Шрамы, оставленные жизнью

       Этот случай запомнится мне на всю жизнь. Как достояние разума, как тёплое и, в то же время, ужасающее обстоятельство. Ничего не предвещало трагедии и беды. Обычный летний, но довольно жаркий день. Птицы щебетали под окном; солнце палило, распуская свои лучи по всему городу. Я встал с постели и подтянулся.        На кухне стоял готовый завтрак и записочка от Джин — моей сестры. Она часто оставляла послания на стикерах бумаги, когда уходила раньше, чем я проснусь. Это мне напоминало детство, когда меня наказывали родители за мелкие дебоши и мы переписывались с ней маленькими записочками. Думали о том, что отец и мачеха не знают об этом — и они действительно не знали.        Джин видела мои отношения с родителями: с отцом и, тем более, его женщиной. По этой причине она игнорировала «новую» мать. За это получали наказания и я, и она. Я — за подстрекательство, а она за то, что ведётся, якобы. Нас лишали общения друг с другом. Но я был старше и порядочно, поэтому, находил способы общаться с сестрёнкой. Она была и есть, пожалуй, самым светлым лучиком в моей жизни.        Мачеха постоянно грызётся с ней. У Джин сложный характер, она обидчива, сентиментальна и ранима. Также, злопамятна и мстительна. Ох, какие козни только не проворачивала маленькая Юджиния с мачехой. Отец почти всегда был на стороне этой женщины, как в моём случае, так и в случае с Джин. Мы держались вместе, вместе не так было больно, что теряем отца и прочее. Она называла меня «мой ангел-хранитель» и это дёргало разум за ниточки боль и печали.        Отец начал спиваться, мачеха всё больше наседала на Юджинию, а я продолжал копить деньги, который получал за уличные бои. Посещал различные секции, и делал я это ради того, чтобы защитить свою малышку-сестру. Когда сумма скопилась приличная, я взял сестру и увёз оттуда — из этого адского дома. Видеть её слёзы, увечья, которые наносила мачеха, больше было невозможно. Ранее, Ю скрывала от меня то, что её бьёт и причиняет боль эта женщина. И я даже и представить себе не мог масштабность ситуации. Когда видел ссадины или ожоги, которые оставляла мачеха, волновался и спрашивал. Но сестра говорила, что она сама, всячески выгораживая мачеху. Она хотела, вероятно, сама справится с этой ситуацией.        Позже я узнал, что та подмешивала сестре ещё какой-то препарат. У малышки были проблемы со здоровьем, и она пыталась то ли отравить её, то ли ещё что-то. Рассказала мне Джин об этом только спустя несколько лет, когда отца не стало. Сердце и душа ныли, и болели. Я виноват в том, что не до конца смотрел, не видел этих обстоятельств. Слишком был занят работой и чёртовы деньги, которые доставались неимоверно трудно… Они, естественно, этого не стоили. Я жалел, и до сих пор жалею о том, что так произошло. Я старший брат и должен был углядеть.        Когда мы переехали, жизнь началась с нового листа. Ю закончила школу и поступила в колледж. Тогда я уже прилично зарабатывал и мог обеспечить ей учёбу. Но проучившись только часть, она бросила заведение. Получив не полное образование — пошла работать. Так мы и жили. Я — боями и тренировками, а она учёбой и домашними заботами.        С каждым днём она расцветала, и я тоже, глядя на неё. Она чувствовала себя свободной, и лишь шрамы напоминали о прошлом. Со здоровьем мы так же уладили проблемы, хотя нет, не совсем. Джин болела, но с этим заболеванием жить было можно. В один из дней я познакомился с девушкой. Она была довольно вычурной, эдакая современная красотка-модель. Тогда мне казалось это круто и по-статусу. Сестра приняла её, хоть и не с большим желанием.        Позже, та девушка заменилась другой. Более скромной и воспитанной. Они отлично подружились с Джин. И у сестры на тот момент был роман с моим, будучи, противником. Да, я знал об этом и не был против. Кейн был старше её, но Ю была влюблена, сильно и серьёзно. Да, ей не было восемнадцати, и она была ещё ребёнком. Этот чёрт выиграл поединок меж нами! Но мы нашли общий язык и даже сделались друзьями в последствии. Он также понимал, что она совсем юна. И не спешил «рефлектировать» в её сторону. Жизнь наладилась полностью. Сестре пробило двадцать два года, мне -тридцать пять лет. Она переехала к тому самому мужчине и жила с ним. Смотря в её глаза, когда она рассказывала о Кейне, сердце щебетало. Джин буквально до боли была влюблена. Скорее всего, первая и самая сильная любовь. Рассказывала, улыбалась и плакала. И наконец-то эти слёзы были не от горя, не от боли, а от счастья.        Когда я женился, Ю была очень рада. Они с моей женой много времени проводили вместе. О чём-то болтали, пили кофе и любимый тимьяновый чай Джин. Я смотрел на них и испытывал приятное волнение. Наконец-то… Всё как в сказке — прекрасно.        А потом произошло то, что вновь меня заставило то ли ужаснуться, то ли наоборот — почувствовать радость и ликование. Этот случай вновь бил под дых и наращивал ещё более тёплые, и родные чувства к сестре. Произошло это на ужине у наших общих знакомых. Я со своей женой, и Джин со своим мужчиной. Сестра не любила и не носила юбок, поэтому была в красивом, брючном костюме. Короткие волосы были аккуратно уложены и в ручках красовалась небольшая сумочка-клатч. Маленькие туфельки на почти незаметном каблучке. Макияж более чем сдержанный, и превосходный аромат парфюма.        А далее начались, выходящие вон из нормальности, обстоятельства. На мужчину Джин налетала девушка. Это была, как я понял, его бывшая вторая половинка. Она принялась кричать, говорить, что он не любит мою сестру и то, что он изменяет ей. Высокая блондинка кричала, что сестра не нужна мужчине и он никогда её не любил.        Моё сердце дрогнуло. Я мгновенно взял за руку сестру, у которой на глазах образовалось стекло. Зрачки расширились и она немного дрожала от подобного. Мой друг — он же мужчина Джин, принялся говорить, что это не так. Что он не делал этого, и я тоже понимал, что это не так. Я знал его, и знал как сильно он любит мою Ю.        Она это слышала. Слышала как его голос содрогался. Подняв взгляд, который был отуманен пеленой ненависти, направилась к девушке. Джин словно не видела ничего перед собой и, в целом, ничего не чувствовала, кроме боли. Вокруг собрались те люди, которые были на этом приёме. Их было не так уж и много, около шести. А я пытался остановить сестру. Хотя и не знал, что она собралась делать.        Мелким шагом она дошла до обидчицы. Затем проговорила следующее: — Вот поэтому он тебя и бросил, — она усмехнулась, — Потому, что ты начала рушить его жизнь. Осталась в своих шестнадцати годах, и остановилась в развитии, тупая шкура. — Да ты не знаешь, что он мне говорил, — продолжала та, — Он говорил мне о том, что после поединка с твоим братом, бросит тебя как шавку последнюю! Он говорил мне, мне любит только меня. И твой братик. Он, вместе с твоим женишком, провели со мной классную ночь! — Ю, — вмешался я, — это не правда. — Я знаю, Джуниор, — холодно ответила она. — Таким особям, как ты, место в психушке, чокнутая баба.        Внезапно, та налетела на Джин и принялась её избивать. Она била по лицу, нанося довольно сильные удары. Но, сестра выбралась из этого заточения. Она неподпускала к себе никого. На её лице образовалось призрение и отвращение. Дикость и тщеславие. Ю принялась наносить удары по животу девушки, тем самым свалила её с ног. Она била сильными и довольно мощными ударами в живот виновнице. Девушка, кажется её звали Мари, кричала и звала на помощь. Люди стали обращать на это внимание и пытались оттащить девушек.        Когда Джин повалила Мари на спину, принялась наносить удары по её лицу. Мы — я и мой друг — тщетно пытались оторвать Ю от Мари. Мари, у которой лицо превращалось в сюрреалистичную картину. Оттащить девушек получилось только моему другу и не дюжей силой. Он буквально взял на руку Джин и оттащил от обидчицы.        Руки сестры были разбиты и на лице небольшие следы ударов противницы. Я подбежал к ней, а хозяин дома принёс аптечку. Это не попало в СМИ, так как происходило в доме приятелей. Поэтому, насчёт папарацци не волновался, да и если бы они были, меня волновала только сестра. Принялся обрабатывать сбитые руки Ю, и её ссадины на личике. Той девушкой занялся кто-то другой. А чуть позже вызвали доктора, и он уже возился с Мари. Заодно и посмотрел Джин, хотя она упорно отвергала помощь медика.        И если бы это было бы всё, но нет. Стоило мне отвлечься на разговор с парнем сестры, как на неё налетела Мари. Она проткнула ножом руку Юджинии. Та вскрикнула от боли и вновь бросилась на обидчицу. Она упорно била ту по лицу, затем в живот. Из руки сочилась кровь, которая перемешалась с кровью Мари. Никто не решился подойти к ним, кроме меня. Попытался растолкать, оттащить, просить девушку сестру остановится. Её глаза были покрыты плёнкой. Наверняка она не слышит меня. Я вспомнил себя, когда-то передо мою девушку когда-то давно обидели. Я был готов избить до смерти этого урода. И я это сделал. Его спасли, о чём я также жалею. Ничего не видел, кроме его лица, которое со временем делалось красным. По обонянию бил металлический запах и этот ещё больше вгонялся в дымку. Судя по всему, сейчас, с моей сестрой происходит тоже самое.        Когда их разняли, забрал сестру к себе в объятия. Она прижалась ко мне. Её тело дрожало, а на лице застыла гримаса злости и отчаяния. Её холодные, тонкие пальцы вцепились в мою рубашку. А моё сердце и разум горели от увиденного, мне хотелось пасть и рыдать, как в детстве. Или как тогда, когда я узнал, что мачеха издевается над Джин.        Мы приехали домой. Мы это — я, мой друг и Джин. Всё это время, она не отпускала меня и были прикована к груди. Друг сделал горячий чай и принялся поить понемногу мою сестру и свою девушку. — Я горжусь тобой, — внезапно проронил он, немного с дрожью в голосе. Еле-еле скрывая и проглатывая слёзы. — Да, — утвердительно сказал я, — ты — наш самый главный чемпион. — Ты — наше всё, — добавил тот.        Джин подняла взгляд на нас. Её ледяной взгляд переменился на обжигающе-горячий. Её разбитые руки пали на наши. Тяжело вздохнув, она утвердительно кивнула. И я, и он не могли скрыть грустной улыбки.        Вскоре, Джин уснула, и мы остались с другом наедине. Никто из нас не курил, но пачка сигарет с прошлых лет осталась. Выйдя на порог, закурили оба. — Даже и сказать нечего, — тихо проговорил Кейн. — Да тут и не нужно говорить. Она многое пережила в своей жизни. И ты, и я это знаем. А тут ещё и это. Эта сука пырнула Джин ножом. — Она не чувствовала боли, думаю. Вспомни себя при драке, когда ненависть переполняет тебя и ты превращаешься в животное, которое чувствует запах крови противника и поддаётся инстинктам. — Он выдохнул дым. — Это потрясающе. Мне стыдно признавать, но это было потрясающе. — Не могу не согласиться… — Когда Джин била, я мгновенно узнал в ней тебя. Кажется, это у вас семейное. — Да. Этого я и боялся, Кейн. Я слишком хорошо её знаю, но даже я не мог ожидать такого. Сердце в пятки ушло, тело оцепенело, и делать ни черта не мог. — Тоже самое и у меня было, — согласился он, — тоже самое. Чёрт! Даже не верится…        После небольшой дискуссии мы легли спать. Кейн остался у нас на ночь, но спать с Джин ему я не позволил. В четыре утра мы только легли. Я прошёл в спальню и аккуратно лёг рядом с сестрой. Внезапно, она взяла меня за руку и прижалась к моему телу. Обняв её — сладко уснул…        Вспоминая эту историю, меня пронизывает та же самая дрожь. Благо Джин не все детали помнит. И не знаю почему, но это и не важно. Она кинулась на ту девушку как волчица, защищая права своих родных людей. Я горд, безусловно, горд ей. И сейчас, когда мне видятся фрагменты того вечера, сердце зажимает в тиски. Ни я, ни Кейн об этом не говорим. Это табу.