свинцовое сердце

Соня — огонек. Рыжий живой кусок летнего лесного пожара, возгорающегося от малейшего дуновения ветра. Соня на самом-то деле всего лишь кожа розовая да тонкокостное тело, звук падения от которого единолико похож на любого другого падающего навзничь. Замертво. В одну секунду рассекающего воздух. А Клариссе плохо, тошно, жарко, дурно, паршиво и выть хочется, истошно горло дробя на лоскутки; сжигая заживо гортань нерасщепленными слезами. Соня Симонсон сама же вложила в Фонг это пламя — неси, мол, девочка; не смей сгибаться и борись до победного. Еще Мечтательница оставила Блинк воспоминания лиловые, как и ее волосы, и Джона. Буревестника, который любил не ее — Лорелею свою любил; оказалось, что до последнего вздоха. Кларисса пальцы сжимает сильно-сильно, ногти обкусанные в ладонях пряча. У нее от голоса остались щепотки надрывного крика и невысказанных проклятий, так и не уничтоживших своих адресатов, а перед глазами до сих пор стоит последнее облако фиолетового дыма, с бледных губ подруги сорвавшееся медленно, как в фильмах. Девушка ступает по мокрой дороге — вокруг звон сирен и свист пуль; рядом те же вопли и фонари, холодом освещающие путь. Кто-то хватает Фонг будто котенка, тащит за собой сквозь перекрестный огонь, швыряет в машину и увозит вдаль (шепот, разговоры, «кларисса, кларисса, кларисса»). А потом Фонг видит Джона в толпе и взгляд его, совсем не просящий рассказать; он осматривает ее с макушки до пят, цепляется за ядерно-зеленые глаза и словно молит «скажи что-нибудь. ну же». — Прости… Резко под ребра ржавая пика входит. У Праудстара дыхание раз и обрывается куда-то в неоновую бездну с ее именем. Блинк молчит, губа трусится, и саму ее потряхивает маленько. Джона же знобит арктическими бурями, смерть дорогого человека не сумевшими предречь. Кларисса ближе. Практически до упора подходит, и он чувствует ее дыхание — морозное, бездушно-неживое. Буревестник все стоит, глаза пусты, но, приглядевшись, девушка замечает в них свое измотанное тело и скорбь; вину и обвинение; пустырь и Симонсон, апельсиновыми огоньками волос искрившуюся за зрачками. — Тебе лучше уйти. Да, уйти, пока кого-нибудь еще не сумела не спасти. Потому что Джон небеса был готов обрушить за ту женщину, на судьбе его отпечатанную, заклеймившую, приручившую, а Фонг была там и вернулась. Она вернулась, а Соня нет. — Если тебе что-то нужно, то я всегда ря… — Мне нужна была она. — отрезает Праудстар и уходит, оставляя Блинк одну с такой же ножевой раной в груди, как и у него самого. «… Он любил тебя». « Она тебя любила». Эхом в черепной смородиновой коробке звучит, от побитых стенок отражаясь. Буревестник исчезает, а Кларисса так и стоит, судорожно глотая воздух. Ей ведь Мечтательница тоже нужна была. Всего чуточку, грамм, каплю — крайне необходима, чтобы не свихнуться к чертям в тех измалеванных голубым прутовых камерах. Но ее больше нет; ничего не осталось в сыром нутре — ни влюблённостей диких, которые зарождались нежными саженцами где-то в подреберье; ни огня бунта бушующего. Будто разом прозрела и постарела, сгорела, будто выцвела и полиняла; не осталось в ежевичных волосах блеска — он в дымку предсмертную впитался до конца. Блинк плохо, тошно, паршиво, и абсолютное бессилие накрывает с головой. «Беги» кричала она Соне, словно лет сто назад; кричала, но не знала, что гонит Симонсон к черте, к границе между жизнью и смертью. А рыжая, послушная и верная, бежала без оглядки, споткнулась, видимо, каблук надломила и под вопли Фонг улетела к ангелам. Такие, как Мечтательница, в детских сказках всегда становятся сизыми ангелами со сверкающими крыльями — Хранителями становятся за спинами своих любимых. А спина у Джона непривычно согнута и дрожит, потому что мужчина пытается не кричать в сжатый кулак; старается слезы острые сдержать и к дьяволу не раскидать все вокруг, как мягкие игрушки. Его личная пустота просыпается внутри черной плесенью, а липкие щупальца в горле узлами вяжутся и душат-душат-душат, не оставляя шанса на спасение. Джон-ни. Каждый сонин поцелуй цветом перезрелой вишни Буревестник тайно хранил в своем сердце, посторонних к их чистой — любви — тайне не подпуская. А теперь эти губы жгут загорелую кожу в местах, где когда-то находили успокоение; ломают кости, и такая боль проходит через тело, что жить хочется намного меньше. Значительно меньше без нее. Глаза медленно заполняет горькая настойка озимой рябины. Просто все, что осталось Праудстару — это дурацкое мутантское подполье, которое без Симонсон разрушить/поджечь/уничтожить хочется неистово, нашивка «Мечтательница» во внутреннем кармане пиджака (к душе поближе) и огромная дыра в грудной клетке глубиной в Марианскую впадину. Еще Лорна, остервенело защищающая комнату лучшей подруги; собакой не выпускающая никого внутрь, даже Маркоса, и Кларисса. Фонг, делящая их — Джона и Сони — сокровенные воспоминания на троих. — Ты мне так нужна. — шепчут голоса в тишине. Единственное, что теперь объединяет Клариссу Фонг, Лорну Дейн и Джона Праудстара — это свинцовое сердечко Сони Симонсон, никогда более не забьющееся в их дрожащих ладонях.