Аристократичные мальчики

      Почти все аристократичные мальчики — испорченные. Чарли Хескет им не исключение.       Эггзи почти не удивляется, когда он, пьяно дыхнув, лезет к нему прямо на миссии. Глаза у Хескета совершенно шальные, оголтелые, и светлых радужек почти не заметно из-за пестрого света в клубе и расширившегося зрачка.       Кто бы сомневался, что он даст слабину.       — Убери руки, — шепчет Эггзи не потому, что чужие ладони на брюках ощущаются до безумия странно, а потому, что им нельзя выходить из образов. — Ты ходишь по грани, Адам.       Он надеется, что фальшивое имя Чарли образумит: придаст сил или там, например, поможет вспомнить, где они, чем занимаются и зачем вообще вся эта мишура. Черта с два.       Чарли хлещет шампанское, как дорогая блядь, а потом приваливается носом к его уху, выводит дорожки вдоль кромки волос. Выдыхает так шумно и урывками, что мурашки бегут по хребту. На такую хероту Эггзи, вроде, не подписывался.       — Шнобель убрал, с-сука.       Он в курсе, что холод по позвоночнику — последствие легких наркотиков, которые им пришлось принять. Но жар — тот, что зреет внутри от каждого касания, — на всю эту дурь не спишешь.       — Кому сказал, а? — Чарли щекочет улыбкой шею, прижимается еще ближе.       Почти что облизывает ему загривок. На узком диванчике, в углу модного ночного клуба, где они ищут подрывника. Черт бы побрал твою душу, ебанный Хескет.       — Еще секунда — и я тебя ударю.       У Эггзи до больного чешутся костяшки въебать ему по лицу. Нос Чарли будто бы просится под удары, и скулы эти его острые так и молят "порежься о нас". Эггзи рад бы — да только вряд ли кровь и запах стали помогут ему прийти в себя.       Он пытается сосредоточиться. Ловит цель глазами, отправляет сигнал Мерлину, но тот даже не думает откликаться. Эггзи мнет рукава рубашки и высчитывает удары собственного сердца. До последнего шага — и синяков на аристократичной роже — совсем чуть-чуть.       — Тебе ведь нравится, да? — сипит Чарли, и его сорванный еще с прошлого задания голос режет по ушам.       Режет — а затем проникает вовнутрь и кишки наизнанку выворачивает. Низкий, грудной, такой зовущий. Эггзи отстраненно думает, что у Хескета есть что-то от мифических сирен. Такой же, блять, как они — скользкий, опасный и ... о боже, его голос.       — Тебе очень нравится, Э-эгги, — Чарли тянет гласные и снова пытается полапать его через брюки.       Каков ублюдок, а. Эггзи смаргивает короткое "не вздумай" от появившегося на том конце провода Мерлина, сжимает кулаки. Он на грани.       Если Хескет не остановится вот прямо сейчас, дальше будет страшное.       — Галахад, цель! — рычит в динамике Мерлин, но непростительно опаздывает.       Чарли трогает его языком. У самого ворота идеальной рубашки, осторожно и на пробу, но этого хватает, чтобы Эггзи вырубило все пробки.       К херам цель. У него на ширинке чужие ловкие пальцы, и голову сдавливает душный обруч. Эггзи кусает губу — срывается.       — Тебе конец, — коротко рыкает он.       И набрасывается.       Кулак мажет по скуле, и голова Чарли нелепо улетает вправо. Эггзи прицеливается еще раз, но, кажется, точный удар работает еще и как отрезвляющий. Чарли отскакивает в сторону — грациозно, сволочь, как большой кот — и резко ныряет вниз, выкручивает в невероятном "па" свои длиннющие ноги. Галахаду к нему не подобраться, не задеть за прикрытые костюмом нараспашку плечи.       — Галахад! — надрывается Мерлин и, кажется, роняет кружку. — Мордред!       В голове иллюзорным фонтаном брызгают осколки, и этот звук заставляет дернуться.       Эггзи ловит Хескета за ботинок — идеально вычищенный, конечно же, — дергает изо всех сил. Переворачивает через себя, подскакивает и добивает сверху весом своего тела. Чарли клацает зубами, как безумный, смыкает пальцы у него на горле. Они шершавые, жесткие и ощущаются как-то возмутительно неправильно.       Воздуха кошмарно мало, и Эггзи хрипит, подцепляя холодные руки, но Чарли взбрыкивает и переворачивает их обоих. В сторону летят чьи-то ноги, крики, грохот и звон. Намертво сцепившимся комком они вылетают в центр танцпола, и, блять, это явно последние место и поза, в которых Эггзи хотел бы провести свой вечер.       — Цель! — тон у Мерлина неожиданно спокойный, но Галахад даже не собирается его слушать.       Он видит только кровь на своих костяшках, разбитую губу Чарли и тонкую темную струйку у него под бровью, но этого до жалкого недостаточно. Глаза Хескета до сих пор шальные, бешеные — черные, что просто ужас, — и Эггзи бьет его по лицу и груди, стараясь попасть в болевые точки.       Только чтобы глаза закрыл, скотина. И не смотрел — так. Так. Вот так вот, что вся душа наизнанку и хаос ураганом между ребер.       — Высокородная манерная сука, — плюется словами, как ядом, и пропускает выпад.       Спину прошивает боль, сводит судорогой от поясницы до лопаток и заставляет упасть, откатиться подальше от угловатого тела. Мордред на то и Мордред — он как змея, ранит подло и незаметно.       — Сказал мне хуесос из трущоб, — ржет Хескет, елозит по площадке, но не торопится вставать.       Так и лежит — раскинув руки и ноги — на полу танцпола. И Эггзи, как громом пораженный, валяется рядом.       — Кто еще тут хуесос?! — рявкает, заводясь заново.       Внутри, под костями, словно мотор поставили, который при виде Хескета мгновенно разгоняется до последней отметки. Крутится на сверхзвуковой, твою мать, от каждого взгляда.       — Не только я, — у Чарли все губы в крови перемазаны, и он неловко вытирает ее рукой.       Лениво поворачивает голову, словно протрезвевший и очень довольный, и сыто делится:       — Мы проебали цель, душка.       — Блять! — взрывается Эггзи и резко пытается подняться. — Пизда тебе, Хескет, мы проебали его из-за тебя.       — Виновата Ваша несдержанность, Анвин, — сухо вещает наушник.       — Мерлин, пройдите к черту!       Эггзи злится: на себя, на проеб — этот гребанный подрывник был крупная шишка, хрен поймешь, подловят ли они его теперь, — на Чарли. На Чарли, кстати, больше всего — за его широкую улыбку, за веселые искорки в глубине глаз, за тихое и завораживающее:       — Я мог бы дать тебе дома, душка-Эгги.       — Я тебе сейчас еще раз въебу. Завались.       Вокруг медленно расползаются в стороны люди: зрелище закончилось, диджей вернулся к своим установкам, снова ярко светит неон. Цели нет — засранец свалил, как только увидел драку. Им здесь больше делать нечего.       — Как же я тебя ненавижу, Чарли, — делится Эггзи, с трудом отряхивая свой костюм от осколков.       — Ну конечно.       Улыбка у Чарли совершенно злорадная. Эггзи, поднявшись, не подает ему руку. То, что они напарники, еще не значит, что и друзья. Он не пойдет на поводу у избалованного сноба.

***

      — Мерлину пришлось послать Рокси расхлебывать наше дерьмо, — Эггзи роняет папку на стол перед Чарли, но тот даже не вздрагивает.       По правде говоря, Эггзи не против ударить ей Хескета по морде — по высокомерной и нахальной харе, по этой самоуверенной мине, которую он корчит прямо в эту секунду в конспиративной квартире. Но уж больно здесь узко: и Эггзи боится, что, разойдясь в драке, сам врежется в узенькую стену кухни.       — Поздравляю. Девочка-рыцарь справится. Можешь отсыпаться, Эгги.       — Она расхлебывает то, что мы навалили. Из-за твоих ебанутых рук, из-за твоих ебанутых приставаний. Какого хуя, Хескет?       Чарли медленно поднимает взгляд — и, вроде бы, он совсем не спал, у него должно быть похмелье да и синяки явно не делают ему чести, — но глаза у него слишком ясные и хитрые. Настолько, что хочется дать стрекача куда подальше от этой лукавой сволочи.       — Вот я тоже не понял, — хмыкает Чарли и крепко хватает за запястье, вскакивает и запирает между собой и острыми углами стола. — Не успел понять.       Эггзи пытается вывернуться из хватки, но требовательная рука впечатывается ему в штаны. Прилипает к ширинке, дергает за собачку молнии, проскальзывает за ткань. И обхватывает член — решительно, тесно, с силой. А потом начинает лапать — без какого-либо зазрения совести.       Эггзи знал, конечно, что все аристократичные мальчики испорченные, но Хескет — это какой-то чертов апогей, сочетание всех, чтоб их, недостатков и достоинств.       — Какого хуя, душка? — улыбается Чарли, считывая с его лица удивленно-разозленное "о", крепче перехватывая запястье и вжимая в столешницу. — Какого он у тебя, а?       Рука хозяйствует в брюках, словно родная, прорывается под боксеры и легонько скользит по головке. Это чертов предел.       — А, — бессвязно соглашается Эггзи, хватаясь ладонью за чужую шею, и забывает, как дышать.       Это на легкие наркотики точно не спишешь.       Ну блядь.