Виноваты в любви

Шура шёл домой с нехорошим предчувствием, которое заставляло его ускорять шаг. Подгоняемый этой непонятной тягучей тревогой, он проворно поднялся на свой этаж, зашёл в квартиру и, не раздеваясь, направился прямиком в спальню. Там его ждало вполне безобидное зрелище: Лёва валялся на полу, опершись спиной на кровать, и вроде бы даже дремал. На кровати, вкрадчиво жужжа кулером, стоял раскрытый макбук. Из распахнутой настежь форточки неприятно тянуло холодом. Недовольно нахмурившись, Шура прошагал через всю комнату и закрыл окно. Лёва вяло отреагировал на появление друга, хрипло буркнув "привет". - Ты всё перепечатал? – поинтересовался Шура. - Ага, – кивнул он, ожесточённо потирая глаза. Шура присел на край кровати и взял нагревшийся ноутбук на колени. Он уже был знаком с первыми набросками песен, затем с почти готовыми черновиками, а теперь на экране красовались отполированные финальные версии. Для грядущего альбома было утверждено всего две песни – наследие, не вошедшее в предыдущий сборник "16+", а все новые работы – те, что должны задать звучание и стать основой альбома – оставались под большим вопросом. Последнее время Лёва сочинял тексты один другого злободневней. Просмотрев первые несколько текстов и обнаружив, что с прошлого раза почти ничего не изменилось, Шура устало повторил свои опасения: - Ты же понимаешь, что это слишком рискованные заявления? Если мы решимся это спеть, то пути назад уже не будет. - И что тогда? - Тогда нам с тобой пиздец, – зловеще ухмыльнулся Шура. - Херню ведь несёшь. - В двух текстах я насчитал, по крайней мере, три статьи, по которым нас смогут привлечь. - Ну охуеть теперь! – всплеснул руками Лёва. – Давай в Роскомнадзор на проверку отдадим? - Не кипятись, – спокойно отозвался Шура и снова уткнулся в тексты. Лёва, всё так же сидя на полу, обхватил руками колени и нервно покачивался. - "В соседней вселенной", – прочитал вслух Шура, – это ты про Украину что ли? - Про твою квартиру. Повисла пауза. - Раньше ты никогда не объяснял свои стихи. - Раньше ты всегда понимал их без объяснений. На фоне сегодняшнего лёвиного ядовитого ехидства смертоносные австралийские пауки казались просто безобидными букашками. Шура вздохнул: - Пойду чайник поставлю. Зелёный заварить? Лёва отрицательно мотнул головой. Когда Шура, наконец-то умывшись и переодевшись в домашнее, вернулся в комнату, Лёва стоял у окна, прижавшись лбом к стеклу. - Мне так хуёво, Шурик, – пожаловался он вполголоса. - Выспаться пробовал? – съязвил Шура. – Говорят, помогает. Лёва засмеялся как сумасшедший и, обхватив голову руками, вдруг грохнулся на пол, заходясь от рыданий. - Ну, приехали, – мрачно констатировал Шура. Отмотав кусок валявшегося на столе бумажного полотенца, он присел перед съёжившимся другом: - Успокойся, Лёвчик. Дай сопли вытру. Когда Шуре всё же удалось поймать и осмотреть уворачивавшегося от прикосновений друга, ему открылся жуткий вид: припухшие веки и воспалённые глаза, кроваво-красные от полопавшихся сосудов. - Мать твою, чем ты обдолбался? – испуганно воскликнул Шура. Вместо ответа Лёва закрыл глаза и начал что-то нечленораздельно напевать себе под нос. Шура грубо встряхнул его за плечи и закричал в лицо: - Нахуя пить бросал, если траву снова дуешь?! - Ударь меня, – едва слышно прошептал Лёва. - Что?! - Врежь мне, говорю! – сорвался он так внезапно, будто словесный поток прорвал невидимую плотину. – Хули только орёшь, вломи от души – может легче станет! Шура ошеломлённо замер, глядя на тяжело дышащего Лёвчика. - Уймись, мазохист долбанный, – пробормотал Шура, крепко обнимая друга и зарываясь носом в его встрёпанные волосы. Они насквозь провоняли табаком и резким горелым запахом марихуаны. Лёву лихорадочно трясло, и потребовалось немало времени, пока он, постепенно успокаиваясь, перестал дрожать и разъярённо шмыгать носом и обнял Шуру в ответ, судорожно выдыхая. Сердце по-прежнему колотилось как бешеное, но зато дыхание выровнялось. Осторожно поглаживая Лёвчика по затылку, Шура погрузился в воспоминания о недавних событиях. *** Солнце садилось, подглядывая в их номер через случайно завернувшуюся пластину жалюзи. Шёл всего четвёртый день отпуска – московские призраки, сотканные из тысяч дел, проблем и планов, ещё не до конца ослабили свою хищную хватку. Не так легко полностью абстрагироваться от работы и позволить себе отдыхать без лишних навязчивых мыслей, но с каждым днём получалось всё лучше: сегодня на рассвете они купались в море, потом сидели в кафешке на набережной, а ближе к полудню, когда начала разгораться жара, укрылись в прохладном номере и с упоением занимались любовью. Шура здорово вымотался после столь интенсивного секс-марафона. Расслабленный Лёвчик устроился на его плече и как-то странно притих. Но не успел Шура всерьёз заволноваться, как Лёва всё-таки заговорил: - Может бросим всё, останемся жить здесь, возле моря? Шура лениво потянулся и ответил: - Ты имеешь в виду, давай бросим группу, предадим ребят и заползём в нору? Лёва ничего не сказал и даже не шевельнулся. Шура обеспокоено покосился на друга – он ожидал услышать в ответ капризное "ну вот уже помечтать нельзя" или, как минимум, обиженное фырканье. - Лёвчик, ты в порядке? – заботливо поинтересовался Шура, касаясь губами его виска. Лёва поморщился, вылез из кровати и подошёл к окну, глядя на улицу сквозь щель в жалюзи. Шура не мог оторваться от представшей перед ним картины – тронутая лёгким загаром спина, умилительная татуировка в виде ангельских крылышек над лопатками, тощая соблазнительная задница, худые стройные ноги... Чёрт возьми, сколько лет прошло, а он всё такой же нестерпимо сексуальный. Хренов дориан грей. Как же хочется затащить его в постель по второму кругу! Лёва наконец нарушил тишину, выводя Шуру из созерцательного транса: - Уже 38 дней без бухла. Тяжело даётся, знаешь ли. - Хочешь, я за фруктами сбегаю? - Давай лучше прогуляемся? Натянув футболки и шорты, они вышли в южную вечернюю свежесть. На набережной было полно народу, но здесь, в далёкой чужой стране, их это не волновало. Растворившись в толпе, они могли проводить время как самые обычные люди – в своё удовольствие, без оглядки на публику. В России почти никогда не удавалось появиться в общественном месте и остаться при этом незамеченными. А тут... самая настоящая свобода. Шура почувствовал, как Лёва невесомо провёл кончиками пальцев по запястью, вызывая приятно щекочущее в груди тепло. Шура решительно взял его за руку, переплетая их пальцы. Такой простой жест и такой мучительно недоступный большую часть времени. Шура глянул на друга, и сердце замерло в приступе бесконтрольной нежности: Лёвчик так улыбался... Впервые за много дней на его губах играла беззаботная, ясная, восхитительная улыбка. Приветливый ветер гладил кожу и играл волосами, спокойное море неторопливо накатывало волны, нашёптывая свои древние и вольные сказки. Хотелось раствориться в этом моменте, в солнечных лучах счастья, в весёлом шуме пёстрых многолюдных улиц. Но сочно рокочущую музыку испанской речи вдруг безжалостно разрезали слова на родном языке – резкие, болезненные, обжигающие – как удар по лицу, оставляющий после себя полыхающий след. - Ты глянь, гомосеки ёбаные. Не, ну нафига мы в эту гейропу поехали? Шура медленно, словно в кино, обернулся на соотечественников, собираясь покрыть их трёхэтажным матом, но краем глаза заметил как побледнел и напрягся Лёва. "Он и так сам не свой последнее время, – с горечью подумал Шура. – Он не вынесет сейчас скандала и криков". Прикинувшись ничего не понявшим иностранцем и только сильнее сжав ладонь Лёвчика в своей, Шура упрямо зашагал вперёд. Они вернулись в отель – крошечный уютный гестхаус с белоснежными стенами, утопающий в зелени. Лёвчик закрылся в душе на добрых полтора часа, а потом, весь мокрый и горячий, забрался под тонкое сатиновое одеяло. Струйки воды стекали с волос на подушку, неумолимо устраивая всепостельный потоп. Игнорируя это локальное бедствие, Шура мягко подтянул его к себе. Лёва закрыл глаза, устроив мокрую голову на груди у друга. - Я хочу домой, – тихо пробормотал он. Они вернулись из отпуска на одиннадцать дней раньше. *** - Ты читал? – голос Лёвы звучал глухо, будто слова впивались в горло и причиняли боль. - Да. Телефон, с открытой вкладкой "Медузы", мелко дрожал в руке. Шура забрал у него смартфон, заблокировал экран и добавил: - Только я в "Новой газете" читал. И тебе не советую. Лёва выглядел как перетянутая гитарная струна. На пределе. Шура опасался нарушить хрупкое равновесие – на срывы Лёвчика смотреть очень больно. А поводов в этом году было предостаточно. За последнее время они уже устали удивляться и ужасаться сводкам новостей, но когда стало казаться, что глубины ада достигнуты и хуже уже некуда, со дна постучали. Этот апрель явно запомнится не только аномально зимней погодой. Положив руку Лёве на плечо, Шура тихо предложил: - Пойдём, я кофе сварю. *** Это уже напоминало недобрую традицию: апрель два года назад выдался не таким чудовищным, но всё же однозначно кошмарным. Шура вошёл в кухню мрачнее туч, затянувших плаксивое небо над Москвой. - Кто звонил? – уточнил Лёва, не отрываясь от книги. - Козырев. Хуй нам, а не концерт седьмого. - Блять, что?! – Лёва развернулся всем корпусом, едва не перевернув стул. - Уже пятая площадка слилась. Ты что, на полном серьёзе удивлён? Ожидал, что всё пройдёт гладенько? - Это же просто концерт, а не какой-то протестный митинг! - В этой стране ничего "просто" не бывает, – хмуро заметил Шура. Лёва задумчиво покусывал губы: - И что будем делать? - Миша говорит, единственный вариант – онлайн-трансляция на "Дожде". Лёва смотрел куда-то в пустоту. За окном безумствовал ливень, отстукивая свой унылый ритм, мерно тикали настенные часы, с улицы раздавался приглушённый стеклопакетами рёв сирены. С подавленной обречённостью в голосе Лёва произнёс: - Я правда не ожидал, что всё настолько плохо. *** Вынырнув из воспоминаний, Шура понял, что на некоторое время основательно выпал из реальности. Лёва, всё так же рассевшись на полу, со зверским аппетитом поедал разогретую в микроволновке пиццу. Забытый на диване макбук окончательно разрядился и затих. Шура поднялся с пола, отыскал шнур зарядки и реанимировал комп. На экране вновь высветились провокационные тексты. - Лёвчик, так вот, насчет новых песен... - Ты прав, Шурик, – неохотно согласился Лёва, перебив друга. – У нас могут быть проблемы. В принципе ещё есть время всё переделать или написать новые тексты... - Я знаю, что я прав. Но пусть все хором идут на хуй. Мы обязательно добавим эти песни в "Горизонт событий".