Часть 1
24 декабря 2017 г. в 01:00
Луи обмакнул палец в баночку с волшебной пылью и оставил на красной кирпичной кладке размашистую галочку радужного цвета. Конечно, можно воспользоваться кисточкой, которая, кстати, торчала из заднего кармана, но пальцем было как-то сподручней. Это напоминало Томмо те далекие времена, когда он размашисто выуживал малиновое варенье из банки крошечной пятерней и неравномерными горстями отправлял в беззубый рот. Он даже будто бы чувствовал этот приятный запах засахаренных ягод и крепкого чая с черникой, хотя в воздухе витал лишь свежий аромат влажного снега, еще почему-то шелка и свежей клубники в нежнейших сливках. Так терпко и дразняще, что Луи то и дело отвлекался на свои мысли о беззаботном детстве, проведенном вдали от бескрайних снежных просторов, особенно, если за углом громыхал грузовик, мигая фарами, или где-то далеко вскрикивали птицы. На Северном полюсе таких звуков не было.
У Санты паршивели глаза, и он попросил племянника ставить отметки пожирнее, чтобы видеть нужные дома издалека. Луи было не сложно: просто подержать палец в баночке на полсекунды дольше, чтобы волшебная пыль успела чуть-чуть впитаться в кожу. Правда, ему в принципе не хотелось заниматься подобным, но уже второй год подряд соскочить с этого дела никак не получалось — уж слишком слезно упрашивал дядюшка (а еще у него в руках всегда был довольно увесистый молоточек). Пришлось одеться потеплее, покинуть Северный полюс с помощью одного из оленей и отправиться на материк, чтобы заняться работой, набившей оскомину еще до того, как она началась.
С тех пор, как рождаемость в мире повысилась, все эльфы были заняты на производстве игрушек-безделушек, и Санта лично просил Луи вести список и расставлять отметки. Работа на самом деле была не очень пыльная — больше занудная лично для Луи. Нужно было облететь пол-земного шара, заглянуть в каждый дом, проверить, хорошо ли ведут себя дети, внести их в список и поставить галочку для Санты, чтобы он знал, куда доставить подарки Рождественской ночью. Эльфы обычно брали количеством, а Луи — природным даром, позволяющим быстро перемещаться от одного окошка к другому.
Почти у каждого в семье Санты был определенный талант или качество, помогающее сделать праздник лучше, будь то способность управлять магическими санями или дар создавать чудесные, уникальные игрушки, которые звались волшебными не только потому что были сделаны с особым искусством. Многие в семье Клауса считали это поводом для гордости, становясь в праздники совсем невыносимыми. Луи старался об этом особенно не думать и ускользать из дома, когда родственники устраивали импровизированные «шоу талантов», похваляясь друг перед другом на все лады. А уж когда в гости приходили духи Рождества (третий был самым терпимым), Северный полюс становился совсем шумным.
В Чарлстоне, где-то на Савадж-стрит, Луи с некоторым недовольством понял, что работает не один. Сначала он справедливо подумал, что ему померещилось чужое присутствие, но, конечно, уже скоро Томмо выяснил, что это не так. Размытая тень держалась на расстоянии ста шестидесяти футов, но у Томлинсона не было ни времени, ни желания рассматривать её, как следует — мало ли кто перед Рождеством решил проучить детишек?
А уже в Маунт-Плезант таинственный преследователь обнаглел настолько, что пристроился прямо у соседнего дома, открыто заглянул в окошко и, картинно окунув палец в баночку с золой, с видом художника-постмодерниста оставил незаметный для простых смертных темный крестик на водосточном желобе.
– Эй! – недовольно воскликнул Луи, решительно выпрямляясь на карнизе. Выступ жалобно скрипнул под его ногами, напоминая о своей старости. На землю посыпался снег, но Луи не упал бы, даже если бы очень захотел оказаться на земле в позе каракатицы. – Что ты такое делаешь?
Тень, наконец, соизволила обернуться, и Луи увидел, что это вовсе не фантом вроде Ночного Гостя или Призрака Будущего Рождества, а довольно молодой парень (примерно его возраста), в темных джинсах и такой же темной куртке с капюшоном. У него были кеды на тонкой подошве, и это как бы намекало, что ему не холодно, не говоря уже о том, что куртка была тонкой для начала зимы. На ней были многочисленные карманы, наверняка набитые всякой всячиной, и Луи даже на расстоянии слышал, что внутри позванивают склянки с золой.
Снимать капюшон было вовсе не обязательно, но парень, по всей видимости, хотел показать, что его голубые глаза могут светиться в ночи, как у кошки. Это было довольно обычное качество для тех, кто много времени проводил в темноте, но, следовало признать, выглядело красиво и таинственно. Луи даже позавидовал, что никто из его семейства так не умеет. Вот уж действительно полезное качество, не оленей прутиком погонять.
– В этом году увеличилось количество плохих детей, – необычайно деловитым голосом сообщил юноша, как будто это касалось лично его. – У меня поручение от Крампуса. Нужно все проверить, – парень потряс блокнотом на кольцах, до этого надежно спрятанным за пазухой.
Снисходительность, с которой он проговорил это, практически заставила Луи думать, что старый черт смеется за спиной дядюшки вместе со своими приятелями.
Вообще-то объективные причины для этого были: в последние годы дядя Клаус располнел, у него ослабли зрение и слух, борода была уже не такой пышной и пушистой, не говоря уже о том, что он никак не хотел поменять протертые до дыр сапоги на что-то более новое и удобное. Луи и сам посмеивался в кулак, наблюдая за передвижениями старика по фабрике, но сейчас семейная гордость была уязвлена.
Или что-то отдаленно похожее на нее, потому что даже в эту минуту Луи четко отделял свое «Я» от семейства.
– То есть Крампус не доверяет Санте? – спокойно спросил Луи, невольно подражая деловитой интонации собеседника.
– Санта слишком любит детишек, чтобы быть объективным, – пожал плечами парень и внезапно взглянул на Луи с неприкрытым озорством. – А вот ты кто такой? Коротышка, конечно, но для эльфа немного великоват, – заключил он с удовольствием.
Луи скрипнул челюстью, как плохо смазанная механическая игрушка, и терпеливо сосчитал про себя до пяти. Вдали громыхнуло что-то, похожее на хлопушку, негромко залаяла собака, послышался детский смех, а Луи все равно подумал, что «немного» можно было и не добавлять.
– Я племянник Санты, – отчеканил он, запрыгивая на крышу с проворством молодой белки. Парень, стоящий на карнизе, продолжал сверлить его взглядом, будто спрашивал: «Просто племянник Санты?», и Томмо нехотя открыл рот в очередной раз. – Луи Томлинсон.
Ему и самому не нравилось так представлять, но на знакомства сейчас не было времени. Тем более, здесь намечалось исключительно деловое общение. Вообще-то Луи даже не задумывался в последнее время о не деловом общении — Санта продохнуть не давал, постоянно загружая работой на фабрике и вне фабрики тоже.
Парень, не стесняясь, запрыгнул на крышу следом за ним, хотя Луи был почти уверен, что ему еще оставалось проверить пару окон в этом доме. Получилось не так ловко, как у Томлинсона, но все-таки достаточно умело, чтобы можно было заключить, что он делает это не в первый раз.
Томмо как-то раньше и не задумывался, что список ведут сразу обе стороны, хотя это было логично. Должен же кто-то докладывать Крампусу, в какой дом занести угли? Санта больше заботился о своем списке.
– Так и не скажешь, что вы родственники. Ты не полный и не «хо-хо-хочешь», – заметил он дружелюбно. Санта наверняка бы сказал, что просто широк в кости, подумалось Луи, но Томмо благоразумно промолчал. Выгораживать дядю не хотелось, он сам прекрасно с этим справлялся в обычное время. Равно, как и средства массовой информации. – Внук Крампуса, Найл Хоран, – представился собеседник, протягивая ладонь. – Очень рад знакомству.
Луи пожал ему руку со смешанными чувствами, снова размышляя про себя, что «очень» тоже не обязательно было добавлять, особенно в этой ситуации. Не то чтобы у Санты и Крампуса был повод соревноваться. Все-таки они выполняли одну и ту же работу. Просто диаметрально противоположную. Правда, дядюшка почему-то недолюбливал коллегу и соответственно всех членов его семьи до последнего колена, хотя даже не видел их в лицо. Впрочем, если они были похожи на Найла, Луи не видел особых причин с ними ссориться. Семейство Санты тоже не отличалось ангельскими характерами.
Думать об этом было некогда. Теперь Луи беспокоила техническая сторона вопроса — ему не терпелось вернуться на Полюс и закончить эксперименты в мастерской, а еще лучше поспать всласть, не отвлекаясь на работу, почитать книжку или погонять на санях, но внезапный приток плохишей мог значительно увеличить объем его работы.
Кто-то мог исправиться прямо в канун Рождества, и тогда у Крампуса и Санты возникала дилемма — достоин ли этот ребенок подарка или стоит наказать, чтобы было неповадно поступать так на следующий год. Кто-то напротив весь год вел себя хорошо, но в последний момент нервничал, выходил из себя, совершал какую-нибудь глупость, и все шло наперекосяк. И снова спорный момент. А все вопросы, конечно, будут к Луи, ведь это он составлял список. Может так случиться, что придется работать прямо в Рождественскую ночь.
Больше всего Луи раздражали проверки, когда они прикидывались нищими или немощными, чтобы узнать, придет ли человек на помощь или нет. По его мнению, такие мероприятия следовало устраивать не в канун Рождества, а посреди года, лучше в разгар рабочей недели. Список хорошеньких сразу бы уменьшился, и не пришлось бы выходить наружу в Сочельник, который совпадал с его личным праздником.
– Всегда хотел узнать, Санта — это имя или фамилия? – тем временем, трепался Найл, не замечая, что собеседник мрачнеет с каждой секундой.
– Хватит паясничать, – недовольно проговорил Луи, скрестив руки на груди. У него заканчивалось терпение. – Святой — это лик. Нам придется сверять списки, – добавил он усталым голосом.
От одной мысли о том, что ему придется прокопаться до самого Рождества, у Луи тряслись поджилки. И еще от того, что он наотрез отказался надевать красный костюм, как у дяди Санты. Почему-то он казался Луи слегка вычурным, но помимо прочего красный полушубок был теплым, а Томмо как раз этого и не хватало в прохладную рабочую ночь. Вообще-то обычно он был не очень чувствительным к холоду, но недосып сделал Луи немного уязвимым для низких температур.
– Санта и дедушка всегда так делают, – доброжелательно отозвался Найл. Слышать, как кто-то называет Крампуса «дедушка», было непривычно. И, пожалуй, это звучало очень нежно для существа, который тесно общался с самыми неприятными адскими созданиями. – Можем сделать умнее, – тем временем заявил Хоран, и в его голосе снова появились канцелярские нотки. – Ты берешь одну половину, я — другую. Встречаемся на крыше Таун Центра, сверяем списки. Те дома, которые я пометил, ты вычеркиваешь. Те, что пометил ты, вычеркну я, – объяснил он. – Нам бы маленького эльфа для таких целей, но они, наверное, все заняты, раз старик нанял тебя, – весело добавил он.
– Ой, да замолкни ты, – беззлобно фыркнул Луи, нетерпеливо качнув головой. – Свободных чертей, погляжу, тоже не осталось, раз ты тут шляешься.
– Нет, приятель, я просто люблю подсматривать за людишками — можно увидеть много чего пикантного, – довольным голосом сообщил Найл и, задорно подмигнув, перепрыгнул на крышу соседнего дома. – Кто последний, тот дохлая рыба!
С этими словами Хоран скрылся из виду, напоследок задиристо кинув в удивленного Томлинсона горстью мокрого снега, скопившегося на краю водостока.
Луи небрежным движением счистил снег с лица и плеч, передернувшись от холода и сырости, и уныло направился к кромке, чтобы спуститься на ближайший карниз по водосточной трубе. Список подсказывал ему, что в самой крайней квартире жил маленький Энтони Джей Янг. Тони был единственным ребенком в семье, но у него было несколько кузин, живущих в доме напротив — всем им Томлинсон поставил галочки. Конечно, при таком раскладе мальчишка тоже должен был оказаться в списке хороших детей, но следовало перепроверить. Вдруг он вел себя хорошо только в гостях? У детишек это встречалось сплошь и рядом.
Незаметно заглянув в окошко, Луи увидел маленького светловолосого мальчика, старательно выполняющего домашнее задание по математике. В корзинке у стола мирно сопела белоснежная кошечка, уткнувшись розоватым носиком под бок, на шее — красиво повязанная красная ленточка с бубенцом. Комнатка была чистенькой, тщательно прибранной и по-своему уютненькой. Луи понравилась красочная картинка парусника, аккуратно прибитая над кроваткой, наверное, самим мальчиком. На рамке не было пыли.
Вглядевшись в ребенка, как следует, Томлинсон увидел все его поступки за последний месяц: хорошие, нейтральные и плохие (последних было не так уж и много), и без угрызений совести поставил напротив фамилии «Янг» галочку, продублировав её на кирпичной кладке с помощью волшебной пыли. Тони обязательно получит свою модель парусника и еще книжку с раскрасками тоже на морскую тематику.
Со следующим окном было немного сложнее. Девочки, которая жила рядом с Тони, не было в её комнате. Должно быть, семья уже собралась за ужином, и Луи пришлось незаметно заглянуть на чужую кухоньку, где как раз устроились все домашние. Через открытую форточку приятно тянуло яблочным пирогом и свежим морсом, так что Луи невольно принюхался, поглаживая урчащий живот. Присутствие Томлинсона сразу заметила собака, и Луи пришлось изощряться на все лады, чтобы незаметно отогнать веселого золотистого ретривера подальше от окна. Благо, хозяева решили, что Спенсер, как всегда, увидел на ветке дерева ворону.
Про себя Луи решил, что соревноваться с внуком Крампуса не станет, и все-таки незаметно для себя вдруг ускорился, перепрыгивая с одного выступа на другой. Палец окунался в баночку все чаще, галочки становились все жирнее и небрежнее, постепенно приобретая сходство с тильдой. Луи теперь почти не проверял — смотрел в окно по десять секунд, и, если ребенок не казался ему откровенным негодяем, ставил галочку и переходил к следующей квартире.
На крыше Таун Центра Луи был уже взмокшим и разгоряченным от быстрого бега, поэтому, когда он остановился перевести дыхание, ему стало еще холоднее, чем было до этого. Зато пришел первым, утешался Томлинсон про себя, вытирая со лба влагу. Луи уже предвкушал, как ткнет этого зазнайку носом, когда кто-то нежно дунул ему в ухо и даже невесомо пощекотал кончиком носа.
– Копуша, – нежно пропел Найл, и Луи недовольно обернулся. Хоран широко улыбался, держа в руках стаканчики из старбакса, распространяющие волнующий аромат кофе. – Ну и очередь нынче ночью! – как бы между прочим заявил он, с удовольствием наблюдая за лицом Луи. – Взял тебе низкокалорийный, без сахара, с кокосовым молоком. Ты ведь наверняка следишь за фигурой...
– Не нужен мне твой кофе, – огрызнулся Луи, вырывая стаканчик из рук Найла, и с наслаждением сделал первый глоток.
Сразу стало тепло и уютно, Томлинсон даже перестал дрожать. Он почувствовал невероятный прилив сил, струящийся по жилам горячим источником, и ощутил себя заметно бодрее. С губ чуть не сорвалось «спасибо», и Луи поспешил сделать еще один глоток, смакуя терпкий вкус кофе на языке. Он еще не настолько сошел с ума, чтобы так быстро проникнуться к кому-то симпатией.
И все равно перерыв благоприятно подействовал на Томлинсона. У него давно не было кофе-паузы. Вообще-то, перерыва на кофе у него раньше не было никогда (только на чай с печеньем, если Томмо находился в мастерской, а миссис Клаус была не очень занята на производстве). А вот в работе на улице даже мало-мальский отдых был просто не предусмотрен — детей в последнее время стало слишком много, а Луи, в свою очередь, очень спешил домой.
– Я вижу, – невинно проговорил Хоран, продолжая пристально наблюдать за тем, как Луи медленно пьет кофе. По его лицу нельзя было точно понять, о чем он думает. Свой кофе Найл, к слову, пригубил лишь слегка.
Луи заподозрил подвох.
– Много ты понимаешь, – с деланным недовольством заявил Томлинсон. – Это семейное качество: мы не очень высокие. И довольно худые, – подумав, добавил он.
– Да, по Санте заметно, – странным голосом заметил Найл.
Он продолжал пристально смотреть на него, не мигая, будто пытался заглянуть в окошко игрушечного домика под стеклянным куполом, при этом медленно потягивая горячую жидкость из стакана. Луи понял, что над ним откровенно смеются, но не испытал ни недовольства, ни раздражения, что бывало обычно, когда над ним посмеивались родственнички на фабрике. Это было новое чувство, приятно волнующее и не имеющее никакой связи с кофеином, всасывающимся в кровь.
– Заткнись, – весело посоветовал он. – И спасибо за кофе. Это было довольно мило с твоей демонической стороны, – Томмо даже игриво поклонился.
– Не за что, святоша, – улыбнулся Найл, показывая пальцами шутливые рожки, больше напоминающие «виктори». – Но ты — дохлая рыба.
Луи наморщил нос. На него упала снежинка и тут же растаяла, оставаясь на кончике носа крошечной капелькой.
В следующее мгновение начался сильный снегопад, напоминающий крошечных белоснежных пчел, роящихся в воздухе. При желании они могли ужалить не хуже настоящих. Томмо чуть не застонал про себя — снег замедлял передвижение и еще ухудшал видимость. Не говоря уже о том, что из-за него оставались следы, а у них было правило: «полная секретность». Что-то подсказывало Луи, что его работа сильно затянется.
Вот если бы Санта позволил заняться этим хотя бы на месяц раньше, но старика было не переубедить. В его семье все было довольно консервативным.
– Я уже третью ночь заглядываю детям в окна, чтоб ты знал! – отозвался Томлинсон с нотками недовольства в голосе.
– Мм, – Найл снова улыбнулся, как самый настоящий пакостник. – Только не говори об этом на людных улицах. Старина Найл не будет забирать тебя из полиции, – снисходительно проговорил он, небрежно хлопнув Луи по плечу. – Да и залог платить нечем.
– Больно надо, – красноречиво фыркнул Луи. У него и самого никогда не было наличных.
Наручные часы Томмо намекали, что пора приступить к делу, иначе можно было с легкостью выбиться из графика, и он с сожалением покосился на дорогу, которую постепенно начало заметать. На самом деле ему хотелось поболтать еще немного, но время утекало стремительно, как капли дождя из тучки. Пропустит пару окошек — и хорошие малыши останутся без подарка. Кто-то этого не заметит, а кого-то это может сильно задеть. И тогда вся жизнь пойдет наперекосяк — тут уж не знаешь, какое именно событие повлияет на тебя, как на человека.
И Томмо, продолжая держать в руках стаканчик, перепрыгнул на соседнюю крышу, не потеряв ни равновесия, ни кофе.
– Погоди, – Найл застиг его в мгновение ока, хотя приземлился куда тяжелее. – Может, будем работать вместе? – поспешно спросил он. Луи удивленно приподнял брови. – Так всяко быстрее получится. Ты же не хочешь до двадцать пятого декабря шляться от одного дома к другому? – уточнил Хоран. – В Канаде к тому времени нос на улицу нельзя будет сунуть — вмерзнешь в сугроб по пояс, дядя Санта до весны не найдет.
Неловко покачивающийся из стороны в сторону Луи даже не обратил внимание, как помпезно Хоран произнес: «дядя Санта».
С одной стороны, предложение было заманчивым, с другой — уж больно много внук Крампуса себе позволял. Они были знакомы от силы полчаса, а он уже успел угостить его кофе и дунуть в ушко. Конечно, в другой ситуации Луи бы охотно ответил на заигрывания, но дядя почему-то всегда сердился, когда речь заходила о его коллеге с противоположной стороны праздника. И, Луи не мог сказать точно, но Санта вроде как не разрешал общаться с его родственниками и рабочими.
Правда, Найл был симпатичным. И еще Луи действительно нужна была помощь в работе, если он хотел побыстрее освободиться. К тому же, они в любом случае собирались заниматься одним и тем же. И наверняка встретились бы на улице снова...
– Двадцать четвертого у меня день рождения, – неуверенно проговорил Луи, размышляя вслух. – Вместо того, чтобы скакать по крышам, было бы неплохо посидеть дома накануне ночью.
«В мастерской», – добавил он про себя, хотя это было маловероятно. В последнее время волшебные безделушки получались у него все лучше и лучше, даже если Луи не прикладывал особых усилий. Санта даже забрал у него две дюжины шаров со снегом для одиноких детишек мира.
У волшебных дедов было правило — если ребенок несчастен, любой из них может сделать ему подарок, в какой бы части света он ни находился. Другими словами, если Йоулупукки захочет, он может осчастливить ребенка из Франции, даже если Пер Ноэль уже принес ему свой подарок. Волшебных дедов по всему свету была целая прорва, и Луи очень нравился этот обычай, потому что подарить чудо — хорошее дело. А подарить два чуда — дело еще лучшее.
– Так ты у нас Рождественский ангел, – улыбнулся Найл и ловко увернулся от удара. – Я шучу, коротышка, – засмеялся Хоран, и даже блестящие в темноте глаза как-то странно замерцали. – Конечно, ты — эльф! Пойдем уже.
Летать внук Крампуса не умел (впрочем, как и Луи), зато очень резво бегал, особенно в тени. Правда, взглянув в очередной раз на землю, Томлинсону показалось, что Хоран периодически останавливается, прежде чем в очередной раз набрать скорость. По всей видимости, Найл был не таким скоростным, как его собственный дед, иначе Томлинсон бы остался далеко позади со своими беличьими прыжками.
Луи тоже достались не все таланты легендарного дядюшки, поэтому он проворно перепрыгивал с крыши на крышу, иногда перескакивая через дом. Если честно, Томмо был бы рад не уметь так хорошо прыгать и бегать: тогда бы он сидел сейчас в мастерской, вместо того, чтобы позволять снегу падать себе за шиворот. Про себя Луи уже решил, что в следующий раз наденет шарф, как бы позорно он ни выглядел. Последний он отбраковал за чересчур радостный вид.
Очень скоро Луи заметил, что Найл позерствует: он то запрыгивал на телефонные провода, то растворялся в тени, как брошенный в воду кусочек сахара, а один раз показал маленькой девочке, выглянувшей в окошко, раздвоенный язык и покрыл оконное стекло жутковатой изморозью, перебежавшей на подоконник ледяными язычками. Перепуганная малышка с визгом убежала в спальню родителей, рассказывать об увиденном ужасе, а Найл чуть не рухнул на землю, от хохота держась за бока. Теперь Томлинсон понимал истинное значение «злобного смеха». В нем не было ничего дьвольского — пожалуй, Хоран просто искренне веселился.
– Ты не должен так делать, – с ангельским терпением проговорил Луи, оттаскивая смеющегося Найла от окошка. – Нас не должны видеть.
– Да ладно, это же самое веселое, – широко улыбнулся Найл, позволяя Луи волочить себя за шкирку, пока они не казались в тупичке, где их уже никто не мог заметить. Его язык снова был прежним. – Смотри, как могу.
Не успел Луи сказать: «Да мне все равно, что ты можешь», как глаза Найла полностью почернели, неприятно напоминая дыры, из головы поползли длинные изогнутые рога, заставляющие невольно вспомнить о буйволах, кожа покраснела и будто стала матовой. Когда Хоран открыл рот, Луи увидел по три ряда острых зубов сверху и снизу и длинный язык, который тут же метнулся к лицу Томмо, чтобы облизать ему кончик носа.
Луи не успел отреагировать, и Найл по-свойски шлепнул его языком по щеке, после чего прошелся по всему лицу. Томлинсон уже вскинулся, со всей серьезностью намереваясь оторвать проходимцу язык, но Хоран успел спрятать его за щеку и захлопнуть клыкастую пасть. Луи брезгливо оттерся, наблюдая, как лицо Найла сминается обратно. Смеялся Найл на этот раз слишком заливисто для того, кто секунду назад выглядел по меньшей мере ужасающе.
– Дешевые трюки, – прокомментировал Луи, продолжая тереть щеку, хотя она уже была сухой и розоватой.
– Дешевые? – оскорбился Найл. – Рядовые демоны тратят по пятнадцать дублонов, чтобы так научиться. А у меня семейный дар...
– Очень рад за тебя, Крампи-младший, но у нас еще куча дел, – отрезал Луи, вскидывая подбородок. Он только что понял, что ему очень нравится командовать Найлом.
Хотя то, что Луи узнал буквально секунду назад, было довольно интересно. Значит, не только в семье Санты есть какие-то наследственные особенности, но и вообще в каждом роду, имеющем отношение в празднику. Почему-то дядя не очень любил об этом рассказывать. Только об их семье да о семьях его более «светлых» коллег. А Луи всегда были интересны чужие традиции, даже темные и страшноватые. Он все пытался разнюхать об этом у других Рождественских дедов, новогодних и зимних духов, но они были почти во всем солидарны с Клаусом и никогда не рассказывали о своих антиподах, особенно рядом с Сантой.
Единственный, кто всегда шел на контакт, когда Томмо хотелось пообщаться на отвлеченные темы, был Дух Рождественского Будущего. Вот только говорить он не умел (или ему было не позволено) и погрузить в пучину образов без разрешения Санты тоже не мог, как бы сильно ему не хотелось рассказать Томмо о чем-нибудь, поэтому Луи так и не смог узнать что-то полезное.
– Ладно, эльф, – рассмеялся Найл, отвлекая Луи от его мыслей. – Я понял: тебе еще на фабрику, заворачивать саночки в оберточную бумагу.
– Кто бы говорил, – мгновенно вскинулся Луи. – Вернешься утром в шахту, копать уголь для непослушных детишек?
Его вдруг на самом деле заинтересовала мысль о том, откуда Крампус берет уголь, которые подкладывает в чулки непослушных детишек. Не иначе кто-то трудится в шахте весь год, почти как эльфы Клауса. Луи даже показалось, будто некто во время семейного ужина вскользь называл место, где живет Крампус, Шахтерским городком, но Томмо не мог вспомнить, как давно это было и кто точно об этом заговорил. Скорее всего, потому что дядюшка сразу перевел тему и потребовал еще пирога с патокой.
– Очень смешно, – протянул Хоран и резко наклонился, чтобы поднять пригоршню снега. Луи не успел увернуться. – Снеговик без морковки, – продекламировал он.
– Сам такой, – отряхиваясь от снежка, проговорил Луи. У него было мокрое и очень довольное лицо, чего он сам, конечно, не замечал. – Идиот!
– Ты мне тоже понравился, – улыбнулся Хоран почти до ушей. Для него это было физически возможно. – Давай, до рассвета успеем еще несколько городов обежать.
С того дня дела начали спориться. Они стали заглядывать в окошки вместе и вести общий список с крестиками и галочками. Луи желал бы оправдывать это тем, что просто хотел уберечь детишек от шуточек Найла, но на самом деле ему и самому было весело смотреть, как ребятишки подходят к окну, зачарованные красивой снежинкой, а потом с визгом бегут из комнаты, увидев за стеклом страшное красное лицо с рогами и торчащими наружу клыками, как у кабана, или огромную змеиную голову с капюшоном, как у кобры.
Конечно, Томлинсон без конца ругался на Хорана за его выходки, но Найла все равно было не остановить. Он изобретал то одну штуку, то другую, как-то безошибочно угадывая, что именно напугает того или иного ребенка. Как-то раз он даже застращал болтающего по телефону взрослого. Он некстати посмотрел в его сторону, когда Хоран, чье лицо в тот раз напоминало окосевшую рыбью морду, заглянул в окно красиво наряженной гостиной. Бедняга весь вечер не мог прийти в себя.
Однажды Луи и сам попытался напугать маленькую девчушку с забавными косичками, выглянувшую в окошко после того, как он постучал по стеклу, но она только радостно закричала: «Эльф!», когда Томмо высунул язык и выпучил глаза. Найл в буквальном смысле покатился от смеха, наблюдая за раздосадованным Луи. Он попытался научить Луи сминать лицо в жуткую гримасу, но у Томлинсона так ничего и не получилось. Племянник Санты был просто не создан для этого.
В ночь с пятого на шестое Найл вместе со своей семьей разгуливал по городу в истинном обличье. Несколько подростков подошли к нему, чтобы похвалить устрашающий костюм, и были «весьма удивлены», когда Найл внезапно дохнул огнем, а потом выхватил у одного из ребят хот дог и отправил в клыкастую пасть целиком, громко лязгая острыми зубами и демонстративно чавкая. Эту встречу они точно запомнили надолго да и Найл повеселился от души.
Томмо наблюдал за всем этим с крыши, перемещаясь по городу по мере передвижения парада, в котором Найл и его семья принимали непосредственное участие. Они гремели цепями и колокольчиками вместе с обычными людьми, надевшими причудливые маски из резины и папье-маше. Среди огромной толпы гуляк было не так-то просто различить настоящих демонов, но Томлинсон очень скоро нашел Хорана — он зачем-то украсил свои устрашающие рога нелепыми бубенчиками с красными лентами.
Луи даже показалось, будто Найл подмигнул ему, закончив пугать детишек, прежде чем исчезнул за поворотом. Правда, Томмо немного расстроился из-за того, что он не подошел к нему после окончания праздника, чтобы принять поздравления. Может, Крампус тоже был против того, чтобы его семья общалась с Сантой и его отродьем? Это было бы справедливо, и Луи утешался себя только этой мыслью.
Промучившись весь день, Томмо все-таки не стал спрашивать об этом на следующую ночь. Тем более, Найл накидал ему угля за шиворот, и у него появилась причина поворчать по этому поводу. Хоран весь вечер рассказывал ему, как хорошо он провел время на празднике, и они, если честно, больше проболтали об этом, чем поработали со списком. Но Томмо и так опережал график, так что один день можно было передохнуть целиком. Тем более, у Найла было столько веселых историй из жизни, что Луи и думать забыл о работе.
Ровно за две недели до Рождества они полностью закончили работу, оставили метки у каждого дома пылью или золой в зависимости от случая и продублировали список для обеих сторон. При чем, не вручную, как предлагал Луи, а с помощью копировальной машины. Пока она мучилась и выплевывала горячие листы, Найл вслух гадал, как отреагируют работники офиса, увидев утром, что краска и бумага закончились во всех принтерах в отделе. В здание бизнес-центра они, конечно, проникли без разрешения.
По традиции, обход завершился Нью-Йорком — с ним всегда было сложнее всего, поэтому его обычно оставляли «на сладкое», чтобы не пришлось переделывать — после чего Найл внезапно схватил Луи за руку и поволок в Центральный парк. Было около четырех утра, и в парке совсем никто не гулял, даже снеговики будто собрались по своим делам и исчезли, что Луи счел странностью. Снег падал огромными пушистыми хлопьями, и Найл с удовольствием скрипел ледком на лужицах, словно маленький ребенок. У него был довольный вид.
Возможно, Найл тоже мечтал закончить работу по-скорее и вернуться к себе домой, чтобы, наконец, заняться вожделенными делами. Наверное, ему не терпелось поиграть с чертями и демонами в карты — азартные игры в его пантеоне обожали все. Сам-то Луи почти забыл о том, что у него были какие-то планы. Ему нравилось работать с Хораном, пить кофе каждый вечер, разглядывать людей в окна, дразнить чужих собак и кошек. В этом было что-то правильное и естественное, чего он не получал от работы в мастерской. И от работы на фабрике, в принципе.
– В общем, весело было, – озвучил общую мысль Найл. – Можем как-нибудь увидеться в нерабочее время.
– Может быть, – сказал Луи, будто бы разглядывая деревья. Покрытые снегом ветви напоминали кривые птичьи лапы, укутанные ватой. – Если я не буду слишком занят своими делами.
Найл серебристо засмеялся. Луи даже показалось, что сейчас Найл стрясет немного снега с кустов и, как обычно, кинет в него снежком, но Хоран этого не сделал. Томмо подумал, что может заскучать по этому.
– В общем, я поговорил со знакомыми, – внезапно промолвил Найл, сверкнув голубыми глазами, и вытащил из кармана изящный серебряный свисток. – Вот. Мне его сам Воланд сделал, – с заметной гордостью проговорил Хоран. – Он настроен на меня, так что его свист больше никто не услышит. Теперь, если что, знаешь, как меня позвать, – добавил он, втискивая свисток во внезапно плохо гнущиеся пальцы Луи.
Несколько секунд Луи с неожиданным смущением разглядывал нежданный подарок. У него в голове вертелись сотни разных мыслей от: «Мог бы просто дать адрес электронной почты» до «Какой же я дурак, что сам об этом не подумал». Наверное, ему и в голову не могло прийти, что Найл захочет встретиться после работы.
Свисток оказался необычным — по форме напоминал свернувшуюся змейку — и был сделан с большим искусством. Впрочем, это было именно то, что ожидаешь, услышав имя легендарного кузнеца. Чтобы посвистеть, нужно было приложиться губами к голове змеи, как бы целуя её.
– Ты бы хоть предупредил, я бы тоже что-нибудь придумал, – пробормотал Луи, неловко прокручивая свисток в руках. – Попросил бы какого-нибудь эльфа смастерить губную гармошку...
Сам бы сделал на худой конец. Уж таланта у Луи было не отнять, особенно по части мелких безделушек. Не Воланд, конечно, но на кое-что все-таки сгодится. Дети всегда радовались, когда им попадались его игрушечки.
– Всем известно, где живет Санта Клаус, дорогой Льюис, – прервал Найл, снисходительно похлопав его по плечу. Луи залился краской. – И, раз уж сегодня мы с тобой прощаемся, я покажу тебе фокус, который ты точно оценишь.
Луи недоверчиво фыркнул, а уже через секунду Найл, стоявший до этого на замерзшей луже, провалился под лед. С минуту Луи ошеломленно смотрел на замерзшую лужицу, прежде чем понял, что произошло. Томмо даже наклонился к ледяной корочке и постучал по ней кулаком, будто Хоран мог быть где-то внизу, но Найл не вернулся. По всей видимости, он был уже далеко и его постукивания не слышал.
«Мог бы и попрощаться», – подумал Луи, убирая свисток в карман. Ему стало необычайно тоскливо. Конечно, им работать вместе оказалось невероятно весело и легко, но было ли у них что-то общее помимо работы? Луи боялся об этом думать.
Потекла череда привычных Рождественских забот, от которых невозможно было ускользнуть, будучи членом семьи Санта Клауса. Луи проверил список, проведал каждого члена семьи, чтобы узнать, не нужны ли лишние руки на непривычное ему поприще, и вернулся к дядюшке на производство памятных мелочей.
На конвейере почти всегда делать нечего — эльфы и сами прекрасно справлялись со своей работой — а вот в мастерской Санты ему всегда были рады. Дядя лично разрешил ему пользоваться всеми своими инструментами и материалами, давая полную свободу действий, и по-своему Томмо чувствовал себя польщенным. Некоторое время Луи экспериментировал с Рождественскими сувенирами, прежде чем его совсем обуяла хандра, более изнуряющая, чем обычно.
Конечно, это не осталось незамеченным. Домашние интересовались его делами, особенно дядя Клаус, — ему очень понравились поющие снеговички, которых от скуки сделал Луи, и он хотел заполучить большую партию — но Томмо пришлось объяснить, что некоторое время он не сможет заниматься игрушками и вообще помогать с праздником. Санта со всей сердечностью, на которую был способен, отблагодарил племянника за работу, но взял обещание подготовить несколько десятков волшебных игрушек для следующего Рождества. Семья снова увлеклась работой, а Луи остался один, размышляя, вспомнит ли кто-то в этом году про его День рождения.
Конечно, миссис Клаус всегда была очень внимательна. Луи звал её просто «тетя Минни», хотя она была достаточно пышной женщиной. Почти каждый вечер тетушка оставляла ему перед дверью печенье для поднятия настроения, лишь иногда заглядывая в комнату, и Луи чувствовал себя совсем паршиво из-за того, что не мог себя заставить спуститься на ужин к семье или внятно ответить на её вопросы.
Уютно устроившись у себя на кровати, Луи почти все время спал или смотрел в окно на падающий хлопьями снег. Под подушкой у него свернулась серебряная змейка-свисточек, которую он обычно носил на шее, если ему нужно было подняться с кровати. Томмо периодически нащупывал её рукой, но так и не решился прикоснуться к ней губами. Луи все больше думал о том, будут ли они отмечать его День рождения или весь день снова пройдет в заботах, ведь двадцать четвертое — это прежде всего Сочельник.
Луи грех было жаловаться: родственники всегда дарили ему что-то интересное, но все-таки Томмо хотелось хоть раз нормально поужинать, не заботясь о том, что скоро дяде Клаусу развозить подарки.
***
Миссис Клаус, известная в узких кругах, как тетушка Минни, искренне не понимала, почему племянник так сильно грустит. Она давно заметила, что, чем ближе становится Рождество, тем печальней делается Луи. Такой подавленный, зажатый и необычайно тихий, несмотря на всю суету, творящуюся в праздники, которая обычно ставит на ноги даже самое хандрящее существо вроде эльфа по имени Хмурик. Это было странно, потому что день рождения Луи приходился на Сочельник. А ведь нет ничего лучше, чем родиться в День Приготовления к Рождеству! Так, по крайней мере, ей всегда казалось.
В этот день в мастерской всегда шумно и весело. За завтраком все, включая маленьких эльфов в зеленых колпачках, пьют горячее какао, едят вкуснейшие оладушки с кленовым сиропом, Луи задувает свечку на пироге, получает подарки, и они все вместе идут работать на фабрику, действуя слаженно, как один организм. Все настроены позитивно и доброжелательно, почти не говорят, но очень тонко чувствуют друг друга.
Еще один волшебный день на рабочем месте! Нужно успеть пересчитать и упаковать все подарки, снова сверить списки — Не появились ли новые плохиши? Не исправились ли самые закоренелые шалуны? — погрузить все в сани и помочь Санте развезти подарки. Пока Клаус скакал по небу, они все гуляли по улицам и под тем или иным предлогам дарили случайным прохожим маленькие чудеса. Конечно, Луи не мог не радоваться этому — всем им обычно так весело и хорошо в Рождественскую ночь.
Возможно, ему просто не нравились подарки, полученные на День рождения. В нынешнее время довольно тяжело угодить молодежи. Но племянник такой неприхотливый, такой скромный и послушный! Никогда не просил сверх меры. Минни даже не помнила, чтобы он в принципе что-то просил. Единственное, что Луи всегда говорил — уж от лишней порции печенья грех отказаться. Да и другие члены семьи всегда дарили что-то от души, и Луи пользовался подаренными вещами с видимым удовольствием. Правда, недавно у племянника появился серебряный свисточек на веревочке, который он носил на шее, но Луи вполне мог сделать его самостоятельно. Он стал довольно искусным мастером.
Сегодня миссис Клаус решила сделать печенье с шоколадной крошкой. Оно лучше всего помогало от хандры и плохого настроения, особенно, если добавить к нему кружку горячего липового чая. Шоколадной крошки оставалось совсем немного, нужно было пополнить запасы. У старушки это случалось как-то механически. Она делала лучшие Рождественские сладости. Жена Пера Ноэля, конечно, могла с этим поспорить, но все на свете знали — лучшее Рождественское печенье может быть только у миссис Клаус. Этот рецепт передавался из поколения в поколение.
Пока она шла под дому, прекрасный липовый запах успел проникнуть в каждое помещение, даже туда, где двери были плотно закрыты, например, в цеху покраски. Даже эльфы, занятые на производстве, на секунду притихли и заглушили машины, когда сладковатый аромат проник в подсобное помещение. Уж на Луи-то это должно подействовать, думала миссис Клаус, поднимаясь по лестнице с подносом в руках. На нем были изображены олени, столкнувшиеся рогами в веселой игре — работа Лотти. Рождественская роспись у нее с каждым годом все лучше и лучше.
В комнате племянника было тихо. Она не слышала стучания молоточка или музыки, как будто Луи спал. В последнее время Луи довольно часто можно было обнаружить спящим. Или он просто делал вид, что спал. Хотя, такой вариант тетушке Минни рассматривать не хотелось. Все-таки нет ничего лучше общения с милыми родственниками, особенно, если вдруг грустинка напала.
– Луи, просыпайся, – ласково проговорила Минни, постучав в дверь крепким кулачком, и заглянула в комнату. – Я принесла твое любимое печенье.
Племянник лежал на кровати прямо в одежде, свернувшись рогаликом, и по-прежнему не смотрел в ее сторону. В последнее время он стал не очень-то вежливым. Все-таки ничего не мешало ему поднять голову и удостовериться, что все в порядке. Впрочем, мальчик мог и заболеть, так что Минни старалась не сильно сердиться по этому поводу.
В комнате был легкий беспорядок — Луи забыл убрать со стола инструменты и материалы, которые одолжил у Клауса еще во время работы. Кажется, мальчик не доделал фигурку танцовщицы для музыкальной шкатулки. Наверное, рождественский подарок для кого-то из крошек-сестер. Или даже для нее — в прошлом году Луи сделал ей чудесного ангелочка, который умел петь два разных рождественских гимна.
Ах, каким же он раньше был чудесным мальчишкой! Так любил Рождество! Все время таскался хвостиком за своей матушкой, которая в то время жила на Полюсе и всегда помогала миссис Клаус готовить сладости, а чаще всего занимал сестричек веселыми играми, чтобы они не мешали готовиться к Рождественской ночи. И всегда так славно улыбался, когда кто-нибудь заглядывал их проведать. А однажды ночью пришил к колпачкам эльфов бубенчики. Это было очень мило.
– Я не голоден, извини, тетя Минни, – пробормотал Луи, не поднимая головы.
– Я оставлю здесь, на случай, если ты проголодаешься, – сказала миссис Клаус, аккуратно пристраивая тарелку печенья на стопку незнакомых книжек. Луи не подал голоса, но тетушка знала, что он не мог так быстро уснуть. – Спускайся. Если что, лишние руки на производстве не помешают. И Клаус хочет, чтобы ты сделал еще несколько игрушечных оленей, – добавила она небрежно.
Обычно на Луи это действовало, но сейчас племянник ничего не ответил, как будто не услышал, что она сказала. Миссис Клаус пришлось покинуть комнату ни с чем. Ей нужно было вернуться в кондитерскую и заняться Рождественскими сладостями. Очень много детей ждали её вкуснейшие пряники и карамельки на Рождество. Многие кондитерские мира мечтали выкрасть семейный рецепт, но у них, конечно, так ничего и не вышло, ведь добраться до Полюса не так-то просто.
Минни уже собралась с духом, чтобы отправиться на кухню, как вдруг в дверь позвонили, настойчиво ударив по кнопке три раза. Это заставило миссис Клаус удивленно вскинуть брови и даже напряженно замереть. Они никого не ждали сегодня. Нет, конечно, мог заглянуть этот обжора — Дух Настоящего Рождества — но в этом году у него было слишком много работы. К тому же, все гости появлялись ближе к ночи, а сейчас было еще довольно рано по времени. Все-таки, как досадно, что многие зимние духи знают, где живет их славное семейство!
Когда Минни открыла дверь, на пороге стоял вовсе не Дух Настоящего Рождества и даже не (завистливая) жена Пера Ноэля, а Крампус-младший. Возможно, третий или четвертый, она не очень хорошо разбиралась в том, кто кому приходится в их семейке. Впрочем, этот был вполне хорош собой: симпатичное мужественное личико, голубые глаза, поблескивающие звездочками, спокойные брови. Немного взъерошенные волосы все портили — но у Луи почти такие же! Он не дрожал от холода, несмотря на то, что прибыл прямо на Северный Полюс, а еще у него был очень таинственный взгляд.
Миссис Клаус тяжело выдохнула.
– Здравствуй, – сказала она со всем дружелюбием, на которое была способна, продолжая разглядывать парнишку, будто он был диковинной зверюшкой. – Ты по делу? Что-то изменилось в списке?
Это было бы весьма досадно, потому что Луи много трудился, чтобы составить его. В этот раз он проставил не только галочки, но еще и крестики. Это было очень мило с его стороны, потому что Клаус в последнее время стал немного рассеянным. Ему бы лекарство для памяти, которая посоветовала Бефана, но муж был довольно упертым — как некоторые его олени.
Ей не пришло в голову пригласить паренька в дом.
– Здравствуйте, миссис Клаус, – улыбнулся парень. Минни, пожалуй, не ожидала подобной вежливости от чертенка. – Нет, я совсем не по делу. Я пришел к Луи, – слышать имя племянника, озвученное маленьким проходимцем, было удивительно и даже не очень приятно. – Не могли бы вы его позвать? – он снова улыбнулся, показывая неожиданно ровные белые зубы. Кажется, она ожидала увидеть что-то кривое и мало приятное.
Миссис Клаус растерялась. Ей хотелось сказать: «нет» и вместе с тем, у нее не было видимых причин, чтобы отказать пареньку.
– Да, – неуверенно пробормотала она, искренне не понимая, какие у ее племянника могут быть дела с кем-то из этих демонических созданий, и решительно прикрыла дверь, чтобы один из Крампусов не увидел их чудесный, уютный дом. – Луи, к тебе пришли! Спустись, пожалуйста, – последнюю фразу Минни произнесла не так настойчиво, пожалуй, в тайне надеясь, что Томмо просто её не услышит.
Сверху донесся неразборчивый, почти недовольный крик, приглушенный закрытой дверью. По всей видимости, племяннику не очень хотелось спускаться.
Может, он и останется наверху? В последнее время Луи никаким образом не заставить выйти из комнаты, даже на ужин, с чего бы ему соглашаться сейчас? А вот этому мальчишке можно будет сказать, что Луи заболел — не будет же он ломиться в дом, чтобы это проверить? Это был бы верх неприличия! Минни где-то слышала, что такие, как он, не могут войти без приглашения. Хотя была вероятность, что это говорили о вампирах.
В холле появился Санта. В руках у него, как всегда, был небольшой молоточек, который он обычно таскал за поясом для всяких мелких нужд. Наверное, только что покинул мастерскую, услышав, как жена кого-то зовет. Обычно в такое время заглядывали именно к нему — нужно было утрясти некоторые спорные моменты с другими Рождественскими дедами. Да и просто обсудить дела за стаканчиком глинтвейна было бы неплохо. В последнее время отдыхать как-то не приходилось, а Клаус был уже не в том возрасте, когда можно работать круглые сутки.
С тех пор, как у Луи началась хандра, Санта Клаус сам занял свое рабочее место, решив, что это будет отличным примером для юного племянника. Правда, пришлось работать вдвое больше обычного, от чего Санта почти отвык. Но на Томмо это почему-то не действовало. Впрочем, Клаус не привык сдаваться без боя — он во что бы то ни стало решил вернуть племянника на производство.
– Это ко мне? – спросил Санта, мягко оттесняя жену и выглядывая за дверь.
– Нет, дорогой, это к Луи, – робко проговорила Минни, наблюдая, как вытягивается лицо Санты. Крампус-младший, лучась добродушием (наверняка показным), поздоровался и с ним, но достойного ответа так и не получил.
Послышался легкий топот — Луи выглянул в холл и с удивлением прошел мимо дяди и тети, которые никак не хотели отходить от двери, словно обнаружили за ней невиданное ранее чудище. Впрочем, давно стоило привыкнуть к тому, что они не совсем понимали, что значит «личное пространство». Это было скорее досадно, чем обидно, и парень старался держать себя в руках.
С силой протиснувшись между дядюшкой и тетушкой, Луи выглянул наружу, немного ежась от холода. Он был в одном свитере и легких домашних штанах. И, теперь Минни знала, Луи точно не спал все это время, потому что иначе он бы не сморщился от холода.
– Найл? – удивленно переспросил племянник, увидев внезапного гостя. – Ты что тут делаешь?
Минни все это время хотелось задать тот же вопрос. И еще поинтересоваться, откуда племяннику известно имя этого парня (и этому парню известно имя Луи). Она не могла представить ситуацию, в которой эти двое могли пересечься. В конце-концов, Луи приличный мальчик из порядочной семьи, а это недоразумение вполне может позволить себе заглянуть в чужой дом без приглашения.
– А я внезапно понял, что ты никогда меня не позовешь, и сам пришел, – нахально улыбнулся чертенок, искоса взглянув на нее и Клауса. «Конечно, не позовет», – подумала Минни почти со злорадным удовольствием. – Ты ведь ничем не занят? – осведомился он так, будто Луи стоял совсем один. – Не покажешь мне Полюс?
– Ну, знаете ли, – затарахтел Санта, решительно взмахнув молоточком. – Моя мастерская...
– Остынь, папаша, – фыркнул Найл, смерив Санту насмешливым взглядом. – Сдалась мне твоя пыльная мастерская, – пренебрежительно проговорил он. – Мы с Луи можем просто на санках покататься. Верно, эльф?
Санта и Минни Клаус чуть не задохнулись от возмущения. Пыльная? Пыльная! Да она блещет чистотой и порядком! Эльфы регулярно выметают из мастерской весь ненужный сор и даже поддерживают в ней нужную температуру воздуха, чтобы хрупкие изделия не испортились от влажности. А он говорит: «пыльная». Вот нахал!
И с чего это ему взбрело в голову звать Луи «эльфом»? Уж на эльфа-то он точно совсем не похож! Хотя однажды Минни попыталась нарядить его в зеленый костюмчик с колпачком перед праздником...
– Замолкни, – осадил его Луи и поднял глаза на дядюшку с тетушкой. – Я схожу прогуляться не надолго?
Минни снова почувствовала себя обескураженной. Чего она не ожидала, так это того, что племянник захочет иметь дело с таким несносным мальчишкой, как этот Найл. Но, пожалуй, впервые за долгое время Луи по-настоящему оживился, чтобы можно было сказать ему: «нет», и Минни, неуверенно взглянув на побагровевшего супруга, кивнула.
Санта был в смятении. Пожалуй, таким своего мужа Минни не видела никогда. Даже когда он узнал, что никто из их детей не получил его дар управлять санями и ладить с оленями. А ведь это, в свое время, сильно ударило Клауса по самолюбию и даже слегка пошатнуло его здоровье.
К счастью, вдруг выяснилось, что у Джоанны все не так плохо, напротив — все её дети оказались необычайно талантливы: на нос каждому приходился тот или иной дар, а то и несколько сразу. Тогда-то Клаус и пригласил её с семьей на Полюс. Стоило держаться вместе, часто приговаривал он. Минни была с ним искренне согласна, тем более, племянников она очень любила.
– Отлично, – деловитым голосом ответил Томмо и снова повернулся к чертенку, который продолжал улыбаться так, будто переел варенья. Конечно, ему хотелось пригласить Найла в тепло, а еще лучше — показать свою комнату, но устраивать разборки с дядей ему, по всей видимости, не очень хотелось. – Жди меня тут, а я переоденусь, – распорядился он.
По тому, как привычно и автоматически это прозвучало, миссис Клаус заподозрила, что племянник руководит чертенком не в первый раз. Впрочем, если бы это демоническое создание было против, оно бы тут же огрызнулось, как в случае с Клаусом, здесь же Крампус-младший отреагировал на все с невероятным терпением, не свойственным чертям в обычное время.
– Оденься покрасивее, вдруг захочу пригласить на танцы, – насмешливо проговорил Найл.
Племянник сказался недовольным, даже показал чертенку неприличный жест, но, когда Луи отворачивался, Минни Клаус успела заметить улыбку, прежде чем он необычайно легко взбежал по лестнице, и у нее почему-то сжалось сердце.
***
Спускаясь обратно вниз, Луи надеялся, что дядя уже вернулся в мастерскую пыхтеть над своими игрушками. Чем ближе становилось Рождество, тем сильнее дядя Клаус вовлекался в работу, боясь упустить что-то важное из виду. Правда, он также становился нервным, ведь именно на его мастерской лежала большая часть Рождественских заказов. Томмо, который теперь был весь переполнен смутной радостью и почти порхал над землей, не хотел выслушивать нотации. Хотел только смеяться: глупо, весело, как угодно — смех буквально разрывал легкие. И еще ему хотелось танцевать.
Однако, если миссис Клаус дальновидно вернулась на производство пирожных, предпочитая сначала все, как следует обдумать, а уже потом «рубить», чопорный дядюшка подобным тактом не обладал. Так что Луи пришлось остановиться перед решительно настроенным старичком, несмотря на то, что он уже собирался пройти мимо. Ему не хотелось заставлять Найла ждать слишком долго.
– Луи, задержись на минутку, – надменно произнес Санта, перегораживая ему путь своей крупной фигурой, и Луи чуть не застонал про себя, прекрасно понимая, что «на минутку» никогда не является минутой в действительности. Клаус не подвел его. – Что у тебя за дела с этой семейкой? – спросил он серьезным голосом.
От дяди пахло лаком для покрытия дерева и кленовой стружкой, а еще — подогретым молоком и тостами с клубничным джемом. Луи даже заметил кусочек жареной булки, застрявший в белой клочковатой бороде. Не удивительно, что над Сантой посмеиваются все больше и больше — за бородой можно было и поухаживать. Или сбрить ее вообще, чтобы не происходило подобных казусов. Уж очень часто в ней стали оставаться кусочки съестного.
В последнее время Клаус все больше налегал на разные вкусности во время работы. Это сделало его еще более тучным и неповоротливым, чем прежде. Правда, на заходы в трубу лишний вес никак не влиял. Таким был главный талант Рождественского деда. Если не считать того, что Клауса нельзя было обжечь, даже если камин был хорошенько растоплен. Недоброжелатели Санты часто грустили по этому поводу и рисовали неприятные шаржи в газетах.
Однажды во время Рождественского обхода (когда дядюшка впервые взял его помогать с разносом подарков) Луи чуть не свалился в каминную трубу, и это ему очень не понравилось. Он искренне не понимал, как дядя может проникать в дома таким способом тысячи раз за ночь и при этом относиться к этому с вежливо-отстраненным равнодушием. Если бы Луи пришлось попутешествовать подобным образом даже с десяток раз, он бросил бы эту работу на следующее утро (если не в ту же ночь). Уж очень сильно он не любил узкие темные отверстия и сажу.
– Нет у меня никаких дел, – нетерпеливо отмахнулся Луи. Ему не очень хотелось говорить с дядей в последнее время, особенно на эту тему, потому что они никогда ни к чему не приходили, и Томмо просто не видел смысла в очередной раз перекладывать из пустого в порожнее. – Мне нужно идти, – проговорил он, не скрывая легкой досады.
Они с дядей столкнулись взглядами и теперь упорно не отводили друг от друга глаза несколько томительных секунд. Луи отлично удавалась борьба, он мог быть очень упрямым, когда нужно, но дядя ничем ему не уступал или он сам не уступал непреклонному дядюшке. Возможно, это была очередная семейная черта, каким-то образом способствующая проведению Рождества.
Правда, Томмо уже лихорадило от фразы «семейная черта». Ему хотелось иметь хоть что-то, характеризующее его, как личность, вместо того, чтобы раз за разом слышать: «От семейства Санта Клауса другого и не ожидаешь».
– Луи, в последнее время ты очень странно себя ведешь, – не отставал Клаус, будто не замечая, насколько сильно напряжен племянник.
«Всего лишь не пляшу под вашу дудку», – чуть не вырвалось у Луи, но он промолчал. Ему не хотелось ругаться, совсем не хотелось, но дядя будто напрашивался сам.
– Ты ведь не собираешься рассказывать секреты фабрики...
Луи захлестнула обида. Горькая, неприятная волна, напоминающая оплеуху. Такую небрежно-невнимательную, как будто дядя сам не понимал, насколько колючую и мерзкую фразу произнес на самом деле. Томмо тяжело вздохнул через нос, выдыхая через рот, чувствуя, как болезненная влага оседает на губах, но это не помогло ему успокоиться. Он снова взглянул на Клауса, надеясь, что дядя заметит только ярость и не увидит обиды, давно поселившейся в душе и наконец выпущенной на свободу.
– Нет, не собираюсь, – по слогам произнес Луи, упрямо поджимая губы, что дядя не увидел, как они дрожат. – Веришь или нет, я впервые повстречал человека, который общается со мной, не потому что я «член семейства Санта Клауса», – бросил Томмо прерывистым голосом, срывая куртку с крючка с такой силой, что петля затрещала. – Приятного вечера.
Ошеломленный Клаус явно не знал, что на это ответить, но Луи не хотел ничего от него слышать. По крайней мере, сейчас. Протянутую к нему руку он демонстративно проигнорировал, вырываясь из внезапно ненавистного дома прямо на мороз, жестоко вцепившийся в покрасневшие щеки. Хорошо, что не расплакался. Было бы еще холоднее, тем более, началась метель.
Найл находился там, где его поставили; похоже, даже не шевелился, хотя вьюга уже начала завывать. У него и снежок на плечах появился, и ноги вросли в сугроб на несколько дюймов, а он все стоял и улыбался, будто случилось что-то хорошее. А ведь на Полюсе ему явственно были не рады. Томлинсон не заметил, как стал улыбаться в ответ, напрочь забыв обо всем, что его тревожило: о дяде, о Рождестве, о том, что они могли больше никогда не увидеться, если бы Хоран сам не пришел. Пожалуй, в это мгновение он, не замечая даже холода, думал только о том, что Найл выглядит очень красиво в свете причудливых эльфийских фонариков разных форм и размеров, размещенных по всей Рождественской деревне на манер огней со взлетной полосы.
Взлетная полоса на Полюсе тоже была, но предназначалась для оленей и саней, а не для самолетов. Олени не могли сразу поднять в воздух, предварительно не разогнавшись, как следует, особенно, если сани были слишком нагружены подарками. В один год хороших детей оказалось настолько мало, что сани везли всего лишь два оленя, а подарки вообще уместились в три с половиной мешка. Впрочем, время было на самом деле тяжелое, и Санта предпочитал не вспоминать про тот случай. Как и все, что могло ударить по его репутации.
– Вижу, что ты скучал, – довольным голосом заметил Найл, отряхиваясь от снега, как собака. Возможно, он сделал это специально, потому что на несколько секунд Хоран даже высунул язык.
Мстительно фыркнув, Луи вспомнил, сколько раз во время работы Найл запускал в него снежками. У него словно была привычка стаскивать снег с любой поверхности и размашисто швырять Луи в лицо, а потом с воплями бросаться наутек. От воспоминаний заметно потеплело на душе, и Томмо странно выдохнул, пытаясь стряхнуть с челки снежинки. Хоран указал на протоптанную в снегу тропинку, которую уже слегка замело. Кажется, он призывал идти за ним.
– Это неправда, я о тебе даже не вспоминал, – беззаботно ответил Луи, пристраиваясь рядом с Найлом, который, похоже, ни капельки ему не поверил. – Зачем пришел?
– Просто увидеться, – откликнулся Найл, похлопав его по спине знакомым, свойским движением, которое в начале работы немного напрягало, а потом стало таким привычным, что Луи без него заскучал. – Подумал, тебе не помешает развеяться перед самым важным днем, – на той же веселой ноте добавил Хоран.
Сердце, неприятно сжавшись в колючий комок, словно упало вниз, но Луи попытался никак не показать свое разочарование.
– Оу, – Луи заложил руки в карманы и опустил взгляд, чтобы Найл не заметил, что он погрустнел. Внутри стало так пусто, точно кто-то разом вытащил у него внутренности и выбросил их со скалы на съедение койотам. – Да, наверное, ты прав, – у Томмо даже получилось криво улыбнуться.
– Эй, что с твоим лицом, эльф? – ласково поинтересовался Найл, с силой встряхнув Луи за плечо. – Я имел в виду не Рождество, – терпеливо объяснил он, и Луи удивленно поднял разом потеплевший взгляд. Найл засмеялся, а уже через секунду оказался во внезапно крепких и очень дружеских объятиях, пахнущих ванильным мороженым. – Ладно, я понял, ты очень скучал, но нам надо спешить, – весело заявил он, похлопывая Луи по спине. – Не знаю, как перемещаются у Вас, на Полюсе, но мне нужна приличная лужа. Если кучка эльфов еще не успела отскрести её от крыльца, то мы успеем вовремя, – задумчиво добавил Хоран.
Луи смущенно отстранился и снова смахнул с волос несколько снежинок. Он почти жалел, что не прихватил из холла шапку.
– Успеем куда?
– Никуда, – беззаботно ответил Найл и снова расплылся в широченной улыбке. – Мы просто погуляем.
Это заставило Луи с облегчением выдохнуть, потому что у него никогда не было четких планов для прогулок. И вообще он хотел сказать, что никогда не путешествовал с помощью лужи, но ему стало стыдно. Не то чтобы это было так важно, просто Найл говорил о перемещении с такой небрежностью, словно пользоваться лужами у них в городке могли даже младенцы. Впрочем, зная созданий тьмы, исключать этот вариант было никак нельзя (многие, вероятно, и детьми-то никогда не были).
Луи вообще считал, что в пантеоне Найла все намного интереснее: есть простор для шуток и пакостей, множество способов перемещения и превращения. Конечно, и у них можно было при желании изменить внешность для проверки какого-нибудь бедняги, но выбор был несколько ограничен, а уж превратиться в какое-нибудь «безобразие» вообще не представлялось возможным. А Томмо иногда очень хотелось отрастить пару клыков, особенно, если ему докучали.
До окраины крошечной эльфийской деревни они добрались быстро. Она была чудесна: всюду стояли крошечные, точно пряничные, домики, украшенные фигурками оленей и хрустальными херувимами, остролистами в пышных венках и рождественскими деревцами. Выкрашенные в разные цвета и подсвеченные со всех сторон фонариками домики переливались неспроста — издали деревушка напоминала радугу или Полярное сияние. Особенно красиво выглядели снежинки, вырезанные из тончайшей серебряной бумаги, которые какой-то эльф приклеил с внутренней стороны своего домика. Они отбрасывали причудливые тени на снег, заставляя его мерцать не хуже драгоценных камней.
Из открытых окошек доносилось благоухание свежей сдобы, жареного с пряностями гуся, яблок, карамели, глинтвейна, кокосовой стружки, цитруса и хвои. В некоторых домиках Луи слышал веселую музыку — верный признак танцев. Местами Луи мог различить веселый смех: кажется, оставшиеся дома эльфы играли в фанты и загадывали загадки. Воистину Рождественская деревня была Рождественской круглый год.
Найл отыскал дом с хорошей террасой, крепко сколоченной из прочного дерева, и двумя столбиками, украшенными резьбой в виде цветка пуансетии. К крыльцу намертво примерзла приличная лужа чая. Луи даже увидел вмерзший в нее кусочек лимона и усмехнулся про себя.
– Не бог весть что, но сойдет, – со знанием дела отметил Найл, становясь в центре замерзшей чайной лужи. Луи неловко помялся с ноги на ногу, все еще не решаясь открыть рот, чтобы как-то обозначить свои затруднения. – Да иди уже сюда, месье Луи, – Хоран призывно помахал рукой, выговаривая его имя очень по-французски. – Думаешь, я не знаю, что ты не умеешь?
Томлинсон высунул язык и забавно поднял брови, заставляя Хорана подавиться смешком. Дальше этого не пошло — Найл неожиданно притянул его к себе, а уже через мгновение они оказались в совершенно другом месте. Не было ни хлопка, ни водоворота, ни разноцветных огненных искр. Просто они исчезли из одного места и внезапно оказались в другом. А Луи-то гадал, каким образом Крампус в давние времена похищал детишек и в мгновение ока доставлял их в пещеру без волшебного транспорта.
Кажется, они находились в довольно оживленном местечке. Во-всяком случае, все были взбудоражены настолько, будто участвовали в праздничном городском параде: детские крики, смех подростков, неистово переговаривающиеся друг с другом и по телефону взрослые, не замечающие ничего вокруг себя, кроме, пожалуй, различных вывесок, приглашающих внутрь. Приглядевшись, Луи не без удивления узнал Кортланд Стрит.
– Далась тебе эта дыра, – с деланным пренебрежением сказал Луи, нехотя выпутываясь из теплых объятий Хорана. Найл уклончиво качнул головой, как-то странно посмотрев в сторону. – Погоди, – недоверчиво протянул Луи. – Мы на Кортланд Стрит. Рядом стоковый универмаг, а до Рождества несколько дней... ты хочешь сходить на Рождественскую распродажу? – изумленно переспросил он.
– Я ни разу на ней не был, – сказал Найл, с решимостью хватая Луи за руку. – Сам посуди, наши родственники — известные символы Рождества, а мы понятия не имеем, что обычные люди делают в предпраздничные дни, – воодушевленно добавил он, решительно протискиваясь сквозь толпу. – Ты все время в Рождественской деревне, я в Шахтерском городе. Пойдем скорее, – он с силой дернул плетущегося позади Луи за руку, заставляя оказаться рядом. Томмо наступил кому-то на ногу, но не успел извиниться.
Кажется, прохожие были очень недовольны, что два придурка решили пойти напролом, не расцепляя при этом рук. Но на Хорана нетерпеливые крики и возмущенные взгляды не действовали — Луи подумал, даже если сейчас случится землетрясение, Найл вцепился в него так крепко, что их точно не раскинет в разные стороны.
– Расплачиваться ты собрался золотыми дублонами? – пропыхтел Луи, пытаясь идти за Найлом вслед и при этом не потерять руку. Ладонь Хорана была такой приятной и теплой, что Томлинсон и сам не выпустил бы ее даже под угрозой потери конечности.
– Виндоу-шопинг, приятель, – рассмеялся Хоран. – Ну, и чашка какао для очаровательного эльфа рядом со мной. Но уж на это я подзаработал человеческих денег, – Найл исхитрился развернуться и подмигнуть, чем вызвал у толпы новую волну негодования.
Томмо хотел прочитать дотошную лекцию о том, что раньше дублонами пользовались испанцы, а они, хоть и с натяжкой, но все же люди, но решил промолчать, видя, насколько Хоран доволен собой. И еще он опасался, что в толпе есть испанцы, которые могут не оценить его шутку по достоинству.
У Луи никогда не было времени, чтобы прогуляться по магазинам перед Рождеством. Вообще-то его бы даже не выпустили с Полюса, если Томмо заикнулся бы о том, что хочет посетить сезонную распродажу. Луи слышал, что в торговых центрах бывает очень много народу и что скидки в канун Рождества становятся просто невероятными, но Санта никогда не позволял ему прохлаждаться перед Самым Главным Днем. Сколько бы дней до него ни оставалось.
Пожалуй, в каком-то смысле Луи был даже потрясен представленным «великолепием». Ни одна хозяйка мира не смогла бы украсить дом к Рождеству так, как это делали торговые центры, пытающиеся привлечь побольше потребителей и туристов. Луи никогда не думал, что столько разных вещей могут внезапно иметь отношение к Рождеству и быть такими гротескными и вычурными. Томмо даже представить не мог, что кому-то может понадобиться тостер с ужасающим орнаментом в виде пряничных человечков.
Удивляли и люди, которые с готовностью покупали любую ерунду, которую торжок был готов им предложить. Все, от мала до велика, пытались успеть друг перед другом, чтобы унести очередную безделушку с большой уценкой. Томмо даже не был уверен, что когда-либо видел так много людей в одном месте.
Но больше всего Луи изумило количество Рождественской атрибутики, связанной с милыми семейными телешоу. Семейное Рождество Маппетов, Инспектор Гаджет Спасает Рождество, Рождество Чарли Брауна... Томмо совсем забыл, что каждое шоу пытается слепить праздничный спецвыпуск и получить большое количество денег на игрушках, сладостях, косметических наборах и посуде. Пока Луи с изумленным видом разглядывал рождественские фигурки Симпсонов, Найл предложил ему зонтик с Дорой-путешественницей в ужасающем красном платье, на фоне криво нарисованной елочки.
Правда, последней каплей стало совсем не это.
– Какое отношение Золушка имеет к Рождеству? – допытывался Луи у несчастного продавца в сувенирной лавке, который уже не знал, куда от него деться. – Думаете, можно напялить красный костюм на любого сказочного персонажа, и все сразу становится Рождественским? Ладно, классическая, но, я же вижу, эта фигурка сделана под диснеевскую...
– Не я делаю игрушки, – простонал парень, которого Луи доставал уже минут десять, при том с завидным упорством. – Но, могу уверить, я искренне разделяю Ваше недовольство!
– Что-то я очень в этом сомневаюсь, – заявил Луи. Продавец робко предложил позвать менеджера, на что Томлинсон только отмахнулся. – Куда катится этот мир?
Продавец поспешил заверить несостоявшегося клиента в том, что его тоже очень интересует этот вопрос, он вообще считает его самым насущным. По всей видимости, парень решил, что самой удачной политикой будет во всем соглашаться со спорщиком. А вот Хорана, похоже, ситуация искренне забавляла. Во всяком случае, он чуть не прикарманил зонтик с Дорой-путешественницей, пока Луи выражал свое недовольство.
– Успокойся, Луи, – Найл со смехом выволок упирающегося Луи из лавки. Последний нагло выхватил конфеты из вазочки, чтобы показать крайнюю степень своего недовольства, чем обрадовал Найла еще больше. – Пойдем, я куплю тебе что-нибудь выпить, посидишь, отдохнешь...
– Смысл Рождества не вот в этом всем, – продолжал тарахтеть Луи, пнув ногой пластиковую фигурку снеговика, держащую картонную вывеску: «скидка на обувь 70%». – Не в распродажах и не в том, чтобы заработать кучу денег, спекулируя чувством ностальгии или чем бы то ни было, – добавил Томмо расстроенным голосом.
Найл остановился и задумчиво поправил волосы.
– Я думал, ты не любишь Рождество, – произнес он, наконец. В его голосе, впрочем, было сложно услышать упрек.
Луи покраснел, но так ничего и не ответил, позволяя Найлу снова вести себя напролом толпе за руку. Хоран тем временем решил, что в ресторанном дворике будет слишком много народу, чтобы можно было с комфортном разместиться, и предложил выйти на улицу и найти какое-нибудь уютное местечко вдали от торгового центра.
Покинуть душный торжок казалось Луи замечательной идеей, тем более, он успел достать почти каждого продавца-консультанта в отделе сувениров. Хоран, будто бы не замечая, что Томлинсон впал в задумчивость, вслух размышлял, повесят ли его фотографию у входа, чтобы охранники не вздумали пускать Луи в торговый центр, или сделают поправку на праздники и спустят ему это с рук. О том, что он чуть не свистнул зонтик, Найл благоразумно помалкивал.
На углу показалось милейшее местечко с деревянной побитой вывеской, явно сделанной под старину. На дверь, сделанную из стекла и темного дерева, хозяева заботливо повесили изящный венок из остролиста. Перила были украшены елочными игрушками и натерты почти до блеска. У кафе, как ни странно, не толпились люди, и Хоран решил, что это забегаловка идеально подходит, чтобы немного остыть от полученных в универмаге впечатлений.
– Не имеет значения, что я люблю или не люблю, – внезапно снова подал голос Томлинсон, когда они вошли в кафе. Вместо пафосных «ветерков» над дверью висел довольно старомодный колокольчик. – То, что наши родители извратили праздник, еще не значит, что в нем не может быть чего-то хорошего, – добавил он, отряхиваясь от снега. Хоран заботливо смахнул несколько снежных хлопьев с его плеча.
Это оказалось кафе-пекарня, где почти вся выпечка изготавливалась накануне, в этом же здании. Луи нравилась атмосфера подобных мест: приглушенный свет, кожаные диванчики, плетеные корзиночки с хлебными палочками и разноцветные кружевные салфеточки всего двух тонов, связанные вручную. Правда, подобные заведения немного напоминали о доме, потому что у миссис Клаус производство тоже было под боком и она тоже любила самодельные украшения. Впрочем, в отличие от вычурной фабрики семейства Санта Клауса, это место было небольшим и уютным.
– Золотые слова, снеговичок, – сказал Найл, легонько подталкивая Луи к кассе, и приветливо поздоровался. – Будьте добры, ирландский кофе для благородного джентльмена — я говорю о себе — и чашечку горячего шоколада с зефирками для маленького эльфа, – Хоран ласково кивнул в сторону взъерошенного Томлинсона, внимательно разглядывающего предложенный кафе-пекарней ассортимент.
– А можно еще печенья-елочки для благородного джентльмена? – решительно втиснулся Луи, ехидно взглянув в сторону Найла. – Он боится признаться, но до сих пор оставляет для Санты молоко и печенье у камина, чтобы получить свою горстку игрушек, – забавно округлив глаза, насплетничал Томмо.
Хоран нежно стукнул его по затылку, и они с Луи мгновенно вовлеклись в шутливую драку, которая казалась Томмо веселой даже без снега. Особенно после того, как Найл потянул его за щеки в разные стороны, пытаясь сделать из Луи мистера Картофельная Голова.
– Конечно, – улыбнулась пожилая хозяйка пекарни. Она двигалась медленно, но очень проворно, невзирая на почтенный возраст. И, несмотря на то, что все в кафе было сделано под старину, у нее была новая блестящая кофе-машина. – Вы очень милая пара, – заметила старушка, пытаясь отыскать разноцветные зефирки для какао.
Луи даже опешил и прекратил шлепать хихикающего Найла по рукам. То, что они похожи на пару, в некоторой степени потрясло его. Удивленное лицо Томлинсона Хоран как-то очень ловко проигнорировал.
– Наши семьи ненавидят друг друга и враждуют уже несколько поколений, – тоном рассказчика поделился Найл, облокотившись на прилавок. – Его дядю хватит удар, если он узнает, что у нас свидание, – шепотом добавил он, будто Клаус мог стоять прямо у него за спиной.
– В Рождество порой случаются чудеса, – сказала старушка, одарив потомка Крампуса керамической улыбкой. – Номер четыре.
Выхватив пластиковый треугольничек с их цифрой из рук старушки, покрасневший до корней волос Луи нетерпеливо плюхнулся за столик у окна. Найл не стал садиться напротив, а так же весело рухнул рядом, с внезапной решимостью приобняв Луи за талию. Томмо нехотя отвернулся от окна и внимательно посмотрел в голубые глаза, знакомо сверкнувшие в сумраке кафе.
Сейчас было так же уютно и тепло, как и каждой ночью, когда они работали. И Луи на самом деле нравилось проводить с Найлом время. И еще он скучал после того, как вернулся на Северный Полюс. Но Луи никогда не связывал это с тем, что у него была симпатия к Найлу. Нет, симпатию он тоже не отрицал, слишком уж шалило сердце, когда Хоран находился рядом, но уж то, что у них не может быть чего-то серьезного, следовало принять, как данность. В конце-концов, дурачком Луи не был никогда.
Хоран понравился ему почти сразу, несмотря на то, что он старался держаться отстраненно. Ему казалось, Найл флиртует просто так, для хорошего настроения, а не для того, чтобы снять его или, упаси боже, завести отношения.
– Ты не говорил, что это свидание, – как бы между прочим проговорил Луи, нервно задрыгав коленками, как делал только в детстве. Руку Найла со своей талии он, конечно, скидывать не стал.
– А мне казалось, это очевидно, – сказал Найл, откинувшись на спинку дивана, и как-то непринужденно пробежался пальцами по боку Луи. – Стоило сказать это перед миссис Клаус? – насмешливо уточнил он, передразнив манеру тетушки Минни изумленно открывать рот и смыкать брови в одну линию, как будто она была выброшенной на берег рыбой. Луи только усмехнулся. – Думаю, она была бы в шоке. А уж дядя твой, конечно, умер бы от радости, – добавил Хоран, закатив глаза.
Про себя Луи не смог удержать ехидного замечания о том, что дядя вполне может умереть от холестерина, если не перестанет налегать на жирное во время ужина. И не только во время ужина, но это был семейный секрет.
– Иногда я его не понимаю, – вздохнул Томлинсон, прислонившись к плечу Хорана своим плечом. Опустить на него свою голову Луи не решился. – Он совсем другой на открытках и в детских мультиках, но в реальности... – Томмо задумчиво замолчал, пытаясь подобрать верные слова. – В реальности он почему-то не любит твою семью, хотя должен любить всех.
– Ну, может, в его представлении нас не за что любить, – просто ответил Найл. Луи со вздохом прикусил губу. – Эй, кому какая разница, что думает Клаус? – спросил Найл, решительно расталкивая Томмо. – Эльф, для меня важно только то, что думаешь ты. Ждешь, когда я начну выспрашивать секреты фабрики, тайны проведения праздника и прочие радости жизни? – уточнил он внезапно.
Кажется, Найл впервые за все их общение спросил о чем-то с волнением. Даже блеск голубых глаз стал тускловатым, несмотря на то, что освещение по-прежнему было минимальным. Луи захотелось взять его руку в свою.
– Нет, – ответил Луи, не отводя взгляд. – Если честно, не понимаю, что такого в этой фабрике. Все равно...
– Тш-ш, – Найл приложил палец к его губам и слабо улыбнулся. – Не надо. Ни так, ни как-либо еще, – попросил он. Луи приподнял веки. – Так всегда бывает. Что-нибудь случится, и ты подумаешь, что зря доверился мне, – объяснил Хоран своим обычным спокойным голосом, но что-то в нем все равно было другим. – Лучше не знать.
На стол внезапно опустился поднос с ароматным кофе и горячим шоколадом, и Найл тут же бросился благодарить старушку, с внезапным рвением заверяя её, что вполне мог бы сам все принести, на что хозяйка кафе только отмахнулась. Кажется, она не считала себя настолько старой. Если бы Луи не знал свою тетушку, именно такой он бы и представлял себе «миссис Клаус».
Несколько секунд он смотрел на прозрачный пакетик печенья, обвязанный золотистой ленточкой без бантика. Чтобы елочки были зелеными, их покрыли цветной глазурью, а для рождественских шаров было использовано фруктовое драже.
– Всегда удивляло, как у него получается развезти подарки и при этом попробовать печенье в каждом доме, – зачем-то сказал Луи.
– Не знаю, – пожал плечами Найл. К нему снова вернулось хорошее настроение. – Давай съедим его вместе? – предложил он, взъерошив Луи волосы. – Старик все равно выжрет в Рождественскую ночь две тонны.
– Если не три, – фыркнул Луи, на мгновение прикрыв глаза.
Печенье оказалось очень вкусным и невероятно мягким, буквально рассыпаясь во рту. Это были даже больше пряники, чем печенюшки, но Луи не жалел, что заказал их. Они с Найлом чуть не передрались за это лакомство, и зря некоторые люди говорили, что Рождество — время делиться. Наверное, просто не пробовали это изумительное печенье.
Как Найл и говорил, он успел достать кое-какие человеческие деньги, чтобы расплатиться за посиделки в кафе. Впрочем, это не помешало ему оставить несколько дублонов в качестве чаевых. Напрасно Луи ругался, Найла было не переубедить — он считал дублоны лучшими деньгами на свете. По-своему Хоран, конечно, был прав, ведь у него в городе все покупки совершались только в этой валюте. В деревне Санта Клауса с инфраструктурой все было не так радужно. Доход старик получал от использования своего лица в рекламе, поэтому деньги хранил на карточке.
Совершенно внезапно Найл поволок его на каток. К тому моменту город уже походил на огромный улей пчел, правда, наполненный людьми, а не насекомыми. Хоран все равно нашел местечко, где коньки раздавали на прокат, при том, он умудрился оставить в залог мешочек дублонов, потому что ни водительских прав, ни крупных наличных у него по понятным причинам не оказалось.
Как выяснилось, Хоран не только умел перемещаться через лед, но и вполне сносно мог на нем кататься, правда, без тройных тулупов и акселей. И еще у него словно было чутье на уютные места, где можно было неплохо провести время, не натолкнувшись на огромную толпу. Потому что еще сутки назад Луи бы надменно рассмеялся в лицо человеку, который сказал ему, что за несколько недель перед Рождеством на катке, в Нью-Йорке, будет не так уж и много людей.
Похвастаться тем, что он может кататься на коньках, Луи не мог, но Найл все равно выволок его на лед и аккуратно придержал за талию сзади, пока Томмо пытался освоиться и понять, как не упасть, переломав себе все, что можно. Конечно, на Полюсе его не раз пытались склонить к катанию, но Луи упорно возвращался в мастерскую, завидев коньки. Намного больше ему нравились летние виды спорта, поэтому, когда были свободные дни, он отпрашивался на материк, чтобы немного попинать мяч. Против этого Санта обычно не выступал.
В роли учителя по фигурному катанию Найл себе, похоже, безумно нравился, потому что он поддерживал Луи с нешуточной серьезностью. Особенно ему нравилось разводить ему руки в разные стороны, якобы для равновесия.
– Ты доверяешь мне, Роуз?
– Нет, Джек, ты полный кретин, – фыркнул Луи, немного нервничая. Горячее дыхание Найла у его уха очень отвлекало. – Осторожнее, я не хочу упасть!
– Я держу, успокойся, – с нешуточной серьезностью заверил Найл, и хватка его рук действительно стала чуть крепче. – То есть, ты там у себя на Полюсе смотрел Титаник, но не смотрел Рождественскую историю? – поинтересовался он.
Луи уже собирался закатить глаза, но побоялся отвлечься от катания и упасть. Впрочем, если бы Найл из солидарности упал рядом, собственное падение Томмо бы не смутило, даже несмотря на то, что на катке были свидетели. В последнее время его вообще мало волновали чужие глаза.
– Я живу в деревне Санта-Клауса, у меня каждый день Рождество, – тяжело выдохнул Томлинсон. – Год за годом мой день рождения растворяется в Сочельнике. Лучше в пятидесятый раз посмотрю, как корабль разбивается об лед, – Луи даже попытался пожать плечами. Ему показалось, что держаться на льду стало немного сложнее.
– Пятьдесят? Сентиментальный ты эльф, – хмыкнул Найл совсем рядом. – Я отпустил руки. Ты едешь сам.
Необыкновенный восторг наполнил душу Луи — он и не думал, что ему на самом деле может понравиться кататься на коньках, тем более, самостоятельно. Луи даже попытался неловко пошевелить ногами, и, кажется, у него получилось немного подправить свое движение. Стало еще веселее, несмотря на то, что он чувствовал себя каракатицей, внезапно выброшенной из воды.
– Ах ты, зараза, – засмеялся Луи, автоматически отъезжая от Найла на расстояние. – Я не умею ни поворачивать, ни останавливаться и вообще еду по инерции, так что в моей смерти будешь виновен ты.
– Небольшая цена за то, чтобы больше не отмечать Рождество, а? – насмешливо спросил Найл, снова подхватывая Луи за талию. И его дыхание в очередной раз приятно опалило Луи кожу. – Мне тоже нравится держать тебя, – шепнул он. – Мог бы просто попросить.
– Не мог бы, – улыбнулся Луи, чуть-чуть откидываясь назад, и все-таки упал в объятия Найла, заставляя их обоих шлепнуться на лед.
К концу вечера Томмо, под присмотром Найла, научился вполне сносно кататься. Конечно, до прыжков и вращений было еще долго, но сдаваться они не собирались. Луи даже решил как-нибудь купить коньки и поучиться кататься на Полюсе, когда на производстве все будут слишком заняты, чтобы шпионить за ним на катке.
Конечно, кататься с сестрами может быть довольно интересно, но Луи все еще думал о том, как приятно иметь что-то только для себя. Досуг с Найлом и был чем-то таким. Луи чувствовал, что он никогда не будет давить на него, как дядя Клаус. И никогда не скажет что-то обидное, даже не заметив этого. Но, главное, Найл был просто симпатичным парнем, с которым оказалось неожиданно весело проводить время. Луи нравилось его внимание. И, кажется, Найл тоже нравился.
Уже в Центральном Парке, когда они шли по расчищенной от снежного ковра дорожке, Луи, разглядывая ночное небо, осознал, что настало время для прощания. Он не понимал, почему это всегда происходит здесь, но готов был принять и эту маленькую традицию, если она была только для них двоих. Возможно, отсюда было проще добираться до Шахтерского городка. Луи почему-то не решился спросить.
– Так как ты возвращаешься на Полюс? – услышал он голос Найла.
Кажется, Хоран спрашивал уже второй раз, и Луи невнимательно покосился в его сторону. Найл многозначительно кивнул на кусты, укрытые холодным белым покрывалом, готовый в любой момент запустить в Луи снежком.
– Ну, у меня в кармане всегда есть бубенец, – протянул Луи, похлопав себя по кармашку. – Я наигрываю «Jingle bells», и ко мне прилетает один из оленей дяди. Чаще всего, конечно, Гром, – подумав, добавил Томмо. – Он обожает носиться туда-сюда, так что ему в радость вырваться на материк.
Олени очень нравились Луи. Они, в отличие от эльфов, на самом деле обладали индивидуальными чертами, а не только носили тематические имена, как у классических смурфов или гномов. Несколько раз Томмо даже слышал, как волшебные питомцы разговаривают, но, как только он входил в загон, сразу становилось тихо. Допытываться Томлинсон не пытался — чужие тайны он уважал с самого детства.
С Громом у него вообще были лучшие отношение, потому что чаще всего именно Луи и покидал Северный Полюс, а этот олень обожал свою работу, и одной ночи в году ему было очень мало. Именно Луи иногда устраивал гонки для оленей, если у него была свободная минутка. И, конечно, Луи в последнее время заботился о том, чтобы у оленей были удобные сбруи, а также своевременно просил эльфов ухаживать за копытами Грома.
– Подвезти или предпочитаешь парнокопытных? – уточнил Найл.
Снова оказаться в его объятиях было бы приятно, но Томмо все-таки покачал головой. Выглянет Клаус в окошко и увидит такое, и Найлу точно не поздоровится
– Наверное, лучше не нервировать дядю, – неуверенно произнес Луи. – И так устроит головомойку, – мысль о предстоящей встрече заставила его желудок неприятно сжаться, но Томмо постарался отвлечься от этой мысли.
– Ну, тогда я пойду, – мягко улыбнулся Найл, деланно похлопав себя по руке, будто бы у него были наручные часы. – Минуточку, – он вытащил из кармана веточку омелы и поднял ее над их головами. Луи закатил глаза, но в груди стало так тепло, как будто он залпом выпил дымящуюся чашку чая. – Традиция есть традиция, эльф, – лукаво улыбнулся Хоран.
Луи с деланным недовольством ткнулся губами в подставленную щеку, оставаясь так лишь на секунду дольше, чем положено, и Найл, ласково раскосматив его волосы, красиво растворился в тени, щелкнув пальцами для пущего эффекта.
«Он и так умеет», – с трепетом подумал Луи, выуживая из кармана бубенчик и вызванивая оленя. Может, это был самый распространенный навык для темных существ, но Луи это показалось невероятным. Вовсе не потому что он сам так не умел.
Гром примчался быстрее ветра и добродушно подставил свою спину. Луи знал, что олень хочет сделать несколько кругов вокруг земного шара, и не стал препятствовать. В конце-концов, ему не очень хотелось возвращаться на Полюс. К тому же, кататься на Громе всегда было увлекательно. Луи иногда нравилось садиться на него верхом и лихачить по бескрайней пустыне Северного Полюса, не задумываясь ни о чем на свете.
В Рождественской деревушке было светло — эльфы никогда не гасили свои фонарики, создавая цветистый мираж, заметный издалека. Луи загнал оленя в стойло, потрепал по доброй голове и угостил морковкой из коробки с лакомствами. Гром явно был готов катать его на себе последующие несколько суток, но день был слишком насыщен событиями, и Луи пришлось пообещать питомцу погонять его после Рождества.
Когда Луи вернулся домой, он не обнаружил семью в полном составе, хотя Клаус вполне мог собрать семейный совет для полноценной головомойки. Ему нравилось использовать этот прием на досуге да и семейство у них было совестливое — только повод дай почитать лекции о приличном поведении. Но у камина сидел только дядя, попивая горячее молоко из широкой кружки со своим же изображением. Клаус на кружке был куда веселее и добродушнее настоящего, но Санта, конечно, этой не состыковки не замечал.
Попытка проскочить за спиной дядюшки провалилась с треском — Санта внезапно обернулся, и Луи пришлось остановиться. Он даже хотел сделать виноватое лицо, но оно почему-то никак не хотело виниться. Клаус смотрел на него пристально и даже слегка недоверчиво, будто видел перед собой не племянника, а подосланного шпиона из вражеского стана, и Луи почувствовал, что разговор уже утомил его, хотя они даже не начали.
– Как прогулка? – в лоб спросил Санта. Он даже отложил кружку с молоком. – О чем болтали?
– Прогулка отлично. Болтали о фабрике, обсуждали создание волшебных игрушек, – ответил Луи, размышляя про себя, что с конспирацией у дяди большие проблемы. Равно как и с чувством юмора, потому что Клаус решительно нахмурился.
Конечно, он не сразу понял, что Луи шутит, потому что некоторое время Клаус задумчиво сверлил его пытливым взглядом. Наверное, сегодняшний случай все-таки научил его чему-то, потому что после этого выпада набрасываться в ответ Санта не стал. Луи даже заметил его попытку улыбнуться. Вряд ли кто из детишек поверил бы, что веселый Рождественский дед может так натужно кривить лицо.
– Луи, я пытаюсь поговорить серьезно, – с усилием проговорил дядюшка. – И не ругаться.
Кажется, ему стоило больших трудов не начать гнуть свою линию в открытую. Помогать дядюшке Луи не собирался. У него испортилось настроение, стоило переступить порог дома.
– А я пытаюсь понять, почему вы все так ненавидите Крампуса и его семью, – спокойно ответил Луи. – Если у тебя с ним какие-то личные прения, это не значит, что все члены его семьи такие же, – решительно произнес он.
Санта тяжело вздохнул, как будто говорил не с повзрослевшим племянником, а с неразумным ребенком, которому приходится объяснять, почему нельзя класть голову в пасть белого медведя.
– А по-моему ты не знаешь, о чем говоришь, – сказал старик уверенно. – Крампус, Кнехт Рупрехт и Ганс Трапп всегда хотели захватить наш праздник, – с непередаваемым убеждением заявил Клаус.
– У них есть свой праздник, получше нашего, – раздраженно бросил Луи. – Знаешь, Рождество — не только печенье и подарки. Это день, когда люди выучивают какие-то полезные уроки, а не только покупают зонтики с Дорой-путешественницей, – недовольно добавил Томлинсон, скрестив руки на груди.
– Ты был в торговом центре! – схватившись за сердце, произнес Санта.
На лице Клауса отразился такой ужас, что Луи даже стало немного жаль дядю. Впрочем, уступать ему Томмо тоже не собирался. Он не хотел снова говорить об этом через некоторое время, поэтому решил сразу сказать все, что так долго копилось в душе.
– Был. И увидел то, что не должен был видеть, – сказал Луи устало. – Рождество превратилось в удачный повод для потребления. В нем больше нет места чудесам, – с неожиданной жестокостью заметил Луи. – Если так, зачем нужна наша фабрика? – спросил он. – И зачем нужна эта вражда?
Ответа Луи не ожидал, но Санта неожиданно снял колпак и вытер вспотевший лоб тыльной стороной ладони. У него было удрученное лицо, и Томмо мог бы с уверенностью заявить, что никогда не видел дядю таким подавленным. Кажется, его обычно бодрое лицо даже стало выглядеть на свой возраст — Луи неожиданно заметил старческие морщины.
– Луи, существуют правила, – сдавшимся голосом изрек Санта Клаус. Луи поджал губы, как бы спрашивая: «И что с того?». Санта тяжело вздохнул, снова касаясь лица чуть дрожащей рукой. – Есть хорошие Рождественские персонажи, а есть плохие. Люди любят хороших и не любят плохих. Я больше не главный исполнитель Рождественских чудес — я просто символ праздника, – Клаус посмотрел племяннику в глаза. – Нужно вести себя соответствующее, иначе все, что мы делаем, потеряет смысл. Эльфы лишатся работы, олени попадут в зоопарк, семья пропадет в забвении, – с какой-то непередаваемой тоской проговорил Санта. – Люди не хотят видеть, как Супермен и Генерал Зод идут в закат, держась за руки. Они хотят видеть их битву, – пояснил старик. Луи хотел было спросить, каким образом дядюшка познакомился с комиксами о Супермене, но вовремя понял, что сейчас не лучший момент. – Мне тоже не очень это нравится, но так заведено, – заключил Клаус.
Больше всего на свете Луи ненавидел фразы: «Так надо», «так правильно» или «так заведено». От них веяло таким ужасным слабоволием и малодушием, что хотелось удавиться. Не этого ему хотелось слышать от того, кто должен был внушать надежду и веру в Рождественское чудо год за годом.
– Ты не сделал ничего, чтобы это изменить, дядя, – сказал Луи, с укоризной качнув головой. Желание разговаривать совсем пропало, и он развернулся к дяде спиной, чтобы подняться в свою комнату. День измотал его настолько, что глаза сильно слипались. – Меня это очень разочаровывает.
– Мне очень жаль, что я подвел тебя, Луи, – проговорил Клаус с неожиданной искренностью и виной в голосе. Луи не нашел силы обернуться. – Может, ты станешь более достойным Сантой, чем я.
Последняя фраза хлестнула не хуже, чем розги, но Луи не остановился.
– Я не хочу быть Сантой, – бросил Томмо, поднимаясь по лестнице. – Ты хорошо справляешься со своей ролью, – признал он, даже не лукавя. – Делаешь подарки, развозишь их детям, посещаешь больницы, выступаешь на публике...
– Все равно подумай над этим, – крикнул дядя в след. Сейчас он больше всего напоминал беспомощного старика, внезапно потерявшего клюку на оживленной улице. – Ты, как никто другой, знаешь, в чем истинный смысл нашего праздника. У тебя получится лучше, чем у меня, – с внезапной уверенностью закричал Клаус. – Я не молодею, и мне давно пора на покой. А ты делаешь отличные игрушки, – добавил он с теплотой в голосе.
Луи прикрыл за собой дверь, не решившись обернуться.
Последние слова Клауса очень сильно напугали его — где-то в глубине души Луи очень боялся, что Санта может всерьез заговорить о чем-то подобном. Эрнест был еще слишком маленьким, и таланты Санты могли не проявиться у него во всей красе, а Клаус уже не раз намекал, что ему надо на покой. Получалось, что, кроме Луи, которому передалась большая часть его черт, занять место Санты было больше некому.
Томмо не мог сказать, что его дядя был плохим. Пожалуй, он просто слишком зависел от того, что думали о нем другие люди. Он был Сантой довольно продолжительное время и, Луи думал, ему действительно пора на заслуженный отдых. Вот только Томлинсон и представить не мог, что дядя предложит ему занять свое место. Это было так дико. И как-то очень неправильно, учитывая сложившуюся ситуацию.
Ему захотелось поделиться этим с Найлом, но было бы глупо вызвать его ради подобных целей. Луи не мог понять, как относится к прошедшему дню. С одной стороны, ему очень понравилось, с другой... как-то слишком он был счастлив в компании злейшего врага своего рода. Это тоже было странно, дико и не правильно. До Дня рождения оставались считанные дни и, вновь оказавшись наедине с собой, Луи снова почувствовал, что тоска надвигается с еще большей силой.
Наверняка Найл уже вернулся в шахтерский городок и теперь сидел у камина, разглядывая пляшущие язычки пламени зеленого и синего цвета. Рядом с ним уютно расположились его приятели с рожками и копытцами, раздвоенными языками, красными глазами — в разгаре обсуждение Рождественской ночи или свежие воспоминания о ночи Крампуса, окончившейся в этому году большим триумфом. Луи сам видел, как весело было во время их праздника и взрослым, и детям, и даже самим демонам.
У Найла было много приятелей из Хэллоуинского пантеона. По его словам, они жили неподалеку и часто заглядывали в гости. Так как Хэллоуин раньше обозначал смену сезона, он был чем-то вроде Нового года. Почти такой же хороший праздник, как и Рождество, только на другой половине земного шара. Новогодний дед из России всегда был желанным гостем в доме у Клауса. Он тоже раздавал подарки детям, правда, на несколько дней позже, чем в их половине земного шара. Луи этот старик нравился — у него была симпатичная внучка с пышными косичками и звери-помощники, которые очень хорошо ладили с оленями его дядюшки.
Луи решил не нервировать родных и вернуться на производство. Он взял из мастерской дядюшки набор инструментов и привел в порядок сани. Нужно было проверить грузоподъемность — подарков с каждым годом становилось все больше, а старые сани были на это не рассчитаны. Впрочем, Томмо быстро нашел способ улучшить их, и к утру следующего дня все было готово. Он продемонстрировал свои успехи с помощью эльфов, загруженных в сани вместо подарков, и Санта остался очень доволен, выразительно похлопав в ладоши. Он грешным делом решил, что Луи смирился с положением вещей и даже подумал над его предложением.
В День рождения Луи проснулся без будильника и сразу спустился в трапезную, чтобы никому не пришлось его будить. По этому случаю — и еще по случаю Сочельника — внизу собралась вся семья, а также большая часть маленьких эльфов, на время оторвавшихся от производства. Родственники выглядели очень мило в своих Рождественских пижамах да и эльфы казались приветливыми и радостными в своих колпачках.
Сестры сразу засыпали его поцелуями и милыми безделушками, тетя Минни преподнесла коробку сладостей, мама и отчим прислали с материка новый набор инструментов для создания игрушек, а также материалы на первое время, эльфы принесли резной деревянный стол для работы, а Санта неожиданно снял с груди ключ от своей мастерской и решительно повесил племяннику на шею.
Подавив крик ужаса, вызванный последним подарком, Луи самыми теплыми словами поблагодарил родных, задул свечку на пироге и получил свою кружку горячего шоколада. Всем было весело — родные смеялись и шутили, обсуждая планы на Рождественскую ночь, а Луи вдруг понял, что с нетерпением ждет почты. Он успел съесть свои оладьи, но почту так и не принесли.
Наконец, в трапезную ворвался маленький эльф в зеленом костюмчике. Когда он бежал, бубенец у него на колпачке весело звенел. Луи увидел утреннюю газету с материка и несколько разноцветных конвертов, подписанных разными почерками. Почтовые открытки! Их-то ему не хватало. Быстро просмотрев поздравительные карточки от дальних родственников, Луи нетерпеливо выпотрошил газету, но так и не нашел ничего от Найла. Даже телеграммы.
Луи разочарованно отодвинул почту и уткнулся носом в пустую кружку, не замечая, что родные уже не разговаривают, а внимательно наблюдают за ним. Несколько секунд он сидел скрючившись в вопросительный знак, прежде чем заметил, что в столовой стало очень тихо. Это заставило Томмо поднять глаза и обвести взглядом присутствующих. Сестры смотрели на него с непередаваемым беспокойством, и Луи слабо улыбнулся, пытаясь показать, что все в порядке. Ему не хотелось портить им настроение в этот день.
– Может, какие-то проблемы на почте, и его открытка не дошла, – робко произнесла тетушка, собирая посуду. – И еще, может, что-то придет с вечерней почтой, – подумав, проговорила она.
Луи посмотрел на нее удивленно. Почти столь же удивленно, как дядя Клаус, который даже жевать перестал от изумления. Томмо снова улыбнулся — теплее, чем раньше — ласково чмокнул тетушку в щеку, чего в последнее время почти не делал, еще раз поблагодарил родных за подарки и, прихватив с собой все, что только поместилось в руках, встал из-за стола. В честь Дня рождения ему разрешили не помогать с посудой.
Началась суета, в которой Луи меньше всего хотел участвовать. Он поднялся наверх, переоделся в рабочую одежду и остановился рядом со своими новыми инструментами. Это была отличная возможность опробовать их, если бы только Томмо хотелось работать в свой день Рождения даже с такими замечательным набором. Он снова услышал, как его зовет тетя Минни.
– Иду! – крикнул Луи, решительно закрывая ящик с инструментами и напоследок касаясь его губами.
Ему не хотелось использовать подарок матери для Рождественских игрушек. Он хотел сделать что-то для себя, исключительное, особенное, связанное только с ним. Лучшее время для этого — неделя после Рождества. В это время Санта разрешает передохнуть и не сильно давит на подопечных. Даже для него было бы слишком начинать готовиться к празднику за год до него.
Съехав вниз по перилам, Луи ловко приземлился на две ноги. Следовало признать, с каждым разом получалось все лучше. В первый раз, еще ребенком, Луи размашисто плюхнулся на пол и долго плакал, пока дядя Клаус не вручил ему разноцветный леденец. Это почти сразу его утешило, и Луи клятвенно пообещал себе обуздать эту сноровистую лестницу в ближайшем будущем.
– Да, тетя Минни, ты что-то хотела? – вежливо спросил Луи, останавливаясь перед миссис Клаус.
– К тебе пришли, – сказала она, красноречиво кивнув на дверь. Луи странно выдохнул, радостно схватил куртку и, пробормотав что-то невнятное, быстрым стрижом вырвался на крыльцо, сверкая, точно новенькая елочная игрушка. – Да, конечно, иди, – великодушно позволила тетушка захлопнувшейся перед ее носом двери.
Конечно, снаружи его ждал Найл, тетушке Минни даже не нужно было упоминать об этом. Чертенок топтался на снегу, сжимая под мышкой не очень аккуратный сверток в коричневой бумаге. Веселое лицо Хорана говорило о том, что ему даже не нагрубили, когда он позвонил в дверь. Это не могло не радовать Луи, особенно в свете последних событий.
Следовало ожидать, что Найл придет сам. Ему, в конце-концов, добраться до Полюса — одна секунда, и это куда более целесообразно, чем перемещаться в какой-то город, идти до почтового отделения, стоять там в длиннющей очереди, а потом гадать — дошла открытка до Луи или нет (потому что обычному миру было очень тяжело связываться с Северным Полюсом). Но Томмо почему-то подумал, что Найл не захочет с ним видеться в это утро или будет слишком занят — ведь Рождество имеет к нему такое же отношение, как и к любому члену их семьи.
– С Днем Рождения, эльф, – торжественно произнес Хоран. – Ты не представляешь, как тяжело было найти обертку, на которой бы не был нарисован твой дядя, олени или леденец-тросточка, – сказал он с непередаваемой важностью.
Луи, спрыгивая со ступенек в сугроб, крепко обнял Найла, прижимаясь лбом к его плечу. Несмотря на крайне низкие температуры и общий недосып, ему сразу стало тепло где-то в груди. Почему-то от этого дьявольского создания всегда веяло уютом.
– Спасибо, что пришел.
– Еще бы я оставил тебя одного в такой день, – улыбнулся Хоран, нежно погладив его по боку, как тогда, в кафе. То, что с Луи была бы его семья, он как-то благополучно проигнорировал. – Аккуратно, не помни подарок, – с напускной строгостью проскрипел Найл.
Томлинсон закатил глаза и попытался выхватить подарок из его руки, но Найл поднял его над своей головой, заставляя Луи попрыгать. Томмо решительно пнул его под колено.
– Сейчас же дай сюда мой подарок, – потребовал Луи.
– Сначала свалим отсюда, – проговорил Найл, уклончиво прижимая сверток к себе. – Лужу я не нашел, поэтому пришлось использовать тень, – беззаботно сообщил Хоран. – Слабая тоже подойдет.
Хоран ловко затащил его в темную область, которая казалась почти прозрачной из-за того, что они не стали отходить далеко от окна, а уже через мгновение Найл и Луи оказались в тупичке рядом с каким-то зданием, сильно напоминающим музей. Место Луи не узнавал, поэтому решил определить по солнцу.
– Даже не пытайся убедить меня, что мы не на Среднем Западе, – решительно изрек он.
– Индианаполис, – с готовностью отозвался Найл и потянулся, будто перемещение могло утомить его. – Просто я не мог выбрать оживленную улицу посреди дня. Тем более, я хотел кое-что тебе показать, – добавил он озабоченным голосом. Луи почувствовал себя обескураженным.
А Найл, не теряя времени, схватил его за руку и решительно куда-то поволок. Снега было не то чтобы много — видимо, выпал только вчера и его забыли подмести — но все-таки легкую преграду он из себя уже представлял. Впрочем, Луи, живя на Северном Полюсе значительную часть своей жизни, уже привык к тому, что снежные комья попадают в обувь и за шиворот. С Найлом это было еще более вероятно.
Они остановились около большой скульптуры, представляющей собой довольно выразительную надпись «LOVE». «L» и «O» наверху, «V» и «E» внизу. «О» была чуть-чуть отклонена в сторону, что придавало ей важный и несколько пафосный вид. Во-всяком случае, она выглядела вальяжной дамой: «Я не упала, а решила прилечь» — говорил весь её вид. Луи задумчиво потер подбородок, понимая, что они пришли.
– Эта та фигня с открыток? – наконец, спросил Луи, разглядывая композицию. Кажется, он видел её десятки, если не сотни раз в различных цветовых комбинациях.
– Невежда, – фыркнул Найл. Впрочем, по его голосу было понятно, что он не обиделся. – Это скульптура Роберта Кларка. Мы с ним родились в один день, – представительно пояснил Хоран. – А это самая популярная его работа. Поэтому я и привел тебя сюда, – беззаботно заметил Найл, не отрывая восторженного взгляда от четырех букв. – Потому что в этой в скульптуре есть что-то важное. Не знаю, что именно, но что-то важное в ней есть. Для меня, по крайней мере, – осторожно прибавил Хоран.
Он выглядел таким вдохновленным, разглядывая незамысловатую скульптуру, состоящую всего из четырех букв, что Луи невольно залюбовался им, как произведением искусства. Даже профиль у Найла будто светился, хотя, конечно, это было всего лишь выглянувшее из-за облаков солнце.
Разглядывая эту композицию, напечатанную на поздравительных карточках, футболках и кепках, Луи ни разу не задумывался о том, что у всего этого может быть автор, родившийся при том в один день с замечательным чертенком из семьи врага его рода. Впрочем, было похоже, что Найлу действительно нравится это незамысловатое изваяние, потому что улыбался он неожиданно легко и довольно.
– Неприкрытый символизм, – Луи тоже повернулся к скульптуре. – Это достаточно просто, чтобы можно было печатать на кружках. И, вместе с тем, довольно изобретательно, чтобы восхищаться человеком, который первый додумался повернуть «О» в сторону, – признал Томмо. – Так это твое особенное местечко?
– Ага, – кивнул Найл, наконец, открывая влюбленный взгляд от скульптуры. – Мне нравится слово «любовь». Оно описывает что-то, чего я не понимаю, но очень хочу понять, – с каким-то внезапным смущением заявил Хоран. Возможно, демоническим сущностям было тяжело, когда дело касалось «светлых» чувств. – А, да, – Найл решительно протянул Луи сверток. – С Днем рождения.
Луи осторожно вскрыл упаковку, с нешуточной решимостью заталкивая обрывки смятой бумаги по карманам. Ему не хотелось мусорить около особенного местечка Найла. Вскоре показалось что-то ярко-синее и плоское, в ноздри ударил резкий запах резины и пластика. У Луи расширились глаза.
– Ласты? – изумленно спросил он, переводя взгляд на довольного Хорана. – Серьезно?
– Я искал что-то, меньше всего связанное с Рождеством, – Хоран деланно фыркнул и красноречиво развел руками. – Думал подарить тебе плавки, но потом решил, что это можно будет счесть за грязный намек. Не то чтобы я был против...
– Спасибо, спасибо тебе большое, – Луи бросился к Найлу на шею и крепко обнял его, продолжая держать ласты в руках. Он еле-еле сдерживал счастливые слезы. – Правда, спасибо, – благодарно произнес он, стискивая Найла сильнее и сильнее. – Это лучший подарок из всех, что я получал. За все годы, – осипшим голосом произнес он.
Несколько мгновений Найл даже не знал, что на это ответить, просто обнимая тяжело дышащего Луи со всей силой, что у него была, и покачивая из стороны в сторону, точно игрушечную лошадь.
– Да чего уж там, – наконец, отмахнулся Хоран, но в его голосе все равно можно было различить удовлетворение. – Как-то я не подумал, как мы с ними гулять будем, – с некоторым сомнением в голосе произнес он, отстранившись. – Но так даже веселее.
– Разумеется, – хмыкнул Луи, надевая свои новенькие ласты на руки. – Ну-ка, скажи, я похож на ламантина?
Найл засмеялся и осторожно взял ламантина под локоть, радуясь про себя, что ему не взбрело в голову примерить ласты на ноги. Так бы ламантин далеко не ушлепал, и им бы пришлось просидеть весь день рядом со скульптурой. Хотя Найл был бы не против полюбоваться на изваяние еще немного.
Они погуляли по безлюдным улочкам, стараясь не заглядывать в центр города, где проходили крупные Рождественские вечеринки и, куда глаза ни кинь, маячили Рождественские деревья, наряженные в гирлянды и шары, словно дамы — в бусы и серьги. Найл очень галантно уводил Луи на другую сторону улицы, когда в воздухе слышались Рождественские гимны, а также очень вежливо прогонял настойчивых любителей поздравлять всех подряд с Рождеством. А от мужика, наряженного в костюм Санты, они и вовсе пустились наутек, когда он попытался им спеть.
К вечеру от хористов было уже некуда деться, и Хоран, чтобы у Луи не испортилось настроение, переместил их на крышу здания Управления Округом. Они сидели у самой кромки и смотрели вниз, на суетящихся людей, и Луи чувствовал себя волшебно, выше всего на свете, потому что находился на одном из самых высоких зданий Индианаполиса. И еще у него были собственные ласты.
Город предвкушал Рождество. Люди были готовы, как никогда. Кто-то спешил домой, на ужин, чтобы воссоединиться со своей семьей; кто-то собирался на мессу, чтобы вдоволь насладиться этим духовным моментом; на улице встречались многочисленные компании, собирающиеся на Рождественские вечеринки. Наряженные дамы и кавалеры торопились на торжественные мероприятия. Луи болтал ногами над чужим городом — несколько ночей назад они с Найлом поставили крестики и галочки на каждом жилом доме, и это было невероятно весело находиться тут просто для своего удовольствия.
С темнотой Луи становилось жутковато. Неприятно сводило внутри, как если бы он переборщил с обедом. Томлинсон ежесекундно вздрагивал, будто им уже пора было расставаться, и Хоран, наконец, не выдержал.
– Что с тобой? – спросил Найл, прерывая молчание.
Вообще-то обычно они молчали очень уютно. Но это молчание сильно отличалось от обыденной тишины, наполненной чем-то большим, чем просто отсутствие слов, и Хоран не мог этого не заметить. Он вообще был очень внимательным, и Луи надеялся про себя, что это касается по большей части только его персоны.
– Чувствую себя паршиво, – вздохнул Томлинсон, неловко пошевелив ластами. – Я веду себя, как настоящий зануда. Мне просто хотелось бы, чтобы мой День рождения хоть раз имел значение, – объяснил он, глядя на разноцветные огни. С наступлением темноты они загорались все ярче. – Но мы всегда работали в этот день. Я понимаю, что это эгоистично...
– Это совсем не эгоистично, – решительно прервал его Хоран. – Они заставили тебя думать, будто ты ничего не значишь. Будто Рождество значит все, а ты — ничего, – с чувством заявил Найл. – Не специально, конечно, но они сделали это, – кивнул Найл своим мыслям. – И ты злишься. – Луи виновато опустил взгляд. Кончики его ушей чуть-чуть покраснели, но не от холода. – На Рождество, на семью и особенно на дядю, который правит парадом. Послушай, Луи, – Найл мягко опустил ладонь на его плечо. – Все в порядке с тобой, с твоим Днем рождения и даже с Рождеством. Рождество не только «для всех», но и для каждого в частности. Ты имеешь право хотеть что-то для себя, – уверенно проговорил он.
Луи испытал странный прилив благодарности. Впервые в жизни он услышал то, что в тайне мечтал услышать. Даже если это было неправильно, даже если это в корне отличалось от всего того, что ему внушали годами.
Пожалуй, Луи просто нужно было знать, что хоть кто-то на этом свете думает так же, как он, или поддерживает его хотя бы самую малость. Даже если это кто-то из семьи Крампуса или из любой другой семьи, не отличающейся идеальной репутаций. Ему просто хотелось знать, что он не самый плохой человек на свете, если его совсем не радует эта Рождественская суета и целенаправленное игнорирование его существования. Ему просто нужно было знать, что это не делает его эгоистом.
– Дядя попросил меня стать новым Санта Клаусом, – как бы между прочим бросил Луи.
– И ты... ты согласился? – с внезапным напряжением спросил Найл, стискивая плечо Томмо с невероятной силой.
Голова сама собой опустилась вниз в виноватом жесте, как бывало обычно, когда Луи не мог соврать, но очень не хотел говорить правду. Он старался не смотреть в сторону Найла и даже попытался с деланным весельем поболтать ногами, будто они говорят о чем-то несерьезном. Выходило не очень успешно.
– Нет, не знаю... – наконец, протянул Луи, кусая губы, и тяжело вздохнул. – Он попросит снова, а я не хочу, – вымученно проговорил он.
Найл коснулся его щеки теплыми пальцами, вынуждая посмотреть на себя. От его ладони приятно пахло горячим деревом и, кажется, растертыми в порошок луговыми травами. Томмо ткнулся в его кисть носом, как котенок.
– Ну, и не соглашайся, – сказал Найл, ведя рукой в верх, чтобы привычным движением погладить Томмо по волосам. – Луи, ты ничего ему не должен. Ты ничего не должен никому, – убежденно заметил Хоран.
Желание согласиться было почти неистовым, лютым, как северный ветер, но что-то внутри упорно противилось здравому смыслу, логике и словам Найла, таким правильным, что и возразить было нечего. Но Томмо, похоже, уцепился за последнюю соломинку.
– Дядя так много сделал для меня, – нехотя выдавил из себя Луи. Внизу послышались хлопки — кто-то не удержался и начал взрывать петарды еще до полуночи.
– За что ему большое спасибо, – кивнул Найл, совершенно не отрицая его довод. – Но это не значит, что ты должен страдать последующие лет сто.
– Санта живет больше ста лет, – горько усмехнулся Томлинсон. Найл, поджав губы, кивнул, как бы говоря: «Тем более».
Луи представил себя усталым, с охрипшим от постоянного покрикивания в мегафон голосом, постепенно полнеющим, становящимся все более неуклюжим, в красном костюме и черных сапогах, и его передернуло. Нет, ни за что в жизни Луи не смог бы стать Санта Клаусом по собственному желанию — это было просто... противно его естеству. Ему нравилась мастерская, нравилось делать что-то руками, ему нравились олени, нравилось кататься на санях по Полюсу, но все остальное претило изо всех сил.
Руководство фабрикой, производство сладостей, забота об эльфах, полеты вокруг земного шара в Рождественскую ночь, проникновение в дома через каминную трубу, главенство над всей семьей — все это казалось Луи диким и неправильным лично для него. Он просто был не создан для такого, он не смог бы пожимать руки руководителям различных организаций, договариваясь о поставке подарков, не смог бы спекулировать своим образом ради того, чтобы поддерживать какие-то сомнительные традиции, он не смог бы заставить своего племянника или сына занять его место, если бы увидел, как сильно его передергивает от их праздника.
Против работы Луи ничего не имел: в конце-концов, он действительно был отличным мастером по части создания игрушек и сувениров. Томмо вполне мог придумывать хорошие эскизы, передавать их эльфам, а уж они пустили бы это дело на конвейер необычайно ловко. Но ему хотелось — да, дело было и в этом тоже — иметь и свой праздник. Луи хотелось, чтобы день, когда он появился на свет, хотя бы раз не терялся в предрождественской суете. И только Найл подарил ему этот раз, как Полюс снова попытался отнять у него внезапный луч свободы и радости.
– Слушай, – Найл странно улыбнулся. – Не хочешь переселиться в Шахтерский городок? У нас там не бог весть что, конечно... но, если ты так любишь мастерить, есть же Хэллоуин, День Мертвых или Галунган, – неожиданно ребяческим голосом выпалил Хоран и сделал какое-то странное движение руками, сам не понимая, что именно показывает. – У нас, правда, по улицам шатаются разные рогатые сущности... но к этому можно привыкнуть. Тем более, есть и симпатичные ребята, как я, например, – вкрадчиво шепнул он, толкнув Луи в бок.
Луи слабо усмехнулся.
– Не знаю, как к этому отнесется дядя Клаус.
– Да какая разница, как к этому отнесется Клаус? – спросил Найл нетерпеливо. – Помнишь, что я говорил? – спросил он. – Важно лишь то, как к этому относишься ты. Мы не обязательно должны быть такими, как наши родители, – заявил Найл. – Не любишь Рождество? Черт с ним рогатый. Существует целая куча других праздников, – Хоран красноречиво махнул рукой в сторону города, будто все праздники находились именно там. Это заставило Луи улыбнуться. – И, если ты не любишь традиции старой семьи, ничего не мешает завести новую. Это не значит, что ты будешь меньше любить своих родных, – мягко добавил Найл. – Ты просто будешь там, где тебе комфортно, и они порадуются за тебя, если любят. А они все же тебя любят по-своему, иначе бы не отпустили в «Самый Важный День» гулять с тем, кого терпеть не могут.
Правда в словах Найла была. Очередная правда, которую Луи сам боялся озвучить, но очень хотел услышать. От нее становилось легче даже в Сочельник, который сразу стал для Луи переломным днем, с тех пор, как им пришлось переехать на Полюс. Просто детям и подросткам куда легче притворяться, что все в порядке, чем их более старшим товарищам.
– А как бы твой дед отнесся к тому, что ты ушел бы в другой праздник? – спросил Луи. – В какой-нибудь... День сурка?
– У меня и так каждый день — день сурка, – сказал Найл. Луи красноречиво поджал губы в тонкую линию. – Да ладно, это была смешная шутка... Ну, дедушка бы сказал: «Да катись ты на все четыре стороны и прихвати свой хлам из моего дома, я всегда мечтал сделать из твоей комнаты тренажерный зал», – гнусаво передразнил Хоран, не забыв картинно рыкнуть в конце. Луи, не сдержавшись, хихикнул. Что-то ему подсказывало, что у Крампуса не такой мерзкий голос. – Старикан не очень дотошный. Знаешь, я пригласил к себе со своим умыслом, но ты можешь выбрать любой праздник, – покровительствующим тоном возвестил Найл. Луи закатил глаза. – С таким талантом ты можешь стать неплохим купидоном на День Святого Валентина, – ехидно заметил он. Луи шлепнул его ластой по коленке. – Есть еще всякие Дни Яблока и Ночи Гая Фокса, – выдохнул Найл, с недовольным видом потирая ушибленную ногу. – Выбирай любой, но я свое предложение сделал.
– Спасибо, – искренне поблагодарил Луи и откинулся назад. – Знаешь, мне необычайно хорошо. И это несмотря на то, что сейчас канун Рождества, – с легким удивлением отметил он.
Найл будто бы оскорбленно округлил глаза.
– Не канун Рождества, – Найл шутливо толкнул Луи в бок. – А День рождения маленького эльфа. С ластами вместо рук, – отметил он, встретив возмущенный взгляд ламантина.
Кто-то внизу очень вовремя запустил разноцветные фейерверки в виде звезд и сердец, послышались оглушительные аплодисменты, радостный смех и крики. Пение стало еще громче. Луи отметил про себя, что его даже не раздражают полсотни Рождественских деревьев, которые он видел с крыши, и вся эта праздничная суета. Напротив, в это мгновенье ему казалось, что все в Индианаполисе выглядит очень красиво.
– Сейчас отличный момент для поцелуя, – воодушевленно заявил Луи, окинув взглядом ночной город. Все внутри трепетало от этой мысли.
– Не все мне делать первый шаг, – фыркнул Найл и все-таки подставил губы.
Луи неуклюже пристроил ласты у него на плечах и несмело прикоснулся к теплым губам Хорана, стараясь быть не слишком настойчивым. Но, прежде чем он успел откинуть голову назад, Найл притянул его к себе за шею, не давая отстраниться. Кажется, он успел закинуть в рот лимонный леденец, потому что поцелуй получился кисло-сладким и очень приятным, несмотря на то, что целоваться на морозе было не самой лучшей идеей.
Вообще-то Луи раньше не приходилось целоваться с демонами, но это определенно был восхитительный, волнующий до мурашек опыт, заставивший Томмо пожалеть, что они находятся на крыше, а не в уединенном, укромном местечке. И голова у него кружилась, отнюдь не потому что они сидели на самом высоком здании в Индианаполисе. Наверное, виноват был проворный язык Найла.
– С Днем рождения, – шепнул Найл ему в губы. – Никогда не думал, что мне понравится целоваться с эльфом.
Луи самодовольно усмехнулся. Они могли бы спуститься вниз, пойти куда угодно, в любую часть света, потому что сегодня был абсолютно волшебный, невероятный день, но им совсем не хотелось. По той же причине.