Слон

***

В парке было холодно. С неба, подсвечиваемые лучом включенного уличного фонаря, медленно падали крупные хлопья снега, оседая на скамейках, голых деревьях, брусчатке дорожек и волосах собравшейся разношерстной компании. Время было позднее, стемнело уже очень давно, но шум от группы подростков стоял приличный. — Вам все равно по пути, он же сам не дойдет. А мы еще не расходимся. — Это не моя проблема. — Да кто ж знал, что его унесет так быстро! Бакуго, ну будь другом, ты посмотри на них. Киришима махнул рукой в сторону сидящих на длинной парковой скамье ребят. С одного края мирно посапывала, прижавшись к Ииде, Урарака, с другого, прикрыв глаза и откинув голову на плечо вяло сигнализирующего о помощи Каминари, что-то бубнил раскрасневшийся Деку. — Два сапога — пара, — смеясь, припечатал Киришима. — И оба пить не умеют. Но Урараку Иида отвезет, вроде как, такси вызовем, а вам с Мидорией пешком идти. Он же простудится тут спать, пока мы закончим. Ну пожалуйста. Кацуки недовольно цыкнул, выдохнув облачко пара в морозный воздух. Он всего-то собирался домой раньше остальных, потому что не хотел сбивать режим утренних тренировок в выходные дни. И тащить на себе шесть кварталов напившегося в хлам задрота как-то не входило в его планы. Он еще раз взглянул на сползающего по плечу несчастного Каминари Деку, убрал поглубже в карман телефон, натягивая перчатки, и недовольно прорычал: — Ладно. Давай его сюда. — Кацуки развернулся и указал себе на спину, слегка присаживаясь. — Как принцессу я его не потащу, закидывай сам. И учти, Киришима, если он на меня блеванет по дороге, я заставлю тебя покупать мне новые шмотки. — Хорошо-хорошо. Спасибо, — радостно согласился Киришима, легко поднимая Деку и устраивая у него на спине. Тот что-то негромко хихикнул, располагаясь, и вырубился окончательно. — Только донеси его до дома. Не скидывай в какой-нибудь сугроб… Кацуки злобно зыркнул через плечо и встал, наклонившись вперед и поудобнее перехватывая задрота под ноги. Тот ткнулся лицом куда-то в затылок и засопел, во сне обняв его за шею. Киришима хлопнул Кацуки по плечу и, неловко улыбнувшись, пожелал хорошо провести праздники. На последние рождественские каникулы в Юэй всех отпускали по домам, и перед самым праздником они, по инициативе, исходящей от не в меру деятельных Ииды и Киришимы, собрались отпраздновать все вместе, вдали от родственников, ответственности и постоянного надзора учителей и наставников. Серо притащил с собой кучу алкоголя, заявив, что на холоде сидеть просто так не собирается, и все понемногу напились — просто чей-то организм справлялся с этим лучше, чем у других. От того парка, в котором они отмечали, до их с Деку домов и правда было не очень далеко, около километра, максимум минут десять бодрым шагом. Если не тащить на себе не похожего на пушинку обмякшего задрота. Кацуки прошел метров пятьсот и остановился, тихо матерясь. Попытался поправить на спине неудобно сползшего набок Деку, борясь с желанием все-таки запихнуть того в ближайший сугроб и оставить там умирать. — Да мать твою, Деку! Кто вообще так нажирается, тебе что, пять лет?! — Кацуки ухватил его руками под колени, наклонился и слегка встряхнул, подтягивая выше. Голова Деку оказалась у него на плече, но тот, наконец, перестал сползать и мешать движению. — Хи-хи, — вдруг раздалось над самым ухом, — Каччан, разве детям… нет, подожди… в пять лет разве уже можно пить?.. — Придурок, тебе ни в пять, ни в нынешние семнадцать, ни в двадцать пять пить нельзя будет, — зло выдохнул Кацуки, продолжая идти. — Проклятый ботан. Снег под ногами был свежевыпавшим, блестящим и скрипучим, народу на улицах в такое время не было совсем, поэтому его шаги и их голоса были единственными звуками в ночной тишине. — А почему… — Деку зашевелился и засопел, явно собираясь с мыслями. — Почему я у тебя на спине? Язык у него заплетался, и Кацуки промолчал, сомневаясь, что хочет вступать в диалог с пьяным в хлам идиотом. Не получив ответа, тот на какое-то время замолк, и Кацуки уже было с облегчением подумал, что он снова уснул. — Каччааааан… — снова позвал Деку. — А куда мы идем? — Слушай, придурок, это я тут иду, — раздраженно прорычал Кацуки, сбиваясь с шага. — А тебе лучше заткнуться и не бесить меня, если не хочешь оказаться головой в мусорке. Раздался нетрезвый смешок. Ухо опалило теплым дыханием, обнимающие шею руки сжались чуть сильнее. — Вот всегда так. Злой ты, Каччан. И вредный. Все еще гуляющий в крови алкоголь мешал сосредоточиться — Кацуки тоже выпил немало, и, хотя раздражение уже перехлестывало через край, он почему-то никак не мог разозлиться по-настоящему. Наоборот, такое непривычное состояние задрота казалось ему в чем-то даже забавным. — Знаешь, Каччан, — тихо продолжил тот, утыкаясь холодным носом Кацуки в шею, — ты такой теплый. — А я снеговик что ли, по-твоему? Кацуки закатил глаза, прикусывая язык. Не надо было отвечать, бессмысленные разговоры продолжали сами себя, затягивая словно болото. Деку резко замолчал, даже дышать перестал, кажется. А потом задумчиво ответил: — Да нет, не может быть… У снеговиков, наверное… волос на голове… эм… поменьше. После собственной глупой шутки он заразительно рассмеялся, и Кацуки против воли улыбнулся — вот же пьянь, в самом деле. — А вообще и не похож, — прошептал Деку. — Ты… потрясающий, Каччан. Сильный. И умный. Никогда не сдаешься… Кацуки почувствовал, как начали алеть уши, особенно то, которого наклонившийся вперед Деку при каждом слове касался сухими горячими губами. — Теплый. — Деку глубоко вдохнул и добавил на выдохе: — И красивый такой… Кацуки споткнулся и чуть не полетел лицом в снег. Желание обернуться и посмотреть на тупого задрота, шепчущего ему на ухо всякую чушь, было непреодолимым. Но тот уже успокоился и замолчал, не шевелясь, дыша глубоко и почти неслышно. Стало жарко, сердце громко билось где-то в горле, отдавая в голову, кончики пальцев покалывало — Кацуки списал все на действие алкоголя. Сколько таких моментов между ними уже было? Сотни. Сколькими хоть один из них воспользовался? Ни одним. Кацуки и сейчас не собирался ничего делать и как-то отвечать — мало ли что и кому взбредет в голову в таком состоянии. Мало ли что этот придурок говорит — может, Кацуки вообще болен и не в себе, ему все только кажется, и он замечает то, чего на самом деле нет. Отношения между ними только недавно немного выровнялись и приобрели нейтрально-дружелюбную окраску. Больше не было сжигающей дотла ненависти, страха, болезненной зависти и адского соперничества, зато появилось это — странное и непонятное. Недосказанное. В мимолетных взглядах, случайно-неслучайных прикосновениях, неправильных словах и действиях. Словно огромный, бесконечно растущий слон, стоящий посередине маленькой комнатки, которого оба предпочитают обходить стороной, просачиваясь мимо и делая вид, что его на самом деле не существует. Пока они не обращали на него внимания, все было в порядке. По крайней мере, так казалось Кацуки. Он выровнял дыхание и постарался успокоиться. Это все было бредом. Алкоголь и холод — чистая физиология, он просто опьянел и замерз, ему должно было быть плевать, что там бормочет чертов Деку. На нос приземлилась большая снежинка и мгновенно растаяла, скатившись каплей вниз — Кацуки и сам чувствовал, что его лицо как-то слишком горит. Вокруг никого не было, чтобы увидеть его смущение, только падающий сквозь темноту поблескивающий снег, скрадывающий звуки и отрезающий от остальной реальности, яркие фонари и длинная, никак не заканчивающаяся дорога. И тяжесть обнимающего его Деку на спине. Казалось, даже во всем остальном мире больше никого нет — только они вдвоем. Было поздно и очень тихо. В жилых домах по бокам улицы не горел свет, ни в одном окне — весь город погрузился в дрему, замирая в ожидании праздника. Из-за поворота, освещая путь фарами, выехала машина, громко урча мотором. Кацуки отошел в сторону, пропуская, и, когда она проезжала мимо, Деку на его спине внезапно завозился. Кацуки почувствовал, как тот на мгновение прижался к нему сильнее и провел носом за ухом. — Каччан, я такой дурак, — вдруг совсем трезво прошептал Деку. Кацуки остановился. Почему-то сейчас сказанное не казалось пьяной глупостью — было что-то такое в чужом голосе, что заставило его напрячься, замереть и прислушаться. Он сглотнул. — Почему? Деку хмыкнул, сорванно вдохнул и еще тише ответил: — Потому что ты так давно мне нравишься… И затих совсем. Кацуки снова двинулся вперед, ускорился, ничего не отвечая — за поворотом показались их дома. Когда он подошел и позвонил в дверь, то остановился и медленно повернул голову, бросая взгляд через плечо — Деку спал, закрыв глаза и уткнувшись лицом в куртку. Его мать вышла из теплого помещения и покачала головой, благодаря за то, что Кацуки принес ее сына домой. Тот проснулся, моргая как сонный воробей, и, пошатываясь и придерживаясь за косяк, сам зашел в дом. — Спасибо, Каччан… за доставку! — громко сказал Деку, обернувшись на пороге. Пьяно хихикнул, прищурившись и глуповато улыбаясь, и помахал Кацуки рукой. — Счастливых праздников. Увидимся в школе. Дверь за ним закрылась с негромким щелчком. Словно ничего и не было. Словно Кацуки все это снова показалось. Он развернулся, спустился вниз по ступеням и пошел к себе домой, засунув руки в карманы куртки и зарывшись пылающим лицом в воротник. В голове было пусто, словно на пепелище после взрыва. Кажется, их слон только что стал еще немного больше.