Зверь

— Боже, у меня чуть сердце в пятки не упало, — нервно посмеялась она, вставая и поворачиваясь лицом. За спиной одна её рука схватилась за другую. — Не делайте так больше, пожалуйста. — Что ты здесь делаешь сейчас? Это было ожидаемо. Время едва за полночь, всё погружено во мглу, а она обычно приходила ближе к рассвету, когда бриллиантовые лучи только-только притрагивались к остывшей земле. Она задумчиво отвела взгляд, стараясь сформулировать свою просьбу как можно более убедительно. — Вы просто обязаны пойти и попробовать уснуть. Понимаю, что сейчас это будет трудновато сделать… — она замолкла, позволив и себе, и ему прислушаться к звукам, которые доносились из здания. Из одних окон лился дружный смех, из других — оживленное звяканье стаканов, в третьем, кажется, даже бутылку разбили. Словом, реальность подтвердила её слова самым красочным образом. — Но вы должны хотя бы попытаться. К тому же, я постараюсь, чтобы рядом с вашей комнатой было тихо. Он пытливо рассматривал её лицо, видимо, надеясь заметить подвох, проследить какую-то эмоцию, указывающую на ложь или что-то подозрительное, но так и не выявил ничего. Она всего лишь наклонила голову, задавая немой вопрос, словно не знала, почему её так пристально разглядывают. — Ладно. Рвущуюся наружу победоносную улыбку было не сдержать. Внутри всё бурлило от непонятной радости, и она старалась ни за что не показать её. Уж слишком по-детски тогда выглядела бы. Но скрывать эмоции она умела так же плохо, как и врать, иначе Леви бы не насторожился. — Ты чего такая довольная? — Ничего-ничего. Вы идите тогда, а через пару минут я пройдусь по близлежащим казармам и успокою рядовых, если будут бушевать. Уходя, он кинул напоследок взор через плечо, убеждаясь, что с этой девушкой точно всё в порядке. Будь она чуть более восприимчива к чужому презрению, возможно, растерялась бы от такого. Но сейчас даже кучка титанов не смогла бы сбить с её лица столь широкую улыбку. Она забежала к себе, чтобы скинуть халат, и двинулась на второй этаж. Кабинет Леви находился в самом конце коридора. Мелисса порадовалась — это облегчало задачу. Она прошлась по всему этажу и, казалось бы, почти везде уже готовились ко сну, если не спали вовсе, но в одной комнате всё ещё горели лампы. Их свет вырывался из приоткрытой двери, деля пол косой линией. Хотя там не слишком гремели, Лисса решила на всякий случай предупредить. Ступая тихими шагами, она подобралась к казарме. Через приоткрытую дверь виднелась свисающая со второго яруса кровати мускулистая рука с ветвящимися венами. Мужские голоса выползали через щель. Она стукнула ногтями по поверхности двери, привлекая внимание: — Парни, вам бы спать пора. Заканчивайте своё мероприятие. Вдруг мешаете другим. — шепнула Мелисса. В просторной комнатке на полу расположились шесть-семь человек, и все удивлённо к ней повернулись. Мужчина с ближайшей кровати, чью руку она видела ещё из коридора, сонно промямлил: «Не мешают…» — и повернулся на другой бок, вздыхая и зарываясь носом в подушку. — О, доктор Картер! А посидите с нами? — пригласил светловолосый солдат лет двадцати отроду. Он сделал движение рукой в воздухе, как бы подзывая, и приветливо улыбнулся. Товарищи тут же начали по-дружески опускать шутки. На что она не рассчитывала, так это на подобное предложение. Впрочем, если останется, то можно будет следить за тем, чтобы никто уж точно не шумел. — Почему бы и нет… — задумчиво ответила она, закрыв за собой дверь. Прежде чем добраться до компании, пришлось изрядно постараться и обойти лежащие на проходе рюкзаки. — Но сидеть будем… — Прервав её на полуслове, доска под ногой жалобно заскрипела. — …тихо. Завтра ответственный день, не стоит мешать другим отсыпаться. — Да-да, хорошо, — в спешке прошептал блондин. — Меня, если что, зовут Марк. Некоторые ребята рядом с ним тоже представились, но запомнить всех она не смогла. — Рада знакомству. Это несколько неожиданно, что ты меня позвал. — честно призналась Мелисса, присаживаясь на кровать, где уже сидел ещё один солдат, в отличие от остальных одетый не в форму, а в одежду для сна. — Почему? — отозвался другой. — Я думала, ко мне сейчас не очень хорошее отношение. — Мелисса развела руками. — Из-за того, что случилось с документами Эрена? Бога ради, — прошипел Марк, отмахнувшись, — я охотнее поверю в то, что титаны умеют танцевать мазурку, чем в то, что это сделали Вы. Кстати, а почему Вы с таким рвением бегаете за каждым разведчиком? Хах, не поймите неправильно, просто я не понимаю. Мы всё спорим, сколькими Вам таблетками приходится закидываться, чтобы иметь столько терпения! Раскроете секрет энергии? Она искренне засмеялась в кулак, сдерживая голос. Неужели со стороны она действительно производила такое впечатление? — Нет никакого секрета. Люблю я свою работу, и всё. — У нас Ваше имя скоро станет нарицательным! — Добавил ещё один парень. Она помнила его — это тот, кто пару дней назад остановил убегающего от неё Бертольда. — Дурень, оно уже нарицательное! — В смысле? — Ну так трава есть, мелисса. — Точно. Вас в детстве не дразнили этим, доктор Картер? С этого начался долгий разговор о былых временах с добрыми улыбками и теплом от керосиновых ламп. За работой Мелисса совсем забыла о том, как приятно иногда остановиться и просто поговорить с людьми. Не потому, что нужно собрать анамнез, и не потому, что нужно рассказать о лечении, а без причины. Чтобы не приходилось выбирать слова, чтобы можно было позволить ходу мыслей вести в какую угодно тему. Последний раз, когда она могла так поговорить, был… с Дэниелом. Вечером, в последний выходной, прежде чем она уехала. Они пили горячий чай, смотрели, как мир за окном медленно умирал, отдаваясь ночи, и разговаривали шёпотом — о некоторых вещах не говорят громко. Тогда она ещё считала, что ей повезло с ним. Подумать только… На стенах танцевали подвластные свету тени солдат, и ребята что-то увлечённо рассказывали, а она отключилась — всё казалось, что сейчас отворится дверь, и на пороге будет стоять Дэниел. Вздохнёт: «Прости меня. Я был идиотом.» Крепко поцелует. Соврёт, что всё у них будет хорошо, и она поверит. Каждому слову поверит, даже не задумается. Потому что Лиссе нужен был кто-то, на кого можно было бы положиться. Она ведь слабачка — без руки, за которую могла бы держаться, упадёт. Вопрос только во времени. Время шло, а дверь не отворялась, и Мелисса чувствовала, что она падает. Но завтра — день последних приготовлений. Стоило вспомнить о том, что скоро состав Разведки бесповоротно изменится, как по коже бежали мурашки. Рядовые с самого утра зубрили план, запоминали механизм работы дистанционного разведстроя и безбожно суетились, как и некоторые врачи — те из них, которые участвовали в вылазках. Поэтому Терезу в этот день было невозможно застать в нормальном состоянии. Когда её окликали, она резко поворачивалась и едва ли не кричала в ответ, с предельной строгостью оглядывала новобранцев и, судя по её лицу, иногда забывала дышать. Остальной коллектив, даже те, кто должен быть остаться в стенах и терпеливо ждать возвращения, словно бы брал с неё пример. В суматохе сложно оставаться самим собой. Мелисса и не подозревала, что может быть настолько сосредоточенной. Она такой сконцентрированной не была, даже когда делала прямой массаж сердца или когда судорожно собирала вещи в поездку. И тем не менее, это была всего лишь жалкая разминка. О том, что будет дальше, она не желала думать. Страшно. Прошлое хорошо тем, что оно уже пережито. Всё плохое позади, и ты вправе решать, что забыть, а что хранить и вспоминать ещё долго. О будущем же можно было лишь догадываться, пытаться представить. Но Мелисса не могла. Абсолютно. Она — чистый лист в Разведке. Ей не видан был лазарет, полный раненых, как королевскому роду не была видана бедность — они просто не представляли, что это такое. Тяжело не проявлять чувств, когда реальность выдавливала их из неё. Но она держалась, вызывая этим кучу вопросов у всего коллектива. Главным из них был: «Она вообще человек?» Мелисса и сама готова была поверить в то, что как-то незаметно для себя закидывалась таблетками, чтобы сохранять такое спокойствие. Но не всё было настолько гладко. Она почти сорвалась, когда рядовой зашёл в её кабинет с идиотской просьбой. Мелисса в тот момент только освободилась от осмотра девушки с гноящейся раной на стопе — эту вылазку она отсидит в штабе. Следом за ней зашёл парень и задал вопрос: — Доктор Картер, не могли бы вы написать мне отпущение от экспедиции, пожалуйста? Сначала она немного подождала, просто смотря на его безмятежное смазливое лицо, ожидая объяснений, но он так и не озвучил, почему ему нужна была справка. Тогда она поняла — причины-то и не было. — Что? — только и смогла она сипло выдавить. — Ты хочешь сказать, просто так? — Ну да, — ответил он, словно это было в порядке вещей. — Да ладно вам, вы такая добрая, не напишете? — А почему должна? И зачем нужно было вступать в Разведку, если ты струхнул участвовать в вылазке? — Тц, это не ваше дело. Просто напишите. Пожалуйста. Это не её дело — вот, значит, как. Наглости парню не занимать. Мелисса долго рассматривала его, тихо удивляясь тому, насколько беспардонно он повёл себя сейчас. Хоть бы вежливость проявил, что ли, приличия ради. — На выход. — Закрывая глаза и качая головой, она бесцеремонно разорвала зрительный контакт. — Я же нормально попросил! — От его спокойствия не осталось ни следа. Его, видимо, сильно оскорбил отказ. — Я тоже. На выход. И поживее. В тот момент она задумалась на секунду — возможно, даже написала бы. Но слишком уж быстро в голове появилась картина вероятного будущего: вот отпущение, вот отчитывание за ошибку, вот ночлег в объятиях приближающейся зимы. Нет. Всю Разведку она от вылазки не может освободить. Кроме того, это был их выбор, за который нужно нести ответственность. Это и есть то, что Леви называл воспитательным процессом? Верно говорят — с кем поведёшься, от того и наберёшься. Пословица вмиг наполнилась чертовски пугающим смыслом. Она не хотела становиться похожей на капрала — он не привлекал её. Всё, что ей от него было нужно — ощущение того, что она не бесполезный кусок мяса. Что она кому-то да нужна. Что кому-то от её отсутствия станет чуть хуже, а в её присутствии — лучше. Это именно то, что она никогда не признавала, но подсознательно всегда искала в чужих людях. Это её кислород, её вода, её пища. Без этого она как птица без крыльев. И Мелиссе определённо не хотелось перенимать его поведение, слова, методы — они не устраивали её. Но вот она с каменным лицом только что прогнала солдата, едва ли не скатившись до оскорблений, а в добавок ещё и вспомнила слова Леви об ответственности. И это говорило только об одном. Люди стремятся вести себя так же, как ведут себя те, кому они симпатизируют. Кто это придумал, и почему он так уверен? Мелисса размышляла над этим перед сном. Размышляла над этим и во время проводов бойцов, когда он попался на глаза. Вокруг плыли фигуры людей, прямо над ухом раздавалось резвое «Надерите титанам задницы!!!», а солдаты в форме стискивали поводья в руках. Мимо неё на лошадях за короткий отрезок времени проезжали самые разные люди: парень бандитского вида с горбинкой на носу, коренастая женщина с мужскими руками, строгий тип с бесчисленными родинками на лице, хрупкая коротковолосая девушка… Они все разные. У одних в глазах страх, у других целеустремленность. Одни смотрели прямо, другие потупили взгляд в сторону. Это не безликая толпа, не кучка проходимцев, и за состояние каждого она несла ответственность. В Разведке остались немногие. Из солдат — всего восемь. Из врачей — и того меньше. Мелиссе до этого момента казалось, что за время вылазки она успеет хоть чуть отдохнуть, но проведя немного времени в полупустом здании поняла, насколько сильно ошибалась. Первый час она просидела у себя в кабинете, как на иголках. Потом решила прогуляться. Без людей бледные стены штаба напоминали сплошное больничное отделение. Говорить с кем-либо не было никакого желания. Да она и не знала, о чём вообще можно было разговаривать в тот момент, когда там, на территории титанов, кровь лилась рекой — не разобрать, где чья. Она старалась не представлять себе, что происходило за стеной Мария, но сознание, вдруг оказавшееся неподвластным, настойчиво показывало картинки. Мелисса ничего не могла делать без навязчивых мыслей. Не спасал даже дневник — его будто тоже облепило напряжение, и он больше не помогал убежать от реальности, как бы тщательно она не пыталась вчитываться в строчки. Стулья словно стали более твёрдыми, чем были на самом деле, двери — более скрипучими. Как сказал тот мужчина, который на днях свалил на неё обязанность купить инвентарь, она выглядела паршиво. И Мелиссе было грех обижаться, ведь так оно и было на самом деле. Если он, Альфред, мог соврать, то собственные глаза и зеркало — нет. Отражение пугало её саму, что уж говорить о немногочисленных окружающих. Всё вокруг было серым и безжизненным — только благодаря людям штаб жил. Здесь делились потаёнными страхами и чистой радостью, здесь звучали аккуратный шёпот и оглушающий крик. Сейчас же всё здание было организмом, сломленным болезнью. Если считать коридоры венами и артериями, то кровь в них застыла. Мелисса ругала себя за такие нагнетающие мысли, но ничего не могла сделать. Оставалось лишь надеяться, что в ней зажжётся рабочий настрой, когда солдаты вернутся. А вернулись они ближе к вечеру. Она мерила шагами крышу штаба, когда заметила войско с развевающимися за спинами людей мантиями цвета еловых иголок. Лунный свет блестел на них, то появляясь, то исчезая, словно отдавал известные ему одному сигналы. Лошади бежали рысью по широким улицам, некоторые тянули за собой повозки. Совсем скоро стал слышен звонкий топот копыт. Мелисса вдохнула побольше воздуха — волнение отошло на второй план, как бы ни было странно. Она боялась, что даст волю эмоциям, но ошиблась, и была этому нескончаемо рада. Хладнокровный доктор незаметно включился ещё в тот момент, когда её ноги застучали по доскам лестницы. Подножие Разведки снова наполнилось гомоном людей. Спина точно инеем покрылась, едва в поле зрения попали раненые. Им помогали вылезать из повозок врачи и другие солдаты, что-то крича вышестоящим. Мелисса не вслушивалась, несмотря на то, как отчаянно их сиплые голоса старались пробраться в уши. Это первый раз, когда она принимала пострадавших в таком количестве, и тем не менее ноги сами шли, руки сами поднимали искалеченные тела, словно ей было не привыкать. Однако нести людей для неё было всё равно, что тащить гроб в одиночку. — Тереза! — воскликнула Лисса, увидев, как главврач подошла с другого бока и взяла под руку мужчину с окровавленной на животе рубашкой. Он едва мог держать веки открытыми. По глазам было видно, что ему трудно сфокусировать взгляд, оттого он еле делал шаги. — Нет времени на разговоры. Зря ты схватилась за этого амбала, сама ведь упадёшь вот-вот. Оставь мне. Помогай девушкам. — Голос звучал натужно, и Лисса засомневалась в возможностях Терезы. — Ну же, иди! — подогнала она, заставляя выполнить приказ. Доктор Картер плавно вышла из-под тяжёлой руки и рывком развернулась, едва не врезавшись в кого-то. Перед ней целые повозки раненых. Ночь запахла металлом и прохладой. Заставила и Мелиссу вдохнуть этой смеси. Пропитала ледяные стены, полы и потолки Разведки. Во вздохах, в приказах, выкрикнутых сорванным голосом, даже в фырканьях лошадей — везде чувствовались отпечатки смерти. У неё был особый почерк, и Лисса его слишком хорошо выучила, чтобы теперь впадать в ступор. Раненные не кончались. Их липкие руки соприкасались с сухой кожей её лица, над ушами слышалась речь, которую даже в абсолютной тишине не вышло бы разобрать, а о бедро то и дело стукалось снаряжение, норовя оставить уродливые синяки. Из раза в раз оказываясь в лазарете, где потрескивал огонь факелов, скрипели кровати, рыдали люди, Лисса со всей возможной осторожностью клала чувствительные тела на белые простыни. Иногда подбегали коллеги, помогали уложить, но чаще они были заняты другими солдатами. Она быстро теряла силы и старалась выровнять дыхание, пока перебегала из лазарета на улицу, но с нулевым успехом. Перед глазами маячили люди, сливались в одно небрежное пятно цвета мантий Разведкорпуса, и вскоре голова совсем закружилась. Ей пришлось остановиться, опереться о стену, большими глотками хлебая воздух, полный горечи. — Делай что-нибудь, Картер, только не стой столбом! — пригрозил кто-то из врачей, чей голос терялся в шуме. Кто бы это ни был — не важно. Он был прав. Если она не могла помочь так, пусть лучше помогает чем-то другим. Мелисса быстро вернулась в лазарет, наскоро натянула перчатки с маской и хотела было двинуться в дальний угол помещения, где, кажется, видела раненого Марка, но цепкая рука схватилась за халат, пачкая его. Еще не развернувшись, она уже услышала: — Доктор… Нога. Неу… — Мужчина закашлялся. — Неудобно лежит. Попра… — Ещё один приступ свистящего кашля прервал его. Мелисса повидала многое за свою короткую жизнь: гвоздь в щеке (пациент попросил не спрашивать, как так вышло), гнойные раны с личинками паразитов, химические ожоги, выколотые глаза, и вполне со спокойным лицом смотрела на другие не самые приятные картины. Но когда тебя просят поправить ногу, которой нет, волей не волей хмуришь брови и перестаёшь дышать. Перерубленная практически у основания бедра нога сочилась кровью, которую впитывали салфетки, чуть выше был затянут жгут. Фантомные боли — не редкая вещь, но Мелисса совершенно не знала, что она должна делать. Обрубок нельзя было положить как-то иначе, это просто невозможно. Она не помнила, чтобы сталкивалась с этим чувством, когда тебя просят сделать то, чего ты сделать не можешь. Обычно всё, о чём её когда-либо просили, всегда было возможно выполнить, даже если казалось, что выхода нет. Да и… разве он не знал, что его нога осталась где-то за стенами? Ступор длился пару секунд. Ответ на главный вопрос пришёл быстро. Мелисса мягко коснулась ткани порванной штанины оледеневшими пальцами, делая вид, что перекладывала ногу, хотя на самом деле просто осторожно подержала конечность в руках и положила обратно. На лице мужчины проступило облегчение, он выдавил что-то похожее на «спасибо». Тогда доктор быстро оглядела тумбу, проверила, что на ней был стакан воды, и вышла, задвинув за собой бежевую шторку. Вряд ли это поможет мужчине расслабиться, но по крайней мере перед глазами не будут мельтешить люди. Она была невозмутимой. Не позволяла эмоциям взять контроль над её руками, что искали пульс на ослабленных запястьях; над её головой, в которой болезненно неслись мысли. Старалась не дать ни капле страха пролиться за предел дозволенного, пока пальцы с привычной ловкостью искали вены. Огни факелов ярко освещали мечущиеся фигуры врачей и её собственную, на стенах трепетали в беспокойном танце тени. В какой-то момент они стали прозрачнее — лазарет был наполнен светом. Поначалу Мелисса не поняла, в чём дело, но взгляд зацепился за окно, пропускавшее утренние лучи. Закончить удалось лишь когда прошло несколько часов после обеда. Ей казалось, что внутри было нечем дышать, но окна открыты. Тогда она, быстро отказавшись от предложенного Терезой чая, выбежала на улицу, стягивая перчатки с маской, однако и там, в осеннюю погоду и без верхней одежды ей было душно. Ноги загудели, когда она рухнула на траву. За спокойствие в последние несколько часов пришлось дорого расплатиться — в голове безумным количеством оттенков переливалась боль. Мелисса была терпеливой, но даже её сводила с ума эта чугунная тяжесть в затылке. Мир померк ещё больше, и она не желала видеть его — на мгновение захотелось ослепнуть. Стоило закрыть глаза, как творившийся бардак в разуме усилился, стал ощущаться будто взаправду, подобно очень реалистичному сну. Она вцепилась в траву ногтями, надеясь хоть как-то, пусть даже таким глупым способом отвлечься, но по-настоящему вытянуть её из этого кошмара смогла только чья-то тёплая рука. — Мелисса, — безэмоционально начала Тереза, — Я понимаю, что тебе тяжело, но у нас экстренная ситуация. Происходит что-то непонятное. Нужны мозги каждого. Бессильно вздохнув, она смирилась с тем, что выбора нет. — В чём дело? — Узнаешь по дороге. Давай же, времени нет. Мелисса схватилась за протянутую Терезой руку.