и с неумением смотрит на свою дрожащую ладонь. Ненавидя себя за слабость, он отбрасывает газетёнку, как дохлую крысу, и встаёт из-за стола. «Надо что-то делать, но что? Написать опровержение, пойти жаловаться, убить МакКуина?» — Док, вот ты где, — раздаётся размеренный голос Филмора, и Док матерится про себя: видеться с кем-то ему сейчас совершенно не хочется. К тому же с этим пацифистом-хиппи всегда ходит Сержант, а выслушивать от него нравоучения и воинственные призывы «уничтожить всех разведчиков» — меньшее, что нужно Харнету сейчас. Намереваясь уйти и обойтись без разговоров, мужчина лишь кивает им и направляется к выходу, но путь ему преграждает, как ни странно, Филмор. — Тебя Молния ищет, — выдаёт он мальчишку, отбрасывая длинные зеленые волосы за спину. — Он поговорить хочет. У Реда в пожарке сидит. Тоже прячется. Док кивает, неожиданно проникнувшись симпатией к этому странному пареньку, и направляется в сторону пожарной части. «С Молнией необходимо поговорить. Как следует отчитать и не обращать внимание на его извинения».***
— Я хочу извиниться, — заявляет Молния, как только Док заходит в маленькую комнатку Реда. Хозяин, а по совместительству их пожарный, сидит рядом с ним, отпаивая Молнию чаем. Однако при появлении Дока ретируется, кивком указав на полный чайник, соответствующий всем требованиям безопасности. — За что? — устало вздыхает Док и садится рядом, наблюдая, как юный гонщик наливает ему чёрный свежезаваренный чай. Когда Молния тянется к сахарнице, Док останавливает его, предупреждающе подняв ладонь. Юноша без слов понимает его и пододвигает к нему кружку. — За то, что нарушил Ваш покой. Снова. И вновь принес неприятности нашему городку. «Нашему», — подмечает Док, но молчит. — Я не хотел, чтобы так вышло. И вообще не говорил ничего… такого. Они сами всё придумали, — оправдания выходят жалкие и детские, и Молния злится на себя за них. — Поймите, сейчас там, в городах, не… нетрадиционные отношения становятся пиаром. Способом заявить о себе, и… — юноша запинается. Объяснения выходят скомканные и совсем не такими, какими должны быть. МакКуин знает Хадсона: мужчина любит чёткие, лаконичные, законченные ответы, а не это детское мямление… — Сейчас становятся знаменитыми не потому, что смогли что-то сделать — одержать победу или совершить трюк, — а потому, что кто-то с кем-то спит или как-то иначе раздувает слухи о себе. Но я не… Я не хочу так. Вы показали мне, что значит спорт и что значит профессиональная езда. И мне не нужны такие слухи. Я никому ничего не говорил. — Я знаю, что ты ничего не говорил, — кивает наконец Хорнет и допивает чай. — И верю, что ты не хотел говорить ничего подобного. Это же полнейшая глупость — кто в такое поверит? Голубые глаза как-то странно начинают смотреть на него, и мужчине становится не по себе: что он не так сказал? Но момент проходит, наваждение исчезает, и светлые глаза опять смотрят на него с привычным весельем. Только если вглядеться внимательнее, присмотреться к морской глубине, то там, на самом дне, можно увидеть какие-то отблески странных чувств, название которых Док не знает. — Скоро все об этом забудут, — Хорнет успокаивающе хлопает юношу по плечу, — а ты не обращай внимания. Было бы из-за чего. — А вы не передумаете? Не откажетесь снова поездить со мной? Учить меня дальше? — глаза подозрительно блестят, а дрожащие пальцы нервно дёргают красную прядь. — Куда я от тебя денусь? Мы же, вроде как, с тобой вместе, — улыбается Хорнет.***
— МакКуин и Каррера планируют пожениться! Замечательно, да? — Фло оттягивает лямку майки и смотрится в зеркало, висящее за её спиной. — Неаккуратное соединение что ли? — хмурится она, пытаясь разглядеть рисунок двенадцатицилиндрового двигателя под лопаткой. Док сидит у себя в кабинете и наблюдает за мучениями женщины. Он пытался согнать её со своего стола, но спорить с Фло — себе дороже. Поэтому она разместилась на его рабочем столе, присев на угол, и с озабоченным видом разглядывала свою спину. — Подержи, — просит она, вытащив из сумки карманное зеркальце. — Поверни вот так. Кстати, что скажешь? Рамон набил мне новую татушку, скажи — классная. Только вот это соединение… какое-то оно недоделанное. Не похоже на V-образную конфигурацию. Хм-м, надо бы откорректировать. Хадсон молчит и не смотрит на её полностью заживший рисунок. — Что думаешь про наших голубков? Салли МакКуин… Звучит, — женщина искоса посматривает на мужчину, который в задумчивости постукивает карандашом по столешнице. В густой бороде прячется хмурый излом губ, а в глазах печаль, но это заметно лишь при пристальном наблюдении. А так, весь вид Хадсона не позволяет думать, что новость его расстраивает, но Фло знает его уже давно. — Схема расположения цилиндров поршневого двигателя сама по себе правильная, — задумчиво произносит она, ещё раз посмотрев в зеркало, — но один будто в сторону отходит. От этого всё и портится. Вроде бы мелочь, а как от неё всё зависит… Были бы рядышком — и проблем бы не было. Слаженно всё бы работало, а так… Эх, цилиндрики вы мои. — Хватит, Фло, — повышает голос Док, вспылив. — Думаешь я настолько глуп, что не пойму, к чему ты клонишь? — Да, видно и в самом деле не понимаешь, раз так себя ведёшь. Мальчишка к тебе и так и сяк подъезжает, а ты его ни за что ни про что отталкиваешь. Что уж тебе не по нраву, не могу понять. И ладный он и ласковый, а уж как смотрит на тебя… — Тьфу ты, — отплёвывается Док. — Сводница старая. — Старая? — взвивается женщина. — Я на пятнадцать лет тебя младше, а умнее на все пятьдесят, — уже тише добавляет она и снова смотрит на татуировку. — Извини, — просит прощения Док, пытаясь поймать взгляд женщины. — Ну, сказал не подумав. Да ты и сама хороша. Говоришь ерунду какую-то. Я и МакКуин… Глупости. Фло вздыхает и устало качает головой: старый упрямец не желает ничего слушать. И что ей с ним делать? — Это же неправильно, ненормально… что другие говорить будут? Да и у мальчишки вся жизнь впереди. На кой чёрт я ему сдался. Сама же понимаешь. Ничего тут не просто… Бирюзовые глаза женщины опасно сужаются. — Ты уже один раз послушал мнение других, Док Хадсон. Поэтому больше не участвуешь в гонках. Не повторяй эту ошибку второй раз. А Радиатор-Спрингс не то место, где будут судачить за спиной. Здесь скажут в лицо, что счастливы за вас. Док качает головой и запускает ладони в волосы, взъерошивая всегда ровную и аккуратную укладку: за что ему это? — Пожениться, говоришь? — спрашивает он спустя некоторое время. — Может быть да, а, может, и нет. Цилиндры-то одинаковые, только как встанут — так разом всё меняется. Могут и самолёт запустить, а могут и старую таратайку не сдвинуть. Сдаётся мне, вы и ракету стартовать заставите, коль захотите. Только вот захотите ли… Фло уходит, оставляя мужчину наедине со своими мыслями. Не самыми приятными, если честно. Док смотрит в окно, за которым расплёскивается розовый закат, играя на каменных склонах и бросая золотые брызги на уходящую в горизонт дорогу. Сидеть здесь тошно, и Док решает прогуляться. Только бы никого не встретить. В особенности — Молнию…***
Громкий гудок Доджа Молнии раздаётся с правой стороны как раз в тот момент, когда Док успевает незамеченным доехать до выезда из города. Мужчине и не надо оборачиваться — он знает, что вслед за ним едет красный скоростной Вайпер с жёлтыми молниями на боковых дверях, в честь которого юный гонщик и носит красно-жёлтую форму. Да вдобавок выкрасил прядь, чтобы, по его словам, «гармонично сочетаться с собственной машиной». «Эх, мальчишка, мальчишка… Кровь кипит, кубок манит, а он почему-то сидит в этом захолустье, — качает головой Док, крепче сжимая руль. — И сейчас зачем-то пытаешься поиграться в гонки?». Дорогая гибридная машина, которой Молния может гордиться, наращивает скорость и приближается к нему. Старенький Фабулус, выпущенный «Хадсон Моторс» в далёких пятидесятых, конкурировать с ним не может, поэтому Доку ничего не остаётся, как продолжить движение в заданном направлении, смирившись с повисшим на хвосте юным гонщиком. Они доезжают до горного серпантина, где дорога петляет так, что приходится сбросить скорость до минимума. Однако медлительность полностью окупается, когда они достигают обзорной площадки. Док слышит, как Молния глушит мотор, и усмехается — рано, ещё не приехали. Разумеется, Салли уже показала юноше это место, по праву считающееся самым красивым в Радиатор-Спрингс, но сейчас не оно конечная цель. Мужчина продолжает движение, направляясь в незаметный и маленький поворот, скрытый за огромными валунами. Додж следует за ним. Ещё пара крутых поворотов, и вот оно — пик Мукунтувип, возвышающийся над каньоном Зайон. Док останавливает машину и выходит, убрав ключи в карман. Молния не заставляет себя ждать и подъезжает через минуту. Ясное дело, его спорт-кар чуть шире, поэтому юноша задерживается, сравнивая габариты автомобиля с шириной проезда. Док присаживается на капот машины и засматривается на открывшийся пейзаж: закатное солнце сияет, играя самыми разнообразными цветами. Молния подходит к нему, поигрывая ключами в руке и хочет что-то сказать, но Хадсон предупреждающе качает головой и кивает на место рядом с собой. Юноша садится, застегивая куртку до горла — на вершине каньона играют прохладные ветра, резко контрастируя с жаром пустыни, на которой располагается Радиатор-Спрингс. Солнце спускается чуть ниже, ослабляя сияние лучей, и теперь небо окрашивается в красно-розовые тона. Тепло от капота приятно согревает, сидящий рядом Док выглядит умиротворённым, а Додж залит под завязку — что ещё нужно для счастья? Молния довольно жмурится, потирая глаза, заслезившиеся от длительного взгляда на солнце. — Салли рассказывала тебе, почему Радиатор-Спрингс забросили? — негромко обращается к нему Док. Молния кивает, а потом, сообразив, что мужчина не повернулся к нему и не может его видеть, отвечает: — Да. — А она говорила тебе, что дело не только в новом шоссе? Вряд ли, — голос Дока звучит размеренно, когда он продолжает свой рассказ: — Когда-то нас посещали не только проезжие, но и туристы — всем хотелось взглянуть на русло реки Вирджин, обрамленное отвесными скалами из красноватого и жёлто-коричневого песчаника, коим более пятидесяти миллионов лет. Мужчина останавливается, чтобы перевести дух, и указывает в сторону скал, расположившихся чуть ниже. — Но спустя некоторое время внимание переключилось на каньон Найн-Майл, куда менее глубокий, но получивший известность своими дольменами, пещерными городами и богатыми наскальными изображениями-петроглифами. Поток туристов хлынул в восточную часть штата, оставив Каньон Зайон без своего внимания, а Радиатор-Спрингс без надежды на развитие и урбанизацию. Молния кивает — ему это было неизвестно. — Не уснул? — неожиданно спрашивает Хадсон, повернувшись к нему. — Рассказчик из меня непутёвый. — Нет-нет. Мне правда интересно. Что дальше? — Ничего, — пожимает плечами мужчина и снова смотрит на линию горизонта, за которым почти что полностью скрылось солнце. — Для туристов, желающих как можно быстрее добраться до Найн-Майла, и построили то шоссе, а что дальше — ты знаешь. Молния тоже переводит взгляд на распростертую пустыню, раскинувшуюся перед ними. Отсюда Радиатор-Спрингс кажется крохотной точкой. Далекой и незначительной. Док вздыхает неожиданно грустно и тяжело, и юноша поворачивается к нему, всматриваясь в усталое лицо. Глубокие морщины пробороздили лоб, мелкие — сеткой лежат под глазами, а в жёсткой бороде проглядывают седые волоски. Но тёмные глаза по-прежнему горят живым огнём и манят своим сиянием. — Док… — хрипло начинает Молния, ещё не зная, что скажет. Хадсон оборачивается к нему, вопросительно улыбаясь. Юноша не знает, в чем дело: то ли в прохладном ветре, играющем на вершине горы, то ли в сгустившихся сумерках, то ли в нём самом… Он поддаётся к наставнику навстречу, желая стать ближе, прикоснуться, но тот качает головой, отодвигаясь. Глаза Молнии вспыхивают обидой и разочарованием, но настаивать он не будет: «Если Доку не нужно… или он не хочет…». — Когда следующий чемпионат? — прерывает его мрачные мысли мужчина, по-прежнему всматриваясь в его лицо. «Что он ищет? Что хочет увидеть?» — не понимает МакКуин. — А что? Не терпится избавиться от меня? — как можно нахальнее спрашивает Молния, только вот выходит наоборот — обиженно и обеспокоенно. Мужчина хмурится, и между бровей появляется складка, от чего юноша чувствует вину — Док всегда старается ему помочь, всегда поддерживает, хоть и делает это в своей собственной манере. А что он даёт в ответ? Лишь глупое поведение и бахвальство. Понятно, почему Док не хочет… — Нет. Как я уже понял — избавиться от тебя непросто, — обрывает его на опасной мысли Хорнет и тянет к нему руку, намереваясь похлопать по плечу, но замирает, задумавшись: будет ли это правильно? Как поймёт его жест МакКуин? После того, что только что произошло, разумно ли им оставаться наедине? И почему бы им просто не поговорить, как взрослые люди? Молния решает за него. Юноша тянется к нему, обнимая за плечи и утыкаясь лицом в плечо. От серо-голубого костюма наставника пахнет чем-то знакомым, родным, близким. Мужчина вздрагивает, но не отстраняется. Юноша понимает, что он ещё сомневается, поэтому крепче сжимает объятья. У Хадсона есть выбор… …И он выбирает Молнию. Мужчина обнимает его в ответ и слышит — нет — чувствует, как облегчённо выдыхает в его руках Молния, как сильнее прижимается к нему и как что-то говорит, но слова звучат глухо и неслышно. — Что? — переспрашивает Док, пытаясь отодвинуться, но Молния возмущенно бурчит и не даёт ему это сделать. Хорнет закатывает глаза больше для приличия, чем от того, что действительно возмущен, и, не сдержав порыв, треплет юношу по светлым волосам. Мягкие пряди скользят под пальцами, и Док не помнит, когда в последний раз прикасался к кому-нибудь так. Молния поднимает голову, встречаясь с ним взглядом. Голубые глаза смотрят пристально, будто заглядывая в самую душу, и ищут ответы. Док проводит указательным пальцем по щеке, ощущая легкую небритость. Незатейливая ласка странно действует на юношу: он поддаётся вперёд, ловит каждое прикосновение, а ещё смотрит на его губы так, что впору смутиться. Мужчина лишь улыбается, чувствуя приятное тепло, заполняющее его изнутри. Волны нежности, предвкушения, собственной значимости — давно забытые эмоции — сейчас накатывают одна за одной, погружая в свои пучины. Молния поднимает голову вверх с весьма определенными намерениями, и если раньше у Дока были сомнения по поводу характера привязанности своего ученика, то сейчас они полностью отпали. Последний шанс уйти от ответственности, отвернуться, не дать зайти далеко и сделать вид, что не понимаешь, но Док уже принял решение и отступать не собирается. Молния, кажется, сам удивлён согласию наставника, но упускать этот шанс не намерен. Он улыбается и уверенно обнимает мужчину за шею, прикасаясь к его губам. Борода оказывается мягкой, а вот усы — колкими. Но всё это мелочи, когда он понимает, что целует Дока Хадсона. Того-Самого-Дока-Хадсона! Поцелуи горячие, торопливые так не вяжутся с образом строгого и даже чопорного мужчины, но от этого лишь слаще. Молния цепляется за лацканы пиджака, запускает пальцы в отросшие волосы на затылке, прижимается всем телом, вдавливая мужчину в лобовое стекло. Капот под ними опасно скрипит, но Молния не обращает на это внимание, а вот Док проигнорировать столь опасное для его машины действие не может. Он отстраняется, оглядываясь на крышку двигательного отсека автомобиля, на которой они сидят, и хочет приподняться, но Молния, разместившийся на его коленях, этому препятствует. — Думаю, пора вставать. Юноша протестующе стонет, и Док оборачивается к нему, чтобы приструнить, но замирает: юноша выглядит так… сексуально. Его голубые глаза, кажущиеся необычайно ярким, сияют из-под подрагивающих ресниц, а приоткрытые покрасневшие губы необычайно притягательны. У мужчины перехватывает дыхание: неужели это всё для него? Молния вновь тянется к нему, обнимая с неугасающей страстью и прижимаясь как можно сильнее. Его желание явно читается на лице и ощущается в молодом теле. — Не здесь, — качает головой Док, не обращая внимания на раздосадованный взгляд голубых глаз. — Поверь, я не хочу, чтобы твой первый раз был на капоте посреди обдуваемой ветрами вершины. Молния опускает голову, соглашаясь: «Конечно, жаль, что не сейчас, но приятно, что Док заботится о каждой мелочи». — Я дам тебе время, чтобы ты мог передумать, — твёрдо заявляет мужчина, прерывая возмущения. — Поэтому: не сегодня.***
«Сегодня», — просит Молния, состроив умильную рожицу, и идёт следом, ни на шаг не отставая от наставника. «Сегодня?» — спрашивает Молния, закончив отмывать его Фабулус, и вытирает пот со лба рукой, одетой в резиновую перчатку. «Сегодня!» — требует Молния, когда Док заканчивает работать с документами и откладывает в сторону увесистую стопку. На всё это Док отвечает кратким: «нет», что вызывает возмущенное сопение и колкий взгляд. Странно, но в ответ Молния молчит и не спорит, и это послушание для мужчины в новинку. Мальчишка оказывается не так безнадёжен, но всё же Док остается непреклонен. Он мог бы говорить о том, как сладко предвкушаемое удовольствие. Как выдержанный скотч, который собрал свой вкус спустя пять лет выдержки, но юноша не понял бы его метафор, но… …Но в последнее время Молния проявляет удивительную сообразительность. Он послушно исполняет просьбы Дока не отвлекать его от работы, между делом помогая Фло — разнося в «Восьмёрке» единичные заказы. Просиживает у Рамона, делая свои наброски, учит итальянский у Гвидо, разбирает с Салли и Сержантом старые судебные дела. Молния вписался в размеренную жизнь Радитор-Спрингс так, будто жил здесь всегда. По вечерам, когда на город опускается тьма и Салли выключает фонари, Молния идёт к Доку, стучится и ждёт, когда мужчина выйдет из гаража (признать эту каморку офисом юноша до сих пор не может). Хорнет открывает дверь дома своим ключом, которым он до сих пор не поделился. Старый Молния обиделся бы на это и стал бы требовать объяснений, или каких-то обещаний, но этот, обновлённый Молния, который спустился с пика Мукунтувип, был умнее. По крайней мере, хотел быть таким. Быть достойным Дока Хадсона. Поэтому он молчит и идёт следом за мужчиной по тёмному коридору, касаясь рукой шершавых стен. Одноэтажный дом Дока всегда встречает их тишиной, спокойствием и чистотой. Последнее — заслуга Молнии. Когда ему становится скучно, он приходит сюда, разбирает полки с книгами, то расставляя их в алфавитном порядке, то по толщине, то по цвету. Раньше они были пыльными, как и подоконники, да и многое в комнатах. Казалось, что мужчина не обращает ни на что внимание и просто приходит сюда спать после работы. Так и было раньше. До того, как в его жизни появился голубоглазый блондин в красной форме гонщика, а у гаража начал стоять алый Додж. Док идёт в душ, пока Молния сервирует стол и разогревает ужин. Иногда это блюда из кафешки Фло, которые Молния получает как часть зарплаты. Иногда он старается проявить фантазию и угостить Дока чем-то необычным. Например, как сегодня. Молния подозрительно принюхивается, склонившись над кастрюлей, и пропускает тот момент, когда на кухню заходит его… Кто же для него Хадсон? Если назвать его любовником, то можно получить подзатыльник, «возлюбленным» — взгляд тёмных глаз резанёт подобно бритве. Поэтому Молния останавливается на безобидном, но многоговорящем «мой». Мой друг, мой учитель, мой напарник, мой помощник, моя жизнь… — Что такое? — с опасением спрашивает мужчина, кивая склонившемуся над кастрюлей юноше. — Ты не уверен в своих кулинарных способностях? Он потуже затягивает тёмно-синий халат, и Молнии кажется, будто все вещи Дока выдержаны в одной цветовой гамме: чёрно-серо-синей. Это облегчает покупку подарков для него: не надо задумываться, какие домашние тапочки — кобальтовые или насыщенно-зеленые — понравятся Хадсону больше. «Я вообще мало в чём уверен. Даже в том, что у тебя есть ко мне какие-то чувства» — сказал бы прошлый Молния, но этот молчит. Он понимает, что значит для Дока впустить кого-то в свой дом, в свою жизнь, в свою душу. Понимает и ценит. — Присаживайся, — просит Молния и пододвигает мужчине полную тарелку. Док подозрительно принюхивается, а потом улыбается: — Пахнет чудесно. Думаю, на вкус так же. Молния хитро улыбается, а Док подмечает эту улыбку и укоряюще качает головой: — Это была «военная хитрость», чтобы получить похвалу? — Не-а, — Молния ногой отпинывает стул и садится рядом, поставив перед собой тарелку. — Это — стратагема. Док фраппировано смотрит на него, а Молния довольно улыбается: ему удалось удивить наставника. — Что я слышу? Школа Сержанта не проходит даром? Ты чему-то научился? Молния деланно обижается, а потом, передумав, высовывает язык и дразнится: — Buon appetito, mio tesoro. Док прищурившись смотрит на него, но не отвечает. Скорее всего, не знает итальянский. Сам Молния считает, что вполне сносно изучил этот язык, но мог бы лучше, если бы Луиджи объяснял хоть вполовину так понятно, как Хорнет. Док знает уйму вещей. Он кажется самым умным, самым невероятным, самым умелым человеком на свете. Молния смотрит на него сквозь ресницы и восхищается. Жёлтый свет неяркой лампочки играет на стеклах очков, подсвечивает седину, блестящую в бороде, и делает морщинки в уголках глаз ещё заметнее. Док — самый прекрасный человек на свете. Они встают из-за стола и начинают привычный ритуал: юноша начинает мыть посуду, а Хадсон принимается заваривать чай. Во всех этих вещах куда больше интимности, чем в обычном сексе. В том, как Хорнет протягивает Молнии маленькую чашку на фарфоровом блюдце, видна хрупкость их неустоявшегося взаимодействия; в травяном, чуть горьком чае чувствуется вкус их отношений — не сладких, но терпких; в первом глотке, осторожном, чуть болезненно обжигающим губы, видна история их сближения. Док перемещается в гостиную, захватив с собой чашку чая, и размещается на диване. Молния идёт следом и садится на пол, прикасаясь затылком к его ногам. Они не включают телевизор, а камина в доме Хадсона нет. Но им достаточно и этой разделённой тишины, тусклого света старинного светильника и тепла, которое им дарят случайные прикосновения. От уютной атмосферы юношу, забегавшегося за день, клонит в сон. Он начинает клевать носом, и Док считает, что в этот момент МакКуин самый милый и домашний на свете. Док допивает чай и отставляет чашку в сторону, стараясь не разбудить юношу. Он думает обо всём и ни о чём. Он думает долго, но мысли пролетают за секунды. Голова Молнии соскальзывает на край дивана, на одной щеке отпечаталась рельефная ткань, а красная прядь затерялась под растрёпанными волосами. Что он делает здесь? Почему проводит каждый вечер в его компании, практически поселившись в его доме? Почему не делает предложение Салли? Док знает ответ, но всё-таки поверить до конца не может. Неужели это — любовь? Истинная, искренняя, идеальная? Или же извращенная, изводящая, израненная? Молния ворочается во сне, а потом медленно открывает глаза и бросает взгляд на часы — прошло всего лишь четверть часа. Он оборачивается и натыкается на внимательно смотрящие глаза мужчины. — Пора спать, — тихо говорит Док. Молния кивает и поднимается, но не уходит. Он присаживается на диван рядом с мужчиной и осторожно тянется к его лицу, снимая очки. Без них Хадсон не выглядит уязвлённо, скорее наоборот: глаза блестят ярче, синева завораживает, и в ней проблескивает сталь. Очки отправляются к чашке, а губы прикасаются к губам. Колючие усы добавляют нежным и чувственным прикосновениям остроты, а короткая борода — напряжения. Хадсон обнимает юношу, поглаживая спину и не разрывая поцелуй. Молния беспокойно вертится в его руках и никак не может найти удобное положение. Не выдержав его суетливых метаний, Док обхватывает гонщика за плечи и утягивает за собой на диван. Вздох удивления вырывается у Молнии из груди, когда он оказывается опрокинутым на спину, а над ним нависает мужчина. Нет, они и раньше целовались в горизонтальной плоскости, но сейчас что-то подсказывает Молнии, что сегодня у них будет продолжение. Он оказывается прав. Мягкие поцелуи покрывают шею от уха до отворота футболки, а сильные руки скользят по брюкам. Док осторожен и медлителен, но от этого напряжение лишь возрастает, а эмоции скручиваются в тугой ком в груди. У Молнии совсем по-девчачьи дрожат пальцы, когда мужчина проводит по выпуклости на его штанах. С губ срывается прерывистый вздох, а Док (чёртов засранец!) это видит и иронично улыбается. Хорнет чуть отстраняется и вопросительно смотрит на юношу. В его глазах, потемневших от возбуждения, Молния видит отблески приближающейся грозы. Док выглядит абсолютно бесстыдно и совершенно сексуально. От него веет опасностью, и Молния не может сдержать восхищения и вновь тянется к его губам. Поцелуи становятся глубже, дыхание чаще, а руки проскальзывают под футболку. Старый диван недовольно поскрипывает, но это — последнее, на что они обращают внимание. Шумные вздохи звучат чересчур громко, но никто их не услышит. Вещи летят с дивана неаккуратно, небрежно, хаотично — позже их будет трудно найти, — но думать о них сейчас кажется кощунством. Обнажившаяся кожа покрывается мурашками от прохлады комнаты, но рваные прикосновения согревают своей горячностью. Перед глазами плывут круги, а сердце стучит часто-часто, сходя с ума от предвкушения. Крепкие руки Дока повсюду, поцелуи покрывают его тело с ног до головы, а сознание затуманено восхитительной дымкой возбуждения. От ожидания невозможно дышать, губы пересушены сбивчивыми стонами, то и дело вырывающимися изнутри. Первое проникновение отдаётся тугой, неприятной болью, и Молния морщится, пряча лицо. Он справится, выдержит. В конце концов, травмы, получаемые в ходе гонок, припылены холодностью асфальта и куда болезненнее. Здесь же он горит, будто в огне. Кто бы мог подумать, что внешне манерный и даже надменный Хадсон Хорнет окажется таким эмфатическим любовником. Мысли помогают отвлечься и дают время привыкнуть к новым ощущениям. Док внезапно останавливается и оставляет на его плече краткий и спонтанный поцелуй. Это не вяжется с общей атмосферой затапливающей страсти, и Молния даже вздрагивает от неожиданности, а через секунду дергается от решительного движения. Он чувствует, как Док полностью проникает в него, прижимаясь обнаженной грудью к его спине. Борода царапает вспотевшую шею, горло саднит от вырывающихся стонов, и ему нечем дышать. Страстные резкие рывки постепенно переходят в размеренное скольжение, по-прежнему остающееся столь же темпераментным и пламенными. Жгучий вулкан в груди готов вот-вот взорваться, и Молния закусывает губу, неспособный сдержать стон наслаждения. Волны удовольствия накатывают одна за другой, а руки начинают дрожать — кажется, будто мужчина повсюду. Молния тонет в его запахе, его тепле, его теле, которое раз за разом прижимается к нему, одаривая сладостью и возводя на вершины блаженства. Развязка происходит неожиданно, но оглушающе, напрочь сметая все ощущения и оставляя после себя приятную негу и безмятежность, сродни невесомости в космосе. И когда Молния поворачивается к Доку и смотрит в его глаза, ему кажется, что это он и видит в них — бескрайний космос. Глубокий, бесконечный, необъятный, но не холодный и не далекий. МакКуин тянет к нему руку, проводя по растрепавшимся усам, осторожно оглаживая пепельно-серые виски. На лбу у него блестят бисеринки пота, а грудь то и дело вздымается от учащенного дыхания. Молния смотрит чуть настороженно, боясь того, что Хадсон скажет сейчас, но мужчина будто и не настроен на разговор. Он лежит, изредка щурясь от жёлтого света лампы, висящей под самым потолком, и неосознанно поглаживая юношу по спине. — Значит, вот так? — бездумно спрашивает МакКуин и тоже ложится рядом. Как они не падают с дивана — хороший вопрос, но, скорее всего, дело в том, что они лежат тесно прижавшись друг к другу, и в этот момент Молния чувствует себя счастливым как никогда. — Да, — в первый раз за всё время Док соглашается с ним. — Именно так.