Цветение

Вриска и Терези узнали, кто они друг для друга, почти сразу после знакомства – даже до Фларпа их игры никогда не были спокойными, никогда не были безопасными, не обходились без царапин и ссадин. Вриска и Терези знали, что со временем они займут какой-то из квадрантов, но никогда это не обсуждали, как само собой разумеющееся, никогда не загадывали, какой именно, оставляя это сюрпризом(и проблемой) для будущих себя… Того, что их пути разойдутся и что придется направить оружие не на общего врага, а друг против друга, Вриска и Терези не знали и знать не хотели. Терези решилась на убийство Вриски(и в каком-то смысле самой себя) дважды, Вриска решилась на убийство Терези(и в каком-то смысле себя самой) один раз. Первый раз они действовали чужими руками, но знали, на что идут – сильные и отчаянные, готовые заплатить своим счастьем за свои цели; Терези не знала, как Скретч накажет Вриску, Вриска не знала, что будет с Терези, когда та, подчинившись лузусу, посмотрит на яркое-яркое солнце, но обе они были готовы к боли… Вернее, думали, что готовы. Они отведали ее сполна – обменялись ею, выпили на брудершафт, поддерживая друг для дружки кубки с отравой окровавленными руками. Их друзья с Земли вряд ли опознали бы цветы в диковинных альтернийских растениях, и все-таки это были именно они: коварная пасть, драконово пламя. Когда шар взорвался у Вриски в руках, Терези узнала, что колючие ростки на месте Врискиных мелких порезов были пустяками. Голову, грудь, левую руку пронзила невыносимая боль – это, разрывая серую кожу и выворачивая наружу яркое мясо, расцвели кровавые, как лазурь, цветки. Сизые гибкие стебли с черными шипами, нежные трепещущие лепестки с тонким сладким ароматом внутри готовых схлопнуться в мгновение ока шипастых челюстей обвили Терези, как ядовитый плющ, вовсе не прекращая своего роста – левая рука превратилась в благоухающий куст; рыча и воя от боли, Терези пыталась вырвать из себя стебли – вырвать с корнями, как свою привязанность к бывшей подруге, но лишь ранилась еще сильнее – лазурные цветки тисками смыкались на ее пальцах, шипы грозились насквозь проткнуть относительно здоровую ладонь. Истекая кровью и беспомощно пялясь оставшимся глазом на собственную руку, валяющуюся на полу в синей луже, Вриска не думала, что может стать еще больнее, но ей пришлось изменить свое мнение, когда Терези взглянула на солнце. Из глаз Вриски – вернее, из правого глаза и кошмарной раны на месте левого – чудовищными лиловыми слезами полезли мясистые, шершавые овальные листки горных суккулентов, взбугрились бутонами, расцвели сочной яркой краснотой, лишь немного уступающей той, что прожгла Терези сетчатку. Вриска и Терези не смогли самостоятельно избавиться от подаренных друг другу букетов – пришлось ждать, пока растения, напившись вдоволь кровью, не увянут, пока не опадут, потускнев, лепестки адских цветов. Они обе остались втайне довольны своей схваткой и ее последствиями – каждая показала, на что способна, при этом не лишившись самого дорогого, что только может быть(если, конечно, верить глупым легендам и преданиям). Спарринг удался на славу – соперницы разошлись по углам, продолжая действовать, как считали нужным, учась жить без зорких глаз и крепкой хватки, стараясь не думать, чем закончится следующая битва, которая не могла не случиться. Терези дважды пережила смерть. Когда кости Вриски ломались под ударами железных кулаков, из костей Терези прорастали колючие черные ветви, когда Вриска медленно истекала кровью, Терези, выкашливая недоразвитые голубые сомкнутые бутоны и обратившись в цветущие синевой заросли, упивалась сладким черничным ароматом – самым вкусным, что она когда-либо пробовала, самым прекрасным на свете, таким, ради которого она бы, не думая, легкой добычей сунулась в хищную пасть. Когда Терези обагрила синей кровью лезвие, пронзив Вриску насквозь, из ее собственной груди вырвался один-единственный крупный, смертельно сладкий цветок – вырвался и тут же безвольно опал, осыпался крошевом смятых лепестков и черных сломанных шипов, оставив на своем месте только пустоту. Упав на колени, Терези вылавливала синие лепестки из синей лужи крови и отдергивала пальцы каждый раз, ненароком касаясь апельсиновой ткани, укутавшей все еще теплое Врискино тело. Тепло это обжигало больнее, чем солнце; нащупав руку Вриски, Терези жадно сжала ее холодеющую ладонь. Позже Терези думала, что сломалась в тот самый момент, когда не нашла на хрупких пальцах Вриски следы собственных кровоточащих ожогов, не нашла ни листочка и поняла, что теперь, даже если она разорвет себя на части, Вриска больше никогда не зацветет.