По чужим правилам

Брок хорошо знаком с болью в большинстве ее проявлений. Он умеет стоять на коленях, не стонать, когда выбивают последние ошметки воздуха из легких, умеет держать голову ровно, отдавать честь на плацу и преодолевать очередной марш-бросок с видом словно выходит на вечернюю прогулку по королевскому саду, в компании какой-нибудь вертлявой, слишком ценящей себя девицы голубых кровей. Он знает практически все оружие, какое может достать легальным и нелегальным образом, и умеет с ним должно обходиться. Когда вокруг него собирается СТРАЙК, он осознает, что еще чертовски много вещей, которых он не умеет. Мэй тащится с домашних блинчиков. И это совершенно не должно его трогать, но эта девочка приходит к нему из ночи побитым щенком, тыкается мокрым носом в бок, и скулит, вполне не образно. Он вытирает ее сопли, немного материт, немного дает выпить, обещает надавать люлей, если еще раз сделает такую тупость, и укладывает отсыпаться на свободный в гостиной диван. На утро у него противно зудят костяшки, содранные о рожу бывшего Мэй, и всю казенную квартиру заполняет запах немного подгоревших блинчиков. Серьезно, даже Брок признает, что они ужасны, но его девочка сонно и радостно улыбается, запихивая их себе в рот, обжигаясь, но даже не реагируя на командирское «Эй, мечи пореже, еще не хватало везти тебя в больницу. Я что тебе, папочка?». Брок своей команде папочка, мамочка, няня, старший брат и подружка. Это не умаляет объем и качество пиздюлей, которое команда получает регулярно, за дело и ради профилактики. Он был, есть и будет мудаком, с тяжелым характером, четко поставленным ударом и верностью одному лишь богу — зеленому, с большим количеством нулей, и собственными принципами. Адамс нагоняет его через три с небольшим минуты после сбора перед вылетом. На смуглом лице нет красок и вся здоровенная фигура великовозрастного детины сгорблена, сжата, губы подобраны в тугой, кривой комок. — Командир, мать и Белла в больнице. Авария. Я… — Какого хуя ты еще здесь? — Обрывает его Брок, вскидывая внутренние уголки бровей и почти оскаливаясь. — Сдай оружие Роллинзу и чтобы я не видел тебя здесь через минуту. Боец кивает, смотрит благодарно не больше мгновения и действительно быстро сматывается. Через несколько суток, когда они снова встречаются в казармах перед заданием, Брок коротко бросает «Как оно?» и получает искреннее «Все отлично, командир.», за которым безмолвное «спасибо» в ответ на понимание и заботу. — Говорил, уебку, «греби ниже», нет блять, мы самые героистые, — Рамлоу перехватывает Таузига поудобнее, пригибает голову и, выждав пару необходимых секунд, ныряет из-за кривого куска блока в спасительную, номинально безопасную тьму за просветом, который прошивают пули, стоит им показаться. Тело на его плече надсадно стонет, по вымороженной земле тянется вереница из густо пахнущих металлом и болью красных капель, Брок грязно ругается, стараясь придумать, как ему добраться до места, где он сможет оказать помощь этому болвану, до того, как тот склеит ласты, и оставить того отдыхать. Звонок отрывает Брока от проститутки в самый неподходящий момент. Девица хнычет, матерится и царапает ему плечи, пока он не рявкает на нее, сбрасывая тонкие руки, потому, что телефон надрывается рингтоном, отведенным под особые случаи, наименование которым «пиздец». Джек на том конце связи заполошно и хрипло сообщает, что у Молли начались роды на месяц раньше, что они в больнице и врачи не пускают его к ней, и Брок слышит на заднем фоне громкий, надсадный крик знакомым голосом. — Сиди там и не натвори хуйни, сейчас буду, — он обрывает связь первым и сваливает в душ, бросив на кровать оплату за все время. К моменту, когда он выходит, полностью собранный, номер мотеля пуст, а у него в голове четкая цель, заключающаяся в том, чтобы добраться до друга, помочь ему пережить то, что творится, а после не натворить херни, если с ребенком или Молли что-то случится. Он именно так и поступает. Зимний Солдат для Брока такой же, как и все остальные его щенки. Может, повыебистей, может, проблемней, может, выносливей, но все тот же щенок, нуждающийся в хватке зубов на загривке, чтобы успокоиться. — Жрать и спать, сменишь Таузига на вахте в пять, — Рамлоу бросает в сторону солдата пакет с пайком и поворачивается в другую сторону, чтобы проверить, как раненая Мэй. Та сигналит, что все в норме, и он снова смотрит на особое оружие Гидры, тихо поглощающее свой рацион. После того, как они все заканчивают есть, Зимний прибивается к нему под бок, обнимая винтовку и закрывает глаза. — Какого хрена, Солдат? — Броку неудобно, Зимний жаркий, как печка, а вокруг и так достаточно душно. — Защита командира и груза приоритетна, — не открывая глаз сообщает тот, и Рамлоу остается только тяжело вздохнуть, перекинув руку через голову солдата, укладывая ему ее на плечо, чтобы было хоть немного удобнее. Зимний нуждается в близком контакте и заботе, и Брок дает ему это, взымая в ответ послушанием, памятью и щедрым пиздюлином, когда солдат решает не слушаться или ловит глюк. В действительности, это равно сложно — быть куратором легендарного убийцы и тем, кто о нем беспокоится, не только как о супервинтовке. Брок умеет значительно больше, чем пятнадцать лет назад, когда СТРАЙК только рождался, когда его имя почти ничего не значило, когда он только учился понимать, что нужно для того, чтобы это изменилось и они стали теми, кем стали. Однако, даже все это, даже то, что ему под полтинник, не спасает, когда на его голову сваливается Капитан Америка. Стив бескомпромиссный. Проще разбить голову об стену или заставить Солдата ослушаться протокола, чем доказать что-то Роджерсу. Тот мыслит по-своему и делает так, как сочтет нужным. Причем, это касается всего. — Бога ради, кэп, я что, похож на девицу за которой можно бегать? — Когда они остаются в раздевалке ЩИТа одни, спрашивает он, возвращая герою коробку с телефоном, перевязанную белой лентой, — хочешь потрахаться, так и скажи, нечего кота за яйца тянуть. — Язык, Рамлоу, — нахмурившись, замечает, кажется, автоматически Стив, не принимая протянутое, — это подарок, и нет ничего постыдного в том, чтобы его принять. К тому же, твой все равно сломался, а Тони сказал, что этот намного лучше всего, что ты можешь купить. — Отлично, ты еще и Старка в это вплел, — Брок кривится, забрасывая коробочку в свой шкафчик. Он не намерен участвовать в этом фарсе и Стив удивительно ясно понимает это, но не отступается. Они начинают периодически заниматься сексом. Чаще всего Роджерс присоединяется к нему в душе после миссий и Брок не отказывает. Серьезно, нужно быть в должной мере идиотом, чтобы отказываться от такого шикарного мужика, способного быстро учиться доставлять кайф именно так, как хочется ему. Иногда это случается в кабинете Стива или Брока, еще реже в казармах СТРАЙКа. Но каждый раз, после траха кэп зовет его на свидание, сразу же, пока они одеваются, или на следующий день. Тот факт, что Рамлоу отказывает ему раз за разом, совершенно ничего не меняет. — Командир, согласился бы ты уже, может, капитан после первого раза поймет, что все безнадежно, — Мэй подает ему разгрузочные ремни, пока они собираются. — Поймет? Он упрямый, как баран, а я не семейный, нахрен оно мне не сдалось. Вас хватает по горло, — он застегивает разгрузку и проверяет оружие. Таузиг с Блейком на фоне наминают друг другу бока, пока он их не замечает. — СТРАЙК, конечно, как семья, может, даже немного больше, — заканчивая со сборами, произносит рядом Джек, скашивая на него взгляд, — но в твоей жизни должно быть что-то кроме нас, командир, и ты понимаешь, о чем я. Брок понимает и, само собой, делает по-своему. Получив его согласие на встречу, капитан округляет глаза, но быстро собирается, назначая время и место. Роджерс приходит, как это ни смешно, с букетом, Брок с простой черной папкой. — Что это? — Когда официант проваливает от их столика с заказом, интересуется Стив, отставив неловко вазу с цветами в сторону. Брок провожает эти нервные движения взглядом, усмехаясь тому, как легко Капитан Америка меняется местами со Стивеном Роджерсом, может и излишне целеустремленным, во всем, чего касается, но слишком желторотым в отношениях. Вздохнув, командир протягивает ему папку и сцепляет пальцы на животе, вытягивая ноги под стол, пока кэп, резко нахмурившись, изучает содержимое незначительного количество листов. — Что это, Рамлоу? — Уже без тени растерянности, практически грубо, спрашивает Капитан, сверля наемника тяжелым взглядом светлых глаз, пока его пальцы комкают лист с ксерокопией фотографии Зимнего Солдата. — С тебя цветы, с меня конфетки. Это взятка, Роджерс. Мой наниматель стал заигрываться в бога и, чует мое сердце, когда начнется мясорубка, вся твоя романтическая благосклонность смоется кровью. Не хочу чтобы она принадлежала моим ребятам. — Ты знал все это время, где Баки, и ничего не сказал, — Стив практически рычит на него. — А с чего мне было говорить? Я о Зимнем знал, еще когда ты благополучно валялся во льду, и у нас все было прекрасно, — Брок наклоняется вперед, практически укладываясь грудью на стол. — Ты поможешь мне вытащить его из этого дерьма, Рамлоу. — Только если ты сделаешь тоже самое для СТРАЙКа. Они работают удивительно слаженно. Роджерс прет по намеченному им пути не хуже танка и Брок отмечает про себя, что выбрал нужную позицию, с которой сможет отстрелять всех, взявших слишком много на себя, уебков. Приходится обстоятельно поговорить с ребятками и пустить пулю в лоб двум идейным, искренне считавшим, что они служат великой Гидре. Броку проблемы не нужны, поэтому он организовывает этим дебилам бессрочный отпуск, а их семьям компенсацию и забывает, как звали. С Зимним сложнее: чем больше обнулений они пропускают, тем тяжелее держать его подальше от внимания начальства. Личности Баки Барнса и Зимнего Солдата начинают конфликтовать, воспоминания кровавыми ошметками застилают обоим глаза и Броку несколько раз с трудом удается спрятать концы в воду. — Слушай меня внимательно, парень, — держа Солдата за загривок и смотря в его бесцветные глаза, тихо шипит он, пока они в слепой зоне базы, — надвигается знатный пиздец и мы стараемся всеми силами вытащить тебя из него, не подпалив попутно свои жопы. Я знаю, как сейчас хреново, но ты должен потерпеть и не дать старому козлу повода пустить все, что мы сделали, по пизде. Веди себя примерно и будь готов действовать. Понял меня? Зимний кивает, глядя на него в ответ и Брок чувствует на щеке почти осторожное прикосновение металлических пальцев, исчезающее, как только рядом слышатся шаги. Они продолжают путь, ничем не выдавая состоявшегося разговора. Брок знает себе цену и когда перед самым началом переворота предсмертно трепыхающийся ЩИТ пытается ухватить его за задницу, он щедро отсыпает ему по загребущим рукам. Фьюри приходится заткнуться и признать, под тяжелым капитанским взглядом и кривой усмешкой самого Рамлоу, что они проебали все, что могли и имели. Роджерс считает, что нужно уничтожить не только Гидру, но и современный ЩИТ, и желающих спорить с ним не находится. То, к чему они так старательно готовились, наступает стремительно и разворачивается в полную силу до трясущихся поджилок страшно. Брок знает, куда идти, что делать, как выводить своих ребят и через какие пути прикрывать их семьи и задницы. В сухом остатке, когда волна хаоса и ужаса от свалившегося на головы людей кабздеца начинает сходить на нет, в эпицентре остается только он, уверенный, что СТРАЙК в безопасности, Зимний с Роджерсом, и ему тоже ничего, хуже чем уже было, не грозит, а спешно переформировывающиеся сильные мира сего не стремятся пустить ему самому пуль в лоб, в действительности сочтя слишком мелкой сошкой на фоне творящегося безобразия. Новой работы оказывается столько, что можно лопатой разгребать. Он лавирует в разовых нанимателях между придурками с параноидальными наклонностями, слишком трясущимися за свои жопы и стремящимися поскорее смыться куда-нибудь на глухие, теплые острова, и теми ребятами, связываться с которыми, даже в мирное время, большинство имеющих голову на плечах посчитали бы одной огромной ошибкой. Брок не обольщается мыслью о том, что его оставили без присмотра, сдерживая жгучее желание закатить глаза, когда по нескольку раз за день замечает за собой «хвост». Он скидывает его, когда свидетели действительно не нужны и забивает болт, когда водится с придурками среднего пошиба. Рутинное, повседневное дерьмо почти поглощает его, когда в своей гостиной он обнаруживает Стивена Гранта Роджерса. До истеричного смеха, с цветами. Брок разменивает шестой десяток, когда понимает, что не умеет еще слишком много вещей. Стив упрямый, как баран. Определенно, он намного хуже. Его не трогает то, что командир его на два десятка старше, что он был с Гидрой, убивал ради удовольствия и даже живя с ним зарабатывает себе на жизнь не у самых честных людей. Стив учит Брока просыпаться не в одного, заходить по пути домой в магазин и покупать не только пачки с пивом и бутылки с виски, но и продукты, причем в таком количестве, что хватило бы накормить до отвала половину СТРАЙКа точно. Брок учится не материться, запинаясь о чужие голубые тапки с кроличьими ушами посреди комнаты, приходить домой, зная, что там ждут и встретят теплом, учится сам встречать замученного, побитого, но не сломавшегося великовозрастного мальчишку из сороковых, которого занесло слишком далеко от родного дома. Он узнает, что умеет улыбаться, а не скалиться и не усмехаться, готовить что-то даже более стоящее, чем блинчики Мэй, в которых он поднаторел за полтора десятка лет. Узнает, что не против принимать и дарить подарки, выходить по выходным в парк на пикник, и наблюдать в уютном молчании за рисующим Стивом, забравшимся в специально заказанное под его супер-тушку кресло с ногами. Брок Рамлоу, возможно слишком поздно, чтобы называть это счастьем, понимает, что умеет жить.