Зайчики в траве.

У него гладкая, с едва заметным загаром кожа, покрытая лёгким полупрозрачным пушком как у ребёнка и россыпью родинок. А ещё светлые, выгоревшие на солнце волосы, давно не знавшие стрижки и спускающиеся почти до плеч. Иногда он заправляет непослушные прядки за ухо, чтобы не падали на глаза и не мешали писать и тогда видно блестящий камешек серёжки- гвоздика в мочке и там же совсем маленькая родинка. Мне бывает иногда очень трудно сдерживать себя, чтобы не притянуть его к себе через стол и не притронутся губами к этой коричневой соблазнительной точке. А глаза… Господи, у него необыкновенные глаза! Настоящие омуты, огромные и затягивающие — цвета весенней травы с золотистыми крапинками. Как будто солнечные зайчики затерявшиеся на лужайке. Когда он поднимает голову от парты, внимательно вслушиваясь в мои слова и смотря в упор — я теряюсь. Тогда мне кажется, что он знает. Ну или догадывается. Хотя где-то я понимаю, такого просто не может быть. Нет. Если бы знал, то не смотрел бы так невинно и одновременно смело, не закусывал бы эти красивые губы, увлекаясь новой темой урока. Если бы знал, то уж точно не смотрел бы на меня так, как будто от услышанного на моём уроке, изменится его жизнь. А вот моя- менялась и зависела от него. От его непослушных волос, вечно лезущих в глаза. От его тонких рук, выглядывающих из-под коротких рукавов строгой школьной рубашки. От венки, пульсирующей на его шее в вырезе ворота всё той же рубашки. Почти середина мая и в особенно жаркие дни он расстёгивает две верхние пуговицы, а я любуюсь украдкой на выступающие ключицы. Вот как сегодня…  — Константин Олегович? Выныриваю из своих мыслей и понимаю что замолчал на полуслове, а весь класс в ожидании замер. Он тоже смотрит. С интересом. Как обычно закусывая нижнюю губу. Если бы он только знал, как это действует на меня… Мне вдруг становится невыносимо жарко, даже в тонкой льняной рубашке. Мимолётный взгляд на часы — до конца урока три минуты.  — Предлагаю продолжить на следующем уроке. — отворачиваюсь к окну и устало сажусь за свой стол, стараясь не смотреть перед собой, на его парту. — Кто сегодня получил оценки, подходим ко мне с дневником. Размашисто ставлю свою подпись под каждой заработанной моими учениками, оценкой и только когда вижу перед глазами ровные аккуратные строчки — замираю. Его дневник. Как всегда он подходит последним. Не торопится домой, как остальные. У него ещё есть тут свои дела. Я знаю. Конец седьмого урока. Вся школа скоро опустеет и только с десяток учеников из моего 11 -А, останутся для подготовки к последнему звонку и выпускному балу. Он тоже участвует. Ребята собираются в актовом зале и сидят там по нескольку часов, репетируя. Меня с собой не зовут и более того-не пускают, объясняя это тем, что для меня будет приятный сюрприз. Подозреваю ему не слишком нравится его собственное участие в этом школьном мероприятии, поэтому и не торопится покинуть класс. Вот и сейчас стоит переговариваясь с друзьями-одноклассниками и не замечает как я сжимаю его дневник побелевшими пальцами. А я бы сидел так вечно. Слушая его голос, вдыхая едва ощутимый запах его духов. Я не знаю их названия, но их запах не меняется с девятого класса, с момента нашего знакомства. Смесь цитрусовых с лёгким пряным ароматом… Девятый класс. Именно тогда я встретил его. Маленького худенького мальчика с огромными глазами и коротко стриженной головой. И мне даже кажется, что он не стригся именно с тех пор. Когда он впервые тогда вошёл в дверь, я понял, что-то произошло. Произошло со мной. С моим мировоззрением. С моей жизнью. А ведь мне никогда не нравились парни. Наоборот, я был очень большим любителем девушек. Да и девушки не меньше любили меня. А тут ОН. Такой щуплый, большеглазый, почти ребёнок… Иногда удивляюсь сам себе. Как я смог продержатся так долго? Не выдать себя. Не дать ему понять, что я чувствую, чего хочу… А хотелось до красных кругов перед глазами, до остановки сердца, когда он проходил мимо, до боли, когда волна желания накрывала прямо по середине урока. Мне всего двадцать восемь. Мне строит глазки вся женская часть школьного коллектива, включая даже пятидесятипятилетнюю директрису. И я бы конечно мог не раз и даже не два, закрутить лёгкий роман прямо тут в школе. Например с учителем физики — жгучей тридцатилетней брюнеткой. Или с рыжей хохотушкой Лизой, преподающей английский у младших классов. Но нет! Куда там! Вот уже третий год я зациклен на нём. Сохну по нему в прямом смысле этого слова. Мне иногда кажется, что я начинаю сходить с ума. Ложусь с мыслью, что увижу его завтра и просыпаюсь с предвкушением скорой встречи. Болею вместе с ним, когда он не посещает школу и нетерпеливо жду когда закончатся выходные, чтобы снова увидеть его в понедельник. А каникулы, о Боже… Особенно летние. Я даже не знаю чего хочу больше: чтобы учебный год наконец-то закончился и поскорее избавится от этого наваждения, или наоборот, чтобы май никогда не заканчивался.  — Константин Олегович? Поднимаю глаза и встречаюсь с живым зелёным взглядом.  — Вы мне оценку поставите? — и улыбается… Ещё раз пробегаюсь по ровным строчкам и вывожу оценку, потом подпись рядом. Протягиваю ему. Берёт дневник, слегка притрагиваясь к моей руке и я вздрагиваю. А он замирает и совсем не спешит убирать свою руку. Бросает в жар, когда я чувствую его едва уловимые касания к моим пальцам, всё ещё держащимся за дневник как за щит. Я ощущаю как он гладит меня по тыльной стороне ладони и не могу поверить в происходящее. И это не случайное касание — это намеренная ласка. Боюсь взглянуть на него, но всё же поднимаю взгляд. Тоже смотрит. Уже не улыбается. И в его глазах тоже страх, наверное как и в моих. Боится? Меня? Или может?.. Может он боится, что я не пойму, оттолкну? Неужели так может быть? Сердце забилось в груди как сумасшедшее. Значит он тоже?.. Улыбаюсь смотря ему прямо в глаза, и видя как он расслабляется. Наконец-то забирает свой дневник. И я отпускаю. Хорошо хоть кто-то из нас сообразил не привлекать внимание класса к нашему молчаливому диалогу рук. Минут пять и в классе пусто. Только я. Только он.  — Дима, что-то ещё? — я же вижу, хочет что-то сказать.  — Нет, Константин Олегович. — начинает торопливо и кажется со злостью, запихивать учебники в сумку. Неужели испугался? Сам сделал первый шаг, а потом решил притворится, что ничего не было? Его парта прямо у моего стола и я выжидательно наблюдаю как он нервно пытается застегнуть молнию на сумке и одновременно втиснуть ещё одну тетрадь.  — Дима…  — Да? — последняя тетрадь победно ныряет на своё законное место и он закидывает ремень на плечо.  — Я подожду тебя тут. В классе. Зайдёшь после подготовки? Смотрит вначале подозрительно, потом вдруг меняется в лице и прячет глаза. Значит правильно всё понял.  — Да. Конечно. И хотя он избегает смотреть на меня, и прячется под упавшими на лицо волосами, я замечаю как от сдерживаемой улыбки вздрагивают его губы. За ним закрывается классная дверь. А я откидываюсь на спинку старого школьного стула, подставляя лицо под тёплые майские лучи солнца, падающие сквозь приоткрытое окно. И такое чувство, как будто часть этого весеннего тепла и света, забралась внутрь меня и греет где-то там, в области сердца. Я уже не боюсь конца учебного года. Не боюсь прихода лета. Несколько минут назад я понял — это не конец, это только начало.