В ночь на Рождество

Альфред аккуратно кладет последнюю украденную из аптеки коробку и с громким хлопком закрывает багажник побитого ярко-желтого автомобиля. Он кривится от громкого звука, смущенно улыбается, как если бы кто-то его видел, и негромко комментирует, что следовало бы научиться рассчитывать силу. Бегло осмотревшись, Альфред обнаруживает, что на шум ожидаемо откликнулись местные обитатели — назвать их жителями не повернется язык. Джонса передергивает. Мертвые не спешат, издали не принимая парня за живое и съедобное. Но Альфред не обманывается, понимая, что стоит им, привлеченным каким-либо шумом или движением, подойти ближе, как риск стать едой в разы возрастает. Заразиться — определенно нет, но вот превратиться в мясную закуску — запросто. Он показывает неприличный жест в сторону скопления мертвецов — те, конечно же, ничего не понимают, — сплевывает на асфальт и спешит покинуть опустевший город. Мотор старого автомобиля обиженно кряхтит, но все же продолжает справляться с задачей. В объезд, с трудом огибая препятствия в виде брошенных машин, вещей и непонятных обломков, Альфред выезжает на свободную дорогу и уже там позволяет себе вдоволь поругаться. У него заканчивается бензин и не хватает боеприпасов: а как, спрашивается, совершать набеги на кишащие мертвецами городские центры, если запасы патронов не пополнялись неделями? И если продуктов еще хватает, то выживание без оружия и бензина практически не представляется возможным. Джонс вздыхает и на секунду позволяет себе подумать, что очень скоро бензин перестанет существовать совсем, а все патроны, которые пока еще можно достать, вскоре будут выпущены в мертвые головы. И тогда, наверное, все закончится. Буквально на минуту он дает волю чувству безысходности, а затем внезапно замечает впереди автомобиль. Альфред прибавляет газу, чтобы догнать движущуюся впереди машину, и, достаточно сократив расстояние, одним выжившим поворотником сигналит незнакомцу. Альфред сам не знает, чего ждет, поэтому даже несколько удивляется в тот момент, когда идущий впереди автомобиль отвечает задними фарами и начинает снижать скорость. Они тормозят у обочины, и Альфред выходит из машины, пряча пистолет под курткой — неявно, чтобы не вызывать агрессии, но все же осторожность Джонс соблюдает. Человек, вышедший ему навстречу, осторожность соблюдает тоже, но не так деликатно. Он не выпускает из рук автомата и приветствует Альфреда не самым благосклонным взглядом. На первый взгляд его трудно назвать опасным: не слишком высокий и довольно худой, по крайней мере, в сравнении с Джонсом, но угроза чувствуется в его осанке, манере держать оружие и в тяжелом взгляде под густыми светлыми бровями. Альфред тем не менее приветливо машет ему рукой. Он видит, как следом выходит на дорогу еще один, но почему-то совершенно невооруженный, если только кулаками и поражающей внешностью: парень определенно альбинос. Он спокойно и уверенно обходит машину и машет Альфреду в ответ, пока первый окидывает Джонса оценивающим взглядом. — Ты один? — парень с автоматом хмурит брови, что на секунду вызывает у Альфреда желание засмеяться. Но людей с оружием он уважает, поэтому только слегка улыбается и утвердительно кивает. — Я еду из Сиэтла, — говорит Джонс громко. — И у меня критически мало бензина и патронов. Альбинос тут же издает какой-то рваный хриплый смешок. — Их сейчас у всех критически мало. Блондин с густыми бровями тычет его локтем в бок. — В Сиэтле полчища тварей. Неудивительно, что парень один остался. Джонс вскидывается. — Вообще-то, я был один. Двое переглядываются, и Альфред видит, как хмурый парень с бровями недоверчиво кривится, а альбинос пожимает плечами. — Смелый парень, а? — обращается альбинос к Альфреду, на что тот самодовольно кивает. — Я Гилберт. — Артур, — коротко представляется парень с бровями и открывает дверь своего авто, явно демонстрируя, что не собирается задерживаться на дороге. — Мы едем в небольшое поселение к югу отсюда. Двадцать минут пути. Можешь заправиться и обменять патроны на что-нибудь полезное, если успел стащить из Сиэтла. — У меня есть лекарства, — гордо провозглашает Альфред, за что получает полный презрения взгляд. Все трое разбредаются по машинам. Серое авто трогается, и Альфред следует за ними, принимая все сказанное как разрешение следовать за ними. На улице давно не летняя погода, и сейчас он был бы не против переночевать в каком-нибудь теплом помещении. Может быть, его даже не выгонят сразу. Впрочем, лишь бы с вилами не погнали, и то хорошо. Альфред крепко сжимает руль, когда парни делают резкий поворот, сходя с основной дороги куда-то в сторону. «Удобно, — отмечает Джонс про себя. — Скрылись от посторонних глаз». Солнце садится, когда они подъезжают к мосту. За ним высокие ворота и ограждения с колючей проволокой, а прямо у моста несколько парней в форме с автоматами наготове. Альфред тормозит и открывает дверь следом за Гилбертом и Артуром. Те тут же заводят беседу с ребятами на посту и, судя по направленным в его сторону жестам и взглядам, говорят о нем. Альфред спешит выйти и лично вмешаться в разговор. Его встречает высокий, крепкий парень с короткими светлыми волосами и серьезным взглядом, и Гилберт едва ли не виснет на его плече. Джонс протягивает ему руку, но тот с пожатием медлит, осматривая ее пристально и напряженно. — Да не заражен он! — не выдерживает наконец Гилберт, за что Альфред испытывает к нему невероятное чувство благодарности. И это действует, потому что суровый парень мигом смягчается, пожимая протянутую ладонь уверенно и крепко. — Людвиг. — Альфред. Фамилии не называют. Не принято, да и бессмысленно уже. — Я могу заплатить за въезд, — Джонс начинает на выдохе, немного обеспокоенный — что неудивительно, ему не хватит рук, чтобы посчитать разы, когда его чуть не убили на таких постах за последние пару месяцев — но его перебивают. — Не парься. Сегодня всех пускают. Но к главному нашему обратись. — О. Получив разрешение, Альфред пользуется им, не раздумывая. Гилберт говорит, что некоего Брагинского он найдет быстро, стоит только спросить дорогу у первого встречного, улыбается и, перед тем, как Альфред успевает скрыться, успевает схватить его за руку и бросить многозначительный взгляд на слегка выступающий из-под куртки след укуса. У Альфреда мурашки бегут по телу от этого взгляда и на мгновение кажется, что в груди остановилось сердце от ужаса, но Гилберт почему-то отпускает его руку и только желает ему хорошего пути. Альфред мог бы задуматься об этом, и о том, какие холодные руки у этого парня, но он слишком напуган, чтобы думать. Поэтому Альфред просто бежит. По единственной дороге в огражденное поселение, из которого нельзя будет незаметно сбежать. А затем все мысли выходят из его головы, когда он въезжает в ворота. В городе происходит жизнь. Настоящая жизнь: целые дома, украшенные к рождеству, прохожие слоняются по дорогам и дети играют на улицах. Вокруг шумно, и Альфред в полном ошеломлении оглядывает происходящее. Прочие поселения, которые удавалось видеть Альфреду, были больше похожи на тюремные лагеря или пункты выживания. Здесь же люди не выглядели выживающими. Они выглядели живыми. И все эти живые люди столпились вокруг, стоило его желтому автомобилю затормозить на дороге. Альфред выходит из машины слегка смущенный: все, кто находился рядом, смотрят на него. "Здесь редко бывают новые лица", — заключает он и максимально приветливо улыбается. — А где я... — Иван живет прямо за поворотом. Большой дом из белого кирпича, — миролюбиво отвечает светловолосая девушка в джинсовом комбинезоне. — Брагинский, да? Все кивают, а какая-то маленькая девочка, возраст которой Альфреду трудно было определить, дергает его за подол куртки и совершенно искренне интересуется: — Вы у нас жить останетесь? Альфреду даже стало стыдно перед ней. Не хотелось так просто говорить, что он не сможет остаться, потому что в конечном итоге они сами выставят его за ворота. Поэтому он, чувствуя, как кровь приливает к ушам, смущенно отвечает, что пока не знает. И, получив ответ, сперва немного мнется около машины и только затем уезжает. Недалеко, потому что Иван живет здесь, за поворотом. А еще у Ивана большой дом, огромная елка прямо у крыльца и множество сияющих огней, привлекающих внимание. И Альфред разом понимает, почему сегодня пускают всех. В честь праздника. Снега Альфред не видел давно, календаря не держал в руках месяцами. Он просто не знал, что сегодня за день. А теперь вот — знает. Он резко выдыхает и делает глубокий вдох, сосредоточенно выстукивая пальцами какой-то ритм по рулю несколько минут, чтобы собраться с мыслями. Затем — выходит, хлопает дверью и, поднявшись на крыльцо, жмет на звонок. Он слышит, как внутри эхом отдается короткая мелодия — звонок все еще работает. Ему открывают буквально сразу. Открывает высокий мужчина неопределенного возраста (где-то от семнадцати до пятидесяти), в светлом вязаном свитере, длинном бежевом шарфе и с доброжелательной улыбкой на слегка пухлом лице. — Привет, — говорит Иван высоким, почти музыкальным голосом и протягивает руку. Альфред пожимает, мимоходом сравнивая горячую ладонь Брагинского и ледяную руку Гилберта. — Я думаю, ты меня уже знаешь. И Иван улыбается, почти мечтательно прикрыв глаза. Альфреду становится даже слегка не по себе от всей этой праздничности и доброты, витающей в воздухе плотными густыми тучами. Джонс кивает. — Угу. Я Альфред, и я здесь, вроде как, проездом. У меня... И его вновь перебивают. — Забудь пока. Заходи. Альфред не видит смысла отказываться. В доме Брагинского чисто и приятно, пахнет какой-то выпечкой и, черт возьми, молоком! — У вас тут все такое рождественское, — комментирует Альфред мимоходом, осматривая дом изнутри. Светлые стены, широкие окна, всюду ковры и пледы и книжные полки практически в каждой комнате. — Так Рождество же, — пожимает плечами Иван, запуская Альфреда на кухню. — Люди отмечают семьями или парами. Знаешь, соулмейты... Они так счастливы, что еще не потеряли друг друга. И так от этого страдают. — Почему? Альфред садится за стол и покорно принимает всю еду, которой его собираются кормить. Он не совсем комфортно чувствует себя, не привыкший к радушным приемам и ожидающий от подобного какого-то подвоха. — Потому что боятся. Это практически последний оплот цивилизации в творящемся хаосе. Мы оберегаем его всеми силами, но не знаем, сколько это продлится. Джонс понимающе кивает. Иван садится напротив, складывает руки на стол, упирается подбородком о ладони и пристально смотрит на Альфреда. — У тебя есть соулмейт, Ал? Альфред невольно сглатывает и отрицательно качает головой. Он ожидает, что такого ответа будет достаточно, но Иван продолжает выжидающе на него смотреть, и Альфред просто сдается. — Нет. И не может быть. Я... Слушай, это все очень здорово, я хотел бы остаться. Но, чтобы не было никаких претензий. У меня есть лекарства, у вас — бензин и патроны. Можешь выгнать меня сразу же, — он произносит все на одном дыхании и, подтянув рукава куртки, кладет руки на стол с таким же видом, с каким обреченный на казнь кладет голову на плаху. Иван медлит. Он берет запястья Альфреда, притягивает к себе и пристально рассматривает, будто под микроскопом. Следы укусов — свежие и не очень — стелются по светлой коже. Иван гладит их пальцами, закусывает губу и чуть-чуть улыбается. — И ты все еще здесь и не ешь мозги? — Именно. — Так ты не человек? — Я понимаю, почему люди боятся. Может, я и правда бомба замедленного действия. Я создан там же, откуда пришел вирус. Я не настоящий человек, и... — Альфред почти задыхается. Он не понимает, почему говорит все это, и не понимает, почему его все еще не прогнали. — И у тебя иммунитет. — И у меня иммунитет. Иван поднимает голову и смотрит Альфреду прямо в глаза, отчего тому становится и холодно, и жарко одновременно. — Так ведь это хорошо? Ты не станешь зомби, да и тебе, кажется, совсем некого терять. — Одиночество — это не здорово, — отвечает Альфред почти обиженно, а потом вдруг спохватывается, дергается, отнимая свои запястья от чужих рук и прижимая к себе почти как испуганный ребенок. — И ты меня не погонишь? Иван смеется. — Ты видел Гилберта? Должен был видеть, все проходят через него. Он чувствует зараженных за версту. Альфред кивает. — Они с Артуром привели меня сюда. — Он с Артуром соулмейты. Никогда не расстаются: не только потому что пара, но и в целях безопасности, — Иван говорит это и останавливается. Кидает взгляд на Альфреда, замечает интерес в его взгляде и, удовлетворенный созданной интригой, продолжает. — Гилберт мертв практически с первых дней катастрофы. И вот тогда у Альфреда что-то переворачивается в голове. — Зомби?! — Ученый. Работал над вирусом в лаборатории, работает и сейчас. Мне бы винить его, но смысл теперь? Он живет и думает. Ал, он ведь, фактически, единственная наша надежда, что что-то еще можно исправить. И ты теперь тоже. Альфред очень глубоко вздыхает, а затем спрашивает. — А ведь они с Артуром? — вопрос получается неполным и нечетким. — Спят и видят сны. — А я снов не видел, — заключает Альфред почти обиженно, а затем смотрит на Ивана и по одному только взгляду его понимает, что не он один. И Иван рассказывает, что страдал расстройствами сна всю свою жизнь, пил лекарства, но из-за них не мог видеть сны. Не мог видеть он, не мог и его соулмейт: вы либо видите один сон на двоих, либо не видите его вообще. Иван говорит, что, возможно, у него просто не было соулмейта, и лекарства тут ни при чем, но так думать проще. Впрочем, без разницы уже. "Он, должно быть, уже мертв", — мелькает невысказанная мысль. А затем они едят печенье, пьют горячее какао, смотрят фильмы в плохом качестве на едва дышащем телевизоре, и целуются как в последний раз, не понимая, кто они друг другу и что делают. Они ложатся спать в обнимку, и последнее, что слышит Альфред прежде, чем окончательно уснуть, это: "Хочешь остаться". Альфред не успевает ответить в момент, когда просыпается в машине. За окном уже даже не ночь, почти рассвет, и он кутается в собственную куртку от холода. Он резко выдыхает, сперва вообще не осознавая себя, затем разочарованно стонет: ему снился сон. Альфред выходит из машины, хлопает дверью, раздраженно пинает колесо и кричит куда-то в горизонт. А затем вдалеке появляются очертание серого автомобиля, и Альфред вдруг понимает. Он впервые в жизни видел сон. Когда чужая машина останавливается рядом, и двое парней выходят навстречу Альфреду, он приветливо машет им рукой, кричит "привет!" и первым делом спрашивает, какой сегодня день.