Кисть в руке выводит силуэты...

      Хотелось вскочить, схватив новенький графический планшет, поддерживающий работу с бумагой, и ускакать как можно дальше, обернувшись Сивкой-Буркой, пегасом, Коньком-Горбунком, фестралом или любой другой подобной живностью. К сожалению, как оборачиваться мифическими конями, так и как собственными силами покинуть эту мечту любого фаната сагыков я не имела ни малейшего представления. Более того — накануне купленного и лелеемого мною графа, нигде не наблюдалось, как и любой другой техники — не было даже лампочки в потолке. И во всем этом была своя доля абсурда. Находясь в неизвестных мне, богато обставленных, явно не в стилях модерна или хай-тека комнатах, мысли мои крутились вокруг утерянного устройства ввода информации.       Хочется верить, что всё вокруг — шутка, стандартное приветствие новичка-иностранца в Корее, иначе объяснить ситуацию я пока не могу. Но командировка предстояла лишь через несколько месяцев. До этого я должна была ещё сдать экзамен на знание корейского языка, в последнее время которым только и занималась, улучшая над ним владение. Могла ли я забыть перелёт в Южную Корею? А последние несколько месяцев до него? Нет, нет! Так не бывает! Иначе почему я помню всё остальное? У меня хорошая память, я в этом уверена. Хотя медик из меня, как шляпа из удава. Могу, конечно, создать видимость, но шляпой же всё равно не стану. Однако, она может быть изготовлена из змеиной кожи… Но знаний и памяти мне это не прибавляет!       Кажется, будто в руках я до сих пор ощущаю тяжесть коробки с планшетом и грубую картонную поверхность. Хотелось как можно быстрее пролететь над всеми мартовскими лужами и сугробами, оказаться дома и опробовать-таки содержимое своей ноши. Работа с бумагой всегда была наиболее приятна для меня, а возможность при этом сразу переходить в диджитал казалась чем-то нереальным. Ветер был холодным, я проходила по набережной, руки мёрзли, но словно ребёнок, я никак не могла налюбоваться на ещё не распакованный планшет, все мысли были о нём, а выпустить его из рук, хоть на секунду казалось чем-то страшным. Потом… Было что-то важное. Хотя в жизни всё так можно назвать. Но что было потом я не помню — совсем ничего; потом я просто проснулась здесь.       За столом, напротив кровати, кушеточного типа, с которой я ещё не вставала, сгорбившись и закрыв руками лицо, находился молодой мужчина с собранными в пучок на макушке волосами. Подобные прически я видела только в дорамах и никогда не подумала бы, что в наше время, кто-то не в шутку будет делать подобный ужас на своей голове. И как только волос-то хватило! Или же парик? Хотя единицам из фриков могло бы хватить не только волос, но и оригинальности на подобное. Однако мою, казалось бы, стройную теорию, рушит ещё один, уже сидящий рядом со мной, мужчина с точно такой же прической! На его округлом лице читалось беспокойство и на вид ему было не менее пятидесяти лет. Он олицетворял собой все представления и стереотипы о лекаре традиционной китайской медицины: от одежды, до седеющей бородки и уже много раз упомянутого пучка волос. Я попала в обитель косплееров? Богатых косплееров без тормозов и рамок, но с хорошими актёрскими талантами!       В голове гудит, я никак не могу понять что они говорят. При этом кажется, что не просто говорят, но и что-то спрашивают или даже указывают, когда обращаются ко мне. Взгляд у старшего цепкий, выпытывающий, а брови сведены вместе, чуть ли не в знаменитый замятинский икс. У меня же, кажется, взгляд сейчас должен быть таким же круглым как у той милой О-90, а после пробежки прохладным мартовским утром по набережной, возможно и румянец не хуже. Хотя скорее всего, та пробежка была довольно давно, даже если я этого не помню. Не говоря уже о том, что на моей смуглой коже румянец никогда не появлялся. Я улыбнулась. Улыбка сама появляется на моем лице, когда я нервничаю.       Мужчина стал говорить более размеренно и растянул свои губы в ободряющей улыбке. Я бы даже смогла ему поверить, да вот только десять лет каждодневного рисования портретов мешают это сделать — художник учится хорошо разбираться в людях и их эмоциях.       Его речь странная и кажется знакомой, я даже различаю некоторые слоги, почти слова, но не могу никак уловить смысла. Напоминает корейский. Может неизвестный мне диалект? Чувство дежавю — я выучила три языка и каждый раз эти непередаваемые эмоции, когда слушая изучаемый язык, из целого вороха звуков постепенно начинаешь улавливать сначала знакомые слова, потом фразы, общий смысл, пока наконец не начинаешь понимать всё. Несомненно, аудирование является самым сложным и при этом самым приятным этапом в изучении языка.       Я стараюсь успокоиться и делаю столь обычно бесполезные десять вдохов и выдохов. Мужчина, тяжело вздохнув, берёт меня за руку и нащупывает пульс. Он действительно лекарь? Представим, что это так. — Do you speak English?       Ничего лучше в голову не приходит, а сказать что-то кажется необходимым. Так почему бы и нет, если английский — международный? Может, они тоже его знают, и мы сможем друг друга понять? Но лекарь лишь поднимает на меня недоумевающий взгляд и вновь что-то говорит. Просит повторить? Кажется, это действительно корейский. Как жаль, что я не начала учить его раньше! И какой у него ужасный говор! Дефект речи? Но челюсть, прикус и зубы выглядят нормально, да и на заикание не похоже… Куда я попала? — Эм… or Russian language? Not? I cannot understand you. I don’t even know what language you’re speaking. I have only assumptions.       Казалось, я разучилась говорить вообще… Теперь уже у лекаря были такие же круглые глаза, как у милой О-90, а мужчина за столом наконец убрал руки от лица и посмотрел на меня. По фигуре он и до этого казался молодым, а теперь, смотря на его лицо, я не смогла бы дать ему больше двадцати лет, хотя этот ужасающий пучок и страдальческая морщинка меж бровей немного его старили. К слову, весь его вид был таким, будто он чувствовал себя виноватым и одним этим чувством уже достаточно наказал себя. И он казался смутно знакомым, кого-то явно напоминал…       Мужчины переглянулись, но более ничего не говорили… Молчание начинало давить, и я было хотела ещё что-то сказать, хоть что-то, но… что? Как? Их реакция на английский мне совсем не понравилась. Казалось, будто они впервые его слышат — невозможно! И если смотреть на их реакцию, то от меня английского они не ожидали.       Напряжение все возрастало… Кажется, я уже выяснила, что говорят они всё же на корейском, да? Так почему бы и не попробовать? — 나는 어디 있고 당신은 누구입니까? (Где я и кто вы?) — мой голос дрожал. Честно, я с трудом собрала мысли в кучу, чтобы сказать это — не привыкла говорить на корейском. Но это моя последняя надежда, если не получится, то на мой китайский можно и не надеяться — с тонами у меня всегда были проблемы, не говоря уже о том, что знаю я только один, самый распространенный диалект.       К своему удивлению на лице лекаря я заметила облегчение, а вот второй мужчина, кажется, напрягся ещё больше и что-то спросил. У меня. Он понял меня? Значит, всё же Корея? Кажется, я и сама испытала облегчение, никак не удалось сдержать резкий выдох. Лекарь отпустил мою руку и вышел вместе со вторым. Узнать бы кто он, хотя бы примерно, а то запутаться можно с этим «мужчина» и «мужчина».       Резко встав с кровати у меня помутнело в глазах — кажется, я слишком долго не вставала. Сколько? Пальцы сами собой зарылись в волосы, к глазам подкатили слезы, и я совершенно перестала понимать происходящее. Все было слишком нелогично, слишком неправильно, слишком и слишком. Начиналась паника. Крепко зажмурив глаза и задержав дыхание на пару секунд, я ни о чем не думала. Выдохнув, почувствовала хрупкое, но спокойствие.       Волосы оказались слишком длинными, почти до пояса. Я никогда не отпускала их ниже плеч и хоть обычно они росли довольно быстро, но сколько же надо времени для того, чтобы так их отрастить? Я была без сознания более полугода? Но где больница, капельницы и пищащие приборы? Или в меня кто-то вселялся? Бред, но в здравом уме я бы точно не стала растить волосы — слишком неудобно. Да ещё и красить их в черный. Точно, это как в «Убей меня, Исцели меня» — диссоциативное расстройство идентичности. Это пугает, но хоть немного да объясняет ситуацию.       Посмотрела на свои подрагивающие руки. Свои? Слишком светлые, слишком изнеженные — нет ни одной заработанной трудом мозоли или малейшего шрама, каждый из которых я помню. Помню, как и то, как у меня ломило пальцы от долгой работы с карандашом, как затекала рука при работе на мольберте, как в детстве радовалась испачканной в грифеле коже руки — она казалась серебряной. Я помню свои руки! Но сейчас вижу только тонкие, длинные музыкальные пальцы заместо своих чуть коренастеньких с квадратной формой ногтей, загрубевшей кожей на безымянном пальце правой руки.       Ноги ослабли, и я осела на кровать. Не мои ноги. Подняв подол длинной, белой юбки, я чётко увидела худые, даже тощие икры, тонкие щиколотки и поняла, что это не моё тело, это не я. И кажется, я стала выше.       Может, это я одна из личностей в чём-то теле? Или… В кого я попала? И где мы находимся? Или, возможно, правильнее спросить… когда?