Часы со звоном упали на пол, открывая мою истинную сущность. Золотое сияние, после последней регенерации, постепенно рассеялось. Передо мной лежал мертвый Доктор в своей последней регенерации. Он почти успел изменить тело, когда я почти отрезал ему голову. Я просто испугался, а он успел открыть мои часы. Теперь я знаю, что меня зовут Мастер. И что я последний Повелитель Времени.
*** Вы должны меня понять, раньше, когда я убивал своих мальчиков, они не регенерировали, и Мэтти выбил меня из колеи. Это имя я дал ему, пока еще был человеком. Я пришел в один из баров Нового Орлеана, во Французском квартале, где обычно охочусь на мальчиков. За последние восемь лет я убил двадцать три человека. Двадцать три прелестных юноши, жаждали оказаться в постели хозяина дома с приведениями, и богатого человека. Они в тайне надеялись стать моими постоянными любовниками, но их тела слишком быстро приходили в негодность. Все юноши бежали из дома ради секса с мужчинами и наркотиков, но больше никогда не вернутся назад. Знаете, бывают такие морозильные камеры размером с комнату, где на крюках хранят обычно туши животных? Я заказал ее, как только получил деньги. На самом деле, я тогда не знал, откуда они. Это я сейчас понимаю, что Доктор так позаботился обо мне. Каждый месяц я находил у двери конверт с внушительной суммой денег. Доктор никогда не разбирался, в ценах на Земле, а я, будучи человеком, этим беззастенчиво пользовался. Но вернемся к основному повествованию… Я цеплял мальчиков в барах французского квартала. Они всегда велись на выпивку, улыбку и обещанье героина после жаркого секса. Я говорил, что они смогут остаться на ночь, а может и не на одну, и их глаза светились счастьем в ответ. Я никогда не лгал своим мальчикам, они все остались у меня. Обычно мы приходили домой, и выпивали что-нибудь покрепче. Я зажигал свечи, благовония, и вел своего юношу в кровать. Я умел выбирать жертв, каждый мой мальчик был живым произведением искусства с прекрасным лицом и телом. Каждый из них мог быть примером для очередного скульптора, решившего изобразить какого-нибудь Аполлона. Раздев это прекрасное создание, я зажигал свечу около кровати и привязывал парня за руки к изголовью кровати. Все мальчики знали, что меня зовут Гарольд Саксон, но когда я кончал в любого из них, то слышал стон «Мастер». Я не знаю, почему именно это слово, и в каком значении, но у меня срывало крышу. Потом, поднявшись с кровати, я приносил скальпель и полотенце, что бы вытереть мальчиков от их спермы и разрезал кожу от яремной впадины до лобковой кости. В этот момент они начинали кричать. А я искренне радовался, что дом полностью звукоизолирован. Иногда я сначала издевался над ними, причиняя боль разными способами: делал неглубокие надрезы и прижигал их края, возбуждал мальчика до предела и перетягивал основание его члена так, что даже кровь переставала циркулировать, капал горячим воском на нежные участки кожи, такие как соски или головка члена… Однажды я даже пытался залить воском вход в тело очередного мальчика, но он слишком сильно дергался, а воск слишком медленно плавился. Тогда я разозлился и воткнул в него эту свечу горящей стороной. Это был единственный раз, когда свеча потухла раньше, чем умерла моя жертва. Больше подобных ошибок я не совершал, и по истечении четырех часов, пока не погасла свеча, мои мальчики умирали, а некоторых я успевал даже начать расчленять. Я вдыхал запах их тел, и у меня кружилась голова от экстаза. Сладковатый запах смерти был прекрасен! Вытаскивая органы из живота, я складывал их в полиэтиленовый мешок для мусора, рвал диафрагму и доставал сердце. К этому органу у меня была особая страсть… Я вдыхал его запах, прикладывая к лицу, и иногда даже решался облизать его. Возможно через пару лет, я бы начал их есть, но сейчас у меня уже нет времени. Сложив все органы кроме сердца в полиэтиленовый черный мешок для мусора, я нес тело и сердце в ванну, где тщательно вымывал их от крови, что бы внутренние стенки и грудина были чистыми, как и кожа. Мешок с органами кидался в угол холодильника, сердце в этом же холодильнике клалось на специальную полку. Сейчас там лежит двадцать три сердца и еще два свободных места. Я не знал, что надо оставить четыре. Перестелив кровать, я и клал туда новое, чистое тело, вдыхал его запах, ласкал и любил. Любил так, как никогда не любил живого. Они все проходили мои испытания и оставались со мной. Через несколько ночей приходилось относить тела в холодильник, что бы они не начали разлагаться. Там я их подвешивал верх ногами за стопы на крюки и оставлял. В течении нескольких месяцев после этого я имел живых мальчиков в туалетах, клубов и иногда рисовал их портреты. Так прошло восемь лет. *** В этот раз все было не так как всегда. Парню - лет двадцать, он первый подошел ко мне и начал что-то говорить. Он все время что-то говорил, был трезв, не смотря на количество выпитого спиртного, не был наркоманом, представился каким-то доктором… А мне не понравилось, что у него нет имени! Я стал называть его Мэтти. Парень сказал, что приехал из Англии, жил в Кардиффе и, что он путешествует один. Я не знаю что сподвигло меня на смену привычному для себя ритму жизни, но мы начали встречаться. Каждый день, не сговариваясь, мы встречались в одном и том же баре, здоровались, и он начинал рассказывать. Мэтти был совершенно не в моем вкусе: какой-то взлохмаченный, кудрявый, со смешной бабочкой на шее. Он нес вселенский бред про инопланетян и про повелителей времени, но все это совершенно не имело смысла. Смысл был в том, что с каждой встречей, я хотел его все больше, и кажется парень, тоже был не против перехода на более близкие отношения. Вот только он не знал, о моих слабостях. Мэтти позволял мне держать себя за руку, обнимать и целовать, я же ночами представлял, как убиваю его, как провожу скальпелем по этой белой коже и как из неуклюжего паренька делаю свое личное произведение искусства… В моей голове сработал какой-то механизм, и у него уже просто не было шанса выжить. *** Он говорил, что-то про часы, которые я носил как красивый аксессуар, про то, что их надо открыть, а я разжигал благовония по комнате. Закончив с этим скучным, но красивым ритуалом, я, достаточно грубо, потянул парня к себе и он, словно принимая правила этой игры, подался навстречу, подчиняясь. На самом деле никогда не любил раздеваться перед живыми. Он же заявил, что не спал раньше с мужчинами и, мол, то, что я должен раздается, имеет сакральный смысл. Мэтти называл меня Мастер, словно не знал, что я Гарри, но это было не важно. Прежде чем позволить мне приковать себя, он взял эти часы в руку, и начал что-то плести про страх, волнение и значимость момента. Прошу заметить, что все мои мальчики - до него - трахались не раз, и когда я их убивал то все они были либо пьяны, либо накачены наркотой. Поэтому я решил, что поведение трезвого девственника Мэтти, перед лишением девственности (и своей смертью), нормально. Пусть держит эти часы, они не смогут принести мне вреда. О, в этот раз, я был сама нежность и забота. Кончив в податливое и мягкое тело парня, я направился в ванную, за ножом. Метти расслаблено лежал с закрытыми глазами, и дёрнулся лишь, когда лезвие коснулось его кожи. - Что ты делаешь, Мастер? – прошептал он, взглянув в мои глаза. - Убиваю тебя. Мне не хотелось его мучить, я хотел сделать все быстро, что он запомнил, меня как милосердного убийцу. Я разрезал его плоть, как делал это много раз с другими, но тут начало происходить это. Его окутало золотое сияние, тело начало зарастать и трансформироваться, тогда, испугавшись, я резко полоснул ножом по его шее, разрезая мышцы, кожу и все что было внутри, до самого позвоночника. Часы со звоном упали на пол, открывая мою истинную сущность… ***Свеча почти догорела. Сегодня огонь получит больше чем всегда. Доктор жил, считая себя последним повелителем времени, и был почти счастлив, общаясь с людьми. Я так не умею. Людям никогда не понять нас. Можно конечно вновь стать человеком, использовать часы, но… Стук барабанов предупреждающе нарастает. Жизнь свечи продлится не более двух минут, медлить нельзя. Я роняю свечу на газету и смотрю, как разгорается новое пламя. У нас так и не появилось детей… Прости, любовь моя, что наша раса закончит свое существование так грязно. Я не умею по-другому. Пистолет, из тумбочки, с одним патроном ложиться в ладонь, и холодное дуло, словно успокаивая, нежно касается виска. Это моя последняя жизнь, дальше лишь тишина. Теперь я знаю, что меня зовут Мастер. И что я последний Повелитель Времени…