Жертва

Нанизаны звуки на тонкую нить. В комнате было тихо, настолько тихо, что шум собственной крови, бешено стремящейся по венам, оглушал Венди Дарлинг. Она сидела на деревянном полу, сквозь щели которого начинали прорастать корни, трава, влажный мох. Питер не заботился о её комфорте, кормил несуществующей едой и приходил редко, иногда забывая о ней на года. Ты можешь связать меня, можешь убить. Но Питеру Пэну не хватало даже этого. Крепкие веревки оставляли кровоподтеки на девичьей коже, конечности немели, и сквозь сжатые губы непроизвольно вылетали болезненные стоны, но бессмертному мальчику было этого мало. Измываться над Птичкой-Венди было чем-то необходимым и важным, и со временем пытки перестали быть невинными. И когда Венди начала использовать для описания пыток слово «невинные»? Меня это вовсе не будет смущать, Я, может быть, даже не буду кричать. Она не кричала, уже не кричала, и королю Неверленда это не нравилось до кипящей ярости в отравленной проклятием крови. Со временем каждый всхлип, писк или стон становились невероятной наградой, без которой он не покидал свою королеву. Музыка для его ушей, яд для его сердца, самой его сущности. Она была его собственной флейтой, избавляющей от воспоминаний. И Питер Пэн искусно играл на струнах ее души и мягких изгибах тела, покрытых шрамами, извлекая мелодию, наполненную им. Разорвано сердце ночной тишиной, Я стать бы могла твоей мертвой женой. Но не стала и не станет, ведь никогда не покинет этого места, никогда не покинет его, а значит, никогда не умрёт. Разорванное сердце, каждый раз сшиваемое чёрными нитями, все ещё билось. Пытки становились изощреннее, и безумное сознание Питера придумывало издевательство, страшнее любых физических повреждений. Иногда он приходил к ней разбитый, печальный и такой беззащитный. Он нежно целовал её за ушком, отмывал от грязи, кормил и баюкал на своих руках, смахивая слёзы и тихо улыбаясь в её расчесанные им волосы, довольный своей игрой в этом спектакле. Ведь его так забавляли ее метания. Его так забавляли проблески тех чувств, которых Венди боялась больше самого Пэна. Не сопротивлялась, не сбросила пут, Ждала пока пальцы мне горло сожмут. Он душил её, терзая окровавленным поцелуем губы, вдалбливался в податливое тело, когда она была на грани обморока, изливался в неё с победным хрипом и жестокой ухмылкой, смотря, как сознание уплывает из её глаз, и девушка проваливается в небытие. Но эти игры становились с каждым разом все скучнее и скучнее, по мере того, как Венди теряла свое сопротивление. Не жалей меня, будь жесток. Моя кровь — томатный сок. Моя кровь — клюквенный мусс. Он знал вкус её кожи и холодного пота, ощущал на кончике языка вязкий привкус возбуждения, который заставлял глаза темнеть при воспоминании о ней. И казалось, что гонимая сломанным сердцем рубиновая кровь была единственным алкогольным напитком, который действовал на него. Он составил меню её тела, винную карту крови и слез и заказывал блюдо под соблазнительным названием «Венди Дарлинг» без единых раздумий. Мне не холодно, я не боюсь. Когда он прилетел за ней в первый раз, она не боялась, во второй — дрожала от ненависти и, казалось, видела его поражение, но в итоге погибла сама, оставив после себя оболочку и крупицы настоящей Венди. Она уже не боялась ни его самого, ни странное чувство предвкушения, когда воздух вмиг становился холоднее на пару десятков градусов, и сквозь треснутые, покрытые кровавой коркой губы вылетали слабые облачка пара. Когда, наконец, ты меня разорвешь, Когда ты под ребра засунешь мне нож. И вырежешь знак у меня на спине, И как-то еще прикоснешься ко мне. Она ждала его прикосновений — жёстких, приносящих боль и уродующих тело, нежных, раздирающих душу и сознание. Со временем она привыкла к любым воздействиям, начала отвечать дрожащим движением губ, двигаться вслед за ним, подстраиваясь под ритмичные толчки, стала легонько надавливать на лезвие клинка, кончик которого чертил на её теле, где-то под сердцем, «my», а на спине — «toy». И в глазах короля Неверленда с новой силой заплескало безумие вперемешку с заинтересованностью. Ты холоден, хмур, ты не можешь согреть, Зажги мое платье, я буду гореть. Сломай мою руку, ударь об косяк, Я так извелась, что согласна и так. Он крушил мебель, поджигал дом, лишь бы не видеть дрожащее в лихорадке тело. Питер оставлял на её коже ожоги своих пальцев, губ, обнимал так крепко, что ломал её ребра, и не отпускал Венди, когда она кричала в агонии. Он не мог избавить её от мурашек, у всесильного короля Неверленда не было способности согреть Птичку-Венди. Он даже не мог понять, откуда идет этот арктический холод. Холод, заморозивший ее взгляд. Не жалей меня, будь жесток, Моя кровь — томатный сок. Моя кровь — клюквенный мусс, Мне не холодно, я не боюсь. Он пришёл к ней однажды, отмыл и накормил, одел в прекрасное платье и вывел из тюрьмы комнаты. Он носил её на руках между кронами деревьев, пока она невидящим взглядом окидывала лес, вновь мучил горячим шепотом, такими искренними улыбками и смехом. Питер опустил её только на берегу, а затем заставил зайти в холодную воду. В воду алого цвета, вкуса то ли томатного сока, то ли клюквенного мусса. И захлебываясь в отчего-то вязкой жидкости, она находила единственное спасение в его жестоких, но таких радостных от представления глазах. Он был счастлив, что вместо ледяного отблеска, в ее взгляде теперь поселились алые искры. Не майся, не мучься, ты не одинок, Я рядом с тобой, кучка пепла у ног. И пара обглоданных белых костей, Она лежала у его ног, а он окидывал ее обнаженное тело взглядом, в котором плескалась неподдельная радость, ведь он создал для себя такую прекрасную игрушку. От настоящей Венди Дарлинг осталась лишь кучка пепла. Королева Неверленда встала и обняла своего короля, осипшим голосом шепча что-то о том, что он больше никогда не будет один. И он верил ей, наматывая волосы на кулак, откидывая ее голову и впиваясь в шею болезненным укусом, словно бы стараясь доказать себе, что она никогда не уйдет, что бы он ни сделал. Невинная жертва любовных страстей. Венди Дарлинг — в прошлом миф, который перетекал из уст в уста от Потерянных, что однажды видели ее в свои первые годы пребывания на острове, к новеньким. Венди Дарлинг — в настоящем королева Неверленда, восседающая на троне рядом с Питером Пэном. Такая же жестокая и прекрасная в своем безумии, не уступающем, а, может, иногда и превосходящем сумасшествие вечного мальчика. Венди Дарлинг — в скором будущем прекрасная сказительница ужасных историй, от которых сны пропащих будут еще более мучительными. И никакому Потерянному не взбредет в голову, что Венди Дарлинг — всегда всего лишь жертва любви своего короля. Не жалей меня, будь жесток, Моя кровь — томатный сок. Моя кровь — клюквенный мусс, Мне не холодно, я не боюсь… Окутанные безумным плачем детей, всхлипами и криками Потерянных мальчиков, Венди Дарлинг и Питер Пэн танцуют на берегу кровавого моря, освещенные красной луной. Никто никогда не нарушит их вечный танец, ничто никогда не очистит их черные сердца. Темнота… Тишина… Тишина… Тишина…