Свита

      Корабль дрейфовал в полном одиночестве не год и не два. Опытному глазу это было сразу заметно: палуба захламлена морским мусором, всюду соляной налет. Облупилась и выцвела краска, местами рыжели пятна ржавчины. Название на корпусе уже не читалось, только две буквы угадывались: «р» и «а». Вот и думай, что бы это могло значить.       Так же, как и отсутствие шлюпок.       Питерсон хмыкнул: не похоже, чтобы команда бездумно попрыгала за борт, скорее уж быстро собралась и покинула судно. Ни следа паники, никаких сорванных креплений — только следы старых бурь, не человеческого страха. Но почему? Это он как раз и хотел бы выяснить.       Судовой журнал молчал, только подтверждая прикинутые на глаз даты. Почти три десятка лет — корабль, оказывается, сохранился вполне прилично. Немного прояснил ситуацию взятый некогда судном курс: про те воды ходило много дурных слухов, безумие, охватывающее моряков, было как раз одним из них. Но безумцы — и аккуратно спущенные на воду шлюпки? Не-е-ет, в такое Питерсон не верил. Потому вместе с остальной своей командой споро обшаривал бесхозное судно, ища настоящую причину.       Пока единственной вещью, претендующей на это звание, был здоровенный стальной контейнер в трюме, подозрительно новенький и блестящий для непокрашенного металла. Другой груз время не пощадило, а его — гляди ж ты. И стоял он как-то особняком от остального груза, что тоже наводило на интересные мысли. А уж замки... Хорошие такие замки, качественные. Но не устоявшие перед грубой силой и ломом.       Вот петли, кажись, чуток проржавели: створка, когда на неё налегли плечом, едва приоткрылась с жутким скрипом. А из контейнера хлынула... тьма.       Вязкая, густая, чернильная, она растеклась вокруг, волной захлестывая трюм. Закружилась водоворотом — и залила всё, с неслышимым, но пробирающим до костей плеском смыкаясь над головами. А потом в темноте открылся глаз.       Круглый, желтый, с таким же круглым зрачком посередине. Моргнул — и рядом открылся второй, третий, четвертый... Глаза всё распахивались и распахивались, окрашивая тьму в желтоватый оттенок. Их открылось столько, что темноте стало тесно, она таяла, светлела, уже напоминала цветом старый пергамент, испещренный кровянисто-красными прожилками. И как пергамент медленно скручивалась, распадаясь на волокна, с сухим мерзким треском лопаясь вместе с глазами.       Последний глаз исчез, и мир вернулся в норму, только тяжело дышали испуганные люди. Питерсон и сам с трудом переводил дыхание, глядя на темноту внутри контейнера. Она выглядела нормальной темнотой, безо всех этих глаз, так что он решительно подхватил с пола выроненный кем-то фонарь и шагнул вперед, распахивая створку и направляя луч внутрь.       Контейнер был пуст.       Если не считать кого-то, сжавшегося в комок посреди этого пустого пространства. Кого-то, подозрительно похожего на человека. Вот только что за человек смог бы провести взаперти три десятка лет, да еще и запечатанный таким страшным способом?       — Эй? — окликнул его Питерсон. На мертвеца лежащий не походил — не усох, костей не торчало. И, кажется, он дышал, так что Питерсон шагнул поближе, освещая «находку» лучом фонаря.       В следующий момент лежащий зашипел, закрывая лицо рукой, и Питерсон вместе с фонарем улетел к створкам контейнера от доброго такого удара. А лежащий поднялся на ноги и пробормотал себе под нос:       — Кажется, я вспомнил, где видел этот герб.       Гулкие стенки контейнера отразили эти слова, швырнули людям прежде, чем они увидели, кого же освободили.              Через час недоразумение вполне прояснилось, и Питерсон вместе с вызволенным из неволи эльфийским принцем сидели в капитанской каюте, выясняя последние подробности.       История принца была стара как день: веселые пляски вокруг трона. После смерти короля его должен был занять он, но, как всегда, нашлись считающие себя более достойными. Одна беда: убивать принца запрещали эльфийские правила. А вот подсунуть ему симпатичную эльфийку с бокалом снотворного, а потом сковать хладным железом и отправить в море — без проблем. Правда, к месту прибытия контейнер с принцем не доплыл. Маршрут специально был проложен так, что команда предпочла не гневить морских богов, а понятливо убралась куда подальше, бросив судно на волю волн.       Условия выполнены: принц жив, неизвестно где и возвращаться не спешит. Корабль не потонет — магия не даст, и та, что погрузила принца в сон, и его собственная, хранящая хозяина и медленно просачивавшаяся наружу даже через железные стенки тюрьмы, напитывая корабль.       Можно спокойно сажать на трон нужную задницу.       Всё это принц рассказывал, лениво покачивая в пальцах кружку, полную неплохого вина из запасов прежнего капитана. Вторая стояла перед Питерсоном, но он к ней приложился всего пару раз. Голова нужна была ясная, с этими эльфами — глаз да глаз. Как предложат что...       А этот конкретно остроухий что-то хотел предложить людям. Это было видно невооруженным глазом: он мог просто вышвырнуть моряков со своего послушного, уже почти живого корабля, но почему-то не стал этого делать. Вот убить — не имел права как освободителей. А общаться через борт — с легкостью.       Но нет. Так что же...       — Корабль — вам, — предложил эльф, сделав глоток вина.       — А с нас что? — сощурился Питерсон, не веря остроухому ни на грош. Чтобы напитанный эльфийской магией корабль — да в людские руки? В море сдохло что-то большое. Побольше кита, раз эдак в десять. А то и все двадцать.       Не терпели эльфы людей подле себя, даже таким вот образом.       — Откликнуться на мой зов в любое время дня и ночи, — эльф дернул ухом, Питерсону показалось, что человек в этот момент пожал бы плечами. — Невелика плата?       — И часто вам нужно плавать по морю?       — Думаю, не чаще чем раз в пару десятилетий.       Поглядев в кружку, Питерсон прикинул, что корабль-то определенно неплох. Не такой уж старый, не древняя развалина, тридцать лет назад был вообще почти новеньким. В порт им заходить никто не запрещает, брать контракты на стороне — тоже. Подумаешь, пару раз прокатить эльфа куда скажет... А в остальное время с таким кораблем, которому любая буря нипочем — да они богачами станут!       — По рукам!       

***

      Порт — такое место, которое живет даже ночью. Не гаснут огни, не замирают портовые краны, снуют люди, приходят и уходят суда. Поэтому двоих, пробирающихся к дальнему пирсу, не заметил никто. А если и заметил — не придал значения, мало ли, вдруг туристы прогуливаются. Морская романтика и всё такое.       Но у этих двоих была вполне конкретная цель. Остановившись на краю пустого пирса, один из пришедших поднес к губам старый боцманский свисток. Дунул в него — но свист будто слизнуло набежавшей волной, унесло куда-то в море.       Хмыкнув, он убрал свисток обратно в карман.       — И всё? — поинтересовался его спутник. — Посвистел — и за тобой приплыли?       — Придется немного подождать, — прозвучало в ответ. — Неделю или месяц... Не больше.       — Хорошо, что у нас есть это время. А как тебя угораздило обзавестись собственным кораблем?       — Пару сотен лет назад люди захотели стать командой моего судна. Теперь они часть моей свиты, — дернул ухом эльф и зашагал обратно.