Свежий ветер

«…Я, запрокинув лицо к потолку, Стараюсь слез горьких потоки сдержать, А душу мою едят изнутри, Но только вот плакать никак мне нельзя…» А вы знаете, какого это, когда из-за слез не видно, куда идешь? Когда ты падаешь на пол, на колени, и изо всех сил зажмуриваешься, стискиваешь зубы, чтобы было не так больно. Когда кусаешь губы до крови, впиваешься ногтями в ладонь, пытаясь хоть немного приглушить боль в сердце. Когда внутри как будто лишь пустота. Слезы текут по щекам, и ты уже даже не пытаешься их утереть. А потом всё проходит. Ты перестаешь плакать, только сидишь с остекленевшим взглядом и смотришь вперед. Ты сидишь, потеряв счет времени, и лишь иногда вздрагиваешь из-за того, что ветки стучат в твое окно. Потом ты хочешь убежать от всего на свете. Вы знаете, как это больно? Совиная почта, как и всегда, пришла во время завтрака. В субботу. Дети о чем-то шептались, из разных концов зала доносился смех. Казалось, всё было хорошо, будто не было никакой войны, будто каждый день не умирали люди. На стол упал небольшой прямоугольный конверт с печатью Министерства. Девушка удивленно посмотрела на него и, осторожно взяв в руки, распечатала, откинув при этом с лица вьющуюся прядь волос. На миг в карих глазах мелькнул ужас, который сменился какой-то обреченностью. Она сидела, ссутулившись, и всё перечитывала и перечитывала письмо, пытаясь вникнуть в его суть. «Может, это ошибка?» - на секунду подумала она... Но это не могло быть ошибкой, это было правдой, какой бы горькой эта правда ни была. «Уважаемая Гермиона Джин Грейнджер, Спешим вам сообщить, что сегодня ночью, при печально сложившихся обстоятельствах, ваши родители, мистер и миссис Грейнджер, погибли. Авроры пришли слишком поздно. Примите наши соболезнования. С уважением, заместитель начальника по отделу ОСС (Очень Срочные Сообщения), Прагус Брин.» Вы слышали? «Примите наши соболезнования!». Да разве они в своем Министерстве умеют соболезновать? Какая им разница, что семнадцатилетняя девушка только что лишилась родителей – самого дорогого, что у неё есть… Что у неё было. Гермиона резко встала и, не обращая внимания на вопросы друзей, ринулась из зала. Гарри хотел побежать следом, но Рон остановил его, удержав за рукав. Поттер посмотрел в глаза друга, на что тот лишь покачал головой. А вы знаете, какого это, когда из-за слез не видно, куда идешь? Когда ты падаешь на пол, на колени, и изо всех сил зажмуриваешься, стискиваешь зубы, чтобы было не так больно. С невидящим взглядом, ни на кого не обращая внимания, она прошла через гостиную Гриффиндора, прижимая к груди небольшой клочок бумаги – старую маггловскую фотографию. С неё весело улыбалась счастливая семья. Мама держала на руках маленькую девочку с удивительно глубокими карими глазами, большими ресницами и вьющимися волосами. Со спины её обнимал красивый молодой человек - отец Гермионы. А теперь их просто нет. Вчера они были, а сегодня их нет. Мрачные, бесконечные коридоры Хогвартса с потухшими факелами. Бесчисленное множество дверей, за которыми скрываются пустые пыльные классы. Девушка не знала, куда она идёт, но лишь бы подальше от всех. От их лживых сочувственных речей, от заботливых взглядов. Они делают вид, что им жалко, но ведь это не так! Да разве они понимают? Разве могут они понять человека, в одночасье ставшего сиротой? Возможно, Гарри бы понял меня. Но он… Он не знал своих родителей! Он всю свою жизнь без них прожил. Он привык. Он сильный. А я? Если бы мы могли заглянуть ей в душу, нам бы открылась страшная картина. Потому что там было пусто. Одна пустота. Нет ни эмоций, ни чувств. Только безвыходность, потерянность. А в голове черно-белой кинолентой крутятся воспоминания… Вечер, маленькая Гермиона лежит в кровати, закутавшись в одеяло. У её изголовья сидит мама. Она ласково гладит её по голове и что-то рассказывает, отчего Гермиона счастливо улыбается. Вот мама подошла к большому книжному шкафу и достала из него большую разноцветную книгу. Это была книга маггловских сказок, так обожаемых Гермионой… Она сидит на коленях у отца. Это было под самый Новый Год. Он вручает ей расписную коробочку. Она спрыгивает с отцовских коленей и начинает распаковывать столь долгожданный подарок. Это была кукла в красивом ситцевом платьишке. С большими стеклянными глазами и довольной улыбкой, застывшей на фарфоровом лице. Гермиона от радости запрыгала на месте, а потом подбежала к папе и крепко его обняла… И если бы вы этим вечером по случайности забрели в один из коридоров этого огромного замка, то вы бы увидели, как на холодном подоконнике сидит, обхватив руками ноги, молодая девушка. Перед ней лежит потрепанная фотография. Угнетающую тишину прерывают всхлипы. Не громкие, но такие пронизывающие, что хотелось бы уйти и не слышать этого. Никогда не слышать. А потом всё проходит. Ты перестаешь плакать, только сидишь с остекленевшим взглядом и смотришь вперед. Ты сидишь, потеряв счет времени, и лишь иногда вздрагиваешь из-за того, что ветки стучат в твое окно. Именно такая картина предстала перед глазами старосты Слизерина – Драко Малфоя. Он медленно подошел к окну и стал внимательно рассматривать гриффиндорку. Она его не замечала и продолжала сидеть, уткнувшись носом в колени. Волосы растрепались, впрочем, как и всегда. На скуле небольшая царапина. «Болит, наверное», - вдруг отчего-то подумал Драко. Через несколько мгновений она вздрогнула и внимательно посмотрела на слизеринца. Он ожидал увидеть красные от слез глаза, но нет. Слез видно не было, а глаза поражали своей глубиной и… пустотой. Она на пару секунд зажмурилась, словно надеялась, что он исчезнет. Затем она посмотрела на него, боясь, а может, надеясь увидеть сострадание, но не увидела ничего. Совсем ничего. - Ну что? Что же ты молчишь? Давай, начинай! Можешь прямо сейчас обозвать меня сиротой! Уродиной! Грязнокровкой! – она сорвалась на крик. Драко, отступив назад, внимательно на неё посмотрел. - Ну же! Скажи! Скажи хоть что-нибудь, – голос сорвался, и вышел хриплый шепот. Он медленно подошел к окну и стал напротив неё. - Что у тебя случилось? – приподняв брови, спросил он. Она рассмеялась. В этом смехе не было веселья, в нем вообще ничего не было. - Хочешь знать, что случилось? Попробуй угадать! – она швырнула в него всё ту же старую фотографию, - Интересно выходит, не правда ли? Вчера они были, а сегодня их уже нет. - Мне очень жаль, – он поднял с пола снимок и аккуратно положил его на прежнее место. Она внимательно проследила за его действиями. - Не ври мне, - железным голосом отчеканила она, - Тебе не жаль. Тебе не было жаль ни на одну гребаную секунду! Слышишь, Малфой! Тебе плевать! Вам всем плевать! Она откинула голову назад, больно ударившись об откос, зажмурилась и до самой крови прикусила нижнюю губу. Он подошел к ней ближе, собираясь что-то сказать, но она с силой его оттолкнула и ударила кулаком по оконному стеклу. Стекло звонко зазвенело, но не разбилось – магия. - Хватит, Грейнджер, успокойся! – он отвесил ей звонкую пощечину. Она приложила руку к покрасневшей щеке и подняла глаза. - Так было нужно, - как бы извинился Малфой. - Как думаешь, будь они живы, они бы хотели, чтобы ты так убивалась? Родители всегда желают детям только добра, - он горько усмехнулся, о себе-то он не мог сказать того же. - Но ты же… Они… Как? - Успокойся, слышишь? - он последний раз осмотрел её и, сочтя себя здесь уже не нужным, сославшись на отговорку под названием «нашел чем заняться, успокаиваешь несчастных гриффиндорок! Пусть этим Поттер тешится», он повернулся, собравшись уходить. Но тут… Гермиона соскочила с подоконника, подбежала и, что есть силы, вцепилась в него, снова заплакав. Драко не знал, что делать. Он всегда мог сказать в ответ кому-либо гадость, мог поддеть Поттера и нищеброда Уизли, но здесь… Здесь он не знал, что нужно делать. Он ненавидел женские слезы. Он помнил, как плакала по ночам его мать… Помнил резкий крик отца, испуганное «Люциус!» матери. Они часто ругались. Это только для публики они были счастливой семьёй, примером для подражания. Но на деле все было иначе. В их семье никогда не было любви, привязанности, уважения. Нарцисса боялась мужа, он её не любил, а Драко был ребенком, у которого не было детства. Почему? Да потому что он был потомком древнего аристократического рода, а у них не бывает детства. В тот момент, когда девушка, прижавшаяся к нему, в очередной раз всхлипнула, он сделал то, за что потом ещё долго себя ругал. Он обнял её. Спросите его: «Почему?». Он бы вам не ответил, потому что сам этого не знал. Она ещё сильнее прижалась к нему. Её плечи поднимались и опускались. «Наверное, столько, сколько сегодня, я не плакала ещё никогда», - отчужденно подумала девушка. *** Гермиона сидела в своей комнате и смотрела на пламя, танцующее в камине. За окнами завывал ветер. Он поднимал в воздух разноцветные листья, кружа их в незамысловатом безумном танце. Девушка подошла к окну и распахнула его настежь. В комнату ворвались потоки свежего осеннего ветра. Она подошла поближе и посмотрела вниз. Внезапно ей пришлось отпрянуть от окна. Причиной этому послужил огромный черный филин, нахально влетевший в её комнату и усевшийся на письменном столе. Выпучив огромные глаза, филин распушился и протянул ей лапку, недовольно косясь на рыжего кота, с интересом наблюдавшего за этой сценой. Девушка осторожно сняла с его лапки записку и, развернув, прочитала. «Ты как? Д.М.» Всего два слова и инициалы, выведенные идеальным почерком, но стало что ли… легче? Она достала бумагу, обмакнула перо в чернила и написала: «Паршиво. Г.Г.» Птица улетела, но ответ не заставил себя долго ждать. Вскоре, все такой же недовольный, филин снова сидел у нее на подоконнике. «Сегодня, в 18.00 у коридора со статуей Корианы Дюваль. Я хочу кое-что тебе рассказать. p.s. Только попробуй притащить кого-нибудь из своих дружков! Д.М.» Не дожидаясь ответа, филин улетел. Девушка опешила. Секундная стрелка пробежала очередной круг и заходила на новый.