Что-то впервой, что-то привычно

Мирона всего колотило. Воду лил в себя как сумасшедший, захлебывался, давился и стремно сипло смеялся. — Пиздец, — повторял, — пиздец. У Вани не было сил подняться с пола. Лицо жгло, пот со лба стекал, и внутри что-то омертвело гнулось. — А если бы ловило, — пробормотал он, — если бы, блядь, ловило, ты бы там читал, дебил охуевший? — Я, блядь, не знаю, — Мирон пошатался на месте и рухнул рядом. — Они ж тебя чуть не сожрали. Маска валялась под рукой, Ваня водил пальцем по ее зубам и затылком впитывал в себя благословенный холод стены. Где-то в другом измерении какие-то чудаки все еще стояли в зале и чего-то ждали, несмотря на то, что сказал Мирон. Ваня почему-то на них злился и хотел, чтобы Мирон злился тоже, но Мирон любил каждого уебка, который вскидывал руку к своему персональному солнцу. Может, он хотел, чтобы в конце концов толпа его сожрала. Может, он мечтал, чтобы утром в новостных сводках писали, как его насмерть затоптали фанаты. Считал это лучшей смертью. — Охуенно было, когда ты заговорил. Ты слышал вообще, как они реагировали, — чему же он так, блядь, радовался. Охра не должен был говорить, у Охры языка не было — пустая пасть, в которой Окси отдавался эхом. Андрюха уже скинул фотки, надо было что-то написать в твиттер. В гримерку вломился Эрик, посмотрел на них, забросил еще пару бутылок воды — спасибо тебе, благослови тебя боженька, а теперь уебывай. Откуда у Порчанского были силы где-то ходить, Ваня не представлял. Ебаный Воронеж высосал просто досуха, вот уж город куража как есть. — За два года отстрелялись, — Мирон подполз ближе, втерся плечом в плечо. Его все еще трясло, и у Вани тяжко шевельнулось где-то под ребрами. Сцена как сцена, и выше бывало — переебало Мирона на пустом месте. — Ты нормально? — спросил он, потому что знал, что не нормально нихуя. Мирон промолчал. Дышал все еще сорванно, сердце, наверное, в глотке колотилось. Ваня потрогал его руку — вялая, горячая и мокрая, весь он сейчас был как после долгой муторной болезни. — На улицу хотел их потащить. Там читать. — Ебанутый совсем, — Ваня даже не спрашивал, как есть говорил. — Не отменять же. Но сцена пиздец говно. Ваня проглотил ответ. Нормальная сцена. В голове у тебя, Мирон, говно какое-то. Хотелось навалиться на него и задавить нахер, раскатать по полу, пока он такой тихий — чтобы тихим не был, чтобы рявкнул и скинул с себя. Ваня его только плечом поддел, тяжело оперся и вывернул шею. Мирон стеклянно смотрел перед собой и часто сглатывал. Криво зубасто улыбался, рот у него был весь сухой и растресканный. — Ехать пора, — проорал Андрей за дверью. Вот уж ебать вежливый, без стука не заходит. Мирон не шевелился, будто не слышал. Ваня неверно поднялся, ноги были как не свои, подал Мирону руку — Мирон потянул его обратно, заставил неудобно согнуться, почти пополам. Ваня присел перед ним на корты. — Давай уже. Щас спать ляжешь, прикинь, как Женя рада будет — после концерта сразу в кроватку, какой менеджер о таком мечтать может. Мирон выкашлял пару вялых смешков и обхватил Ванино лицо руками. — Спасибо. Прозвучало предсмертно. Ваню ебнуло холодом. — Тебе и Порчану, я не ебу, где этот неуемный ходит, но спасибо. Ваня покивал. Мироновы ладони на щеках держали крепко, пальцы давили в виски, во рту было сухо. Топили в воронежских гримерках, будто на улице было минус тридцать. Губы у Мирона еще шевелились, он говорил что-то важное, конечно, что без них двоих бы не вывез и все такое, но Ваня не вслушивался, и так знал. Заткнул его своим ртом на полуслове, обстоятельно вылизал, укусил покрепче. Заебал, бесишь просто. Мирон засмеялся ему прямо в рот — как лопнуло что-то, наконец-то хохотал не как подыхающий в хосписе. Укусил в ответку, встрепал волосы, поднялся, потянув Ваню за собой. — Да какой спать, это ж Воронеж. Город, блядь, куража, будь он проклят.