Вдыхаю поглубже ― волна отступает оставляет мокрый берег наедине со своим песком, влажными следами обещая, что, быть может, ещё вернётся. Берег сначала вольготничает, а потом начинает тосковать по ней и бояться ― вдруг на этот раз действительно ушла в океан насовсем...
Он не просто слышал каждого на Земле, кто с надеждой обращался к нему, ― он чувствовал их всех, речами стелющихся по своей надежде. Голоса ощутимо впадали в него, из тонких ручьёв образуя огромное океанское цунами, а он ловил каждую каплю и внимал ей настолько, насколько его хватало. Взывающие, противоречивые, порой даже друг с другом воюющие, но они все добирались до него и впитывались им. Вулканическая лава в его жилах растворяла садящееся в воды горизонта солнце, принимая в себя каждый день, прожитый в одном течении с этим миром. Любимым им миром. Олимпийский трон всегда преданно ждал его, но привык к его постоянному отсутствию ― Посейдон был даже рад не обладать обязанностьювсё время находиться над живой, дышащей средой, частично находящейся в его власти, как это делал восседающий выше всех его брат. Нет, тельхины воспитали его не высокомерным главой, а частью вселенной, не забывающей о своём неизмеримо важном предназначении в ней, но и не заносящимся чересчур высоко. Даже свою своенравность он разделял с этим миром. Запертая в событиях собственной жизни, не во всём благосклонных к ней, она бродила от старого места работы к новому, всяким шагом наступая на собственную мечту, от которой ей без раздумий пришлось отказаться. Она видела слишком многое, что никак не поддавалось осмыслению, но просто просилось описанию в руки: она должна была стать писателем и заглушить всё, что накипало в ней с каждым днём. Ей даже не нужно было никаких чудес, силой своей фантазии она была способна воспроизвести их как настоящие, не прибегая к подмоге вредной реальности. Она почти не помнила ни Джима, ни Лору ― своих родителей ― только урывчатые воспоминания, созвучные доброму смеху и убаюкиванию. И никогда не понимала, как мог её дядя приговаривать, что в тот катастрофический момент её не было с ними в машине ― ведь именно она могла видеть, могла предостеречь их от беды, но дяде этого не объяснишь. Салли Джексон, отрывая себя от последнего учебного года школы, где она была любимицей, возвращала благодарность дяде, как умела: крошила свою мечту и, смешивая обломки, лепила из них то продолжение его жизни, какое у неё получалось. Но и этого оказалось мало.Выдыхаю степенно и долго ― прилив возвращает берегу его долгожданную волну, мягко обволакивающую его и щекочущую белой пеной. Бурлящим шумом она смеётся над ним и дарит ракушки на память, они останутся с ним, когда волна уйдёт вновь.
Она подумала о том, как он отличается от всех других, встреченных ею. Первым, что бросилось ей во взгляд, были рыбацкие шрамы на его загорелых руках. Её голова сразу начала подбирать им эпитеты для описания. Салли уже рисовала в голове словесный портрет с натуры, как будто наконец нашла персонажа для своей воображаемой книги и торопилась его срисовать. ― Этим летом океан будет спокойным, ― он познакомил её со своим голосом как можно мягче. ― Откуда вы знаете? ― внутри Салли отчего-то посветлело при мысли о том, что прогулки возле воды могут продолжаться всё лето. ― Это... облака, ― соврал Посейдон. ― Видите, как они низко плывут? Значит, не боятся океана, и можно не беспокоиться весь сезон, он никому не причинит вреда. Он видел её здесь уже на протяжении двух недель и сначала подумал, что она хочет утопить свои мысли в пучине его владений, до того грустные события шлейфом цеплялись за неё, пока она ходила вдоль берега. Так обычно приходят отдать душу за ненадобностью ходить по земле. Он знал, что её семью приютил Аид, не оставив Салли в этом мире ни единой зацепки. Но удивительно: она не носила груз тяжести за собой с мученическим видом Тантала, она просто жила, обнимая свою надежду и глядя куда-то вперёд, где она могла видеть нечто большее, чем пустой горизонт. И она приходила сюда гулять, подкармливая благодарных чаек, а он испытывал её разной погодой, проверяя, что ей больше нравится ― затишье или буря, разыскивая то, что сможет оттолкнуть её от строптивой морской стихии, но так и не смог её разгадать: она просто приходила и была рада видеть эти синие, уже жившие в её воображаемом романе.Закрываю глаза ― из глубоких впадин древних кошмаров в почерневшее от шторма море вылезает чудовище по зову сестёр, духов судьбы. Натянуть нити жизни морских путешественников посильнее, до самой последней угрозы порваться. Провести их корабль по краю жизни, затянуть в водоворот ужаса, испытав их храбрость и стойкость.
― Я никогда не встречалась с лошадьми, ― призналась она. ― Только через сетку того ужасного зоопарка, в который дядя меня больше не водил из-за того, что я расплакалась. ― Никогда-никогда? И совсем не хотелось? ― он подводил к ней белоснежного коня, созданного по подобию самого Пегаса, но не имеющего крыльев. Её заворожённость взглядом передавалась ему. ― Конечно, хотелось. Но посетить лошадиную ферму мне не... ― конь отреагировал на её приближение сразу, дёрнув головой, словно напрашиваясь на то, чтобы его погладили, но немного напугал Салли. ― Хэй, что не так? Посейдона изнутри щекотал добродушный смех при виде того, как лошадь заигрывает со смертной, но он не выдал внутреннее веселье, а всего лишь потрепал коня за гриву и протянул ему не весть откуда взявшийся рафинад. ― Ты ему нравишься. Держи, ― он положил ей в ладошку ещё два сладких кубика, и конь заинтересованно зашевелил ноздрями. ― Не бойся его, просто покорми, ему будет очень приятно. Глядя на то, как Салли беседует с лошадью, придумывает ему имя, гладит всё увереннее и хочет сводить на ознакомительную прогулку по Монтауку, он будто заново понимал, для чего он сам лично привёл в этот свет лошадей. Не ради того громогласного спора за Аттику с мудрой племянницей уж точно.Открываю глаза ― через тучи к водам пробивается свет и чудовище смиренно уходит в свою мрачную топь обратно, успев забрать то, что принадлежит ему по праву. Волны наконец успокаиваются, подавив в себе внушённую им вспышку гнева, волны соглашаются нести оставшуюся от испытания жизнь дальше, до берега, где ей и место.
Как Олимп и Подземное царство перемещаются, следуя за коллективным сознанием на запад, всегда оставаясь в центре цивилизации, так и сердца богов путешествуют из эпохи в эпоху, задерживаясь в разных руках простых смертных людей. Монтаук преобразился, даже его маяк, за чьим светом постоянно наблюдала Салли, сиял как-то ярче, а океан летом действительно стал тих и спокоен, прекрасно копируя её состояние души. Салли как будто уже тогда знала, что всё это продлится недолго, но не впадала в трагический транс от этой мысли, а напротив, запоминала, впитывала жизнь, как никогда. Все детали своего странного нового знакомого она могла нарисовать с закрытыми глазами. Пёстрые бермуды, дополненные гавайской рубашкой. Шляпа с вышитыми забавными червяками и надписью «Удачной рыбалки с Нептуном». Свободные сандалии. Хитрый сине-зелёный взгляд. Прошло столько времени, а она до сих пор не спросила, как его зовут, но ей и не нужно было. ― Салли, я должен тебе кое-что рассказать, ― решился он, когда они попробовали её первый синий торт ― настоящий кулинарный успех. ― Не нужно, ― она постаралась улыбнуться ему. ― Сейчас ты расскажешь мне о том, что ты особенный, не из этого мира, и что нам нельзя видеться или нужно видеться реже. Но я не хочу думать об этом сейчас. Я давно обо всём догадываюсь. Не удержавшись, он погладил её по щеке точно так, как прилив гладит берег. ― Для своего мира я вполне обычный. Я хотел сказать, что это именно ты ― особенная. Он был всего лишь богом, одним из трёх властителей Большой Тройки, время от времени спорящим с высокомерным братом и не любящим, когда к нему самому недостаточно уважительно относятся, ну а она... она была окном из мира смертных в дали бессмертных, редким даром прозрения через Туман, унижающий людей внушаемой слепотой. Она была его визитом на сушу, его доказательством того, что не только суша без моря ― ничто, но и морю без суши нет жизни.И я поднимаю руки волн, пытаясь дотянуться до чаек, до ветров Эола, до неугомонных облаков, чтобы поймать их и убедить отнести на берег мою весточку одним лёгким муссоном, пусть расскажет о том, что я не умею жить на земле, но надеюсь, что хоть иногда меня там ждут.