портрет.

искренность слишком прекрасна, чтобы облекать ее словами. чонгук может вечность пролежать на коленях юнги, вглядываясь и жадно впитывая глазами каждую частичку, каждую мелочь его лица. и им не нужно что-то говорить, чтобы поддерживать разговор, потому что их молчание даже сильнее подпитывает их связь. чонгук любил такие посиделки с юнги, когда некуда торопиться, есть только они вдвоем, алкоголь, пьяные разговоры и теплые объятия с обжигающими поцелуями. а просто таял наблюдая за опьяневшим мином, который сразу весь такой улыбчивый и нежный, в общем, настоящий. — юнги, — зовет брюнет, когда тот смеется с его очередной глупой, но почему-то такой забавной, шутки. — м? — у тебя такая чудесная улыбка, — и чон поклялся богом, что если бы он не был вампиром, то уже давно бы умер от передоза очарования. вампиры для всех жестокие и кровожадные, но достаточно посмотреть на юнги, чтобы понять, что это не так. он сплошной комочек нежности и света, которого хочется стиснуть в объятиях и больше никогда не отпускать. — чон чонгук, когда ты прекратишь говорить такие смущающие вещи? — блондин слегка пинает его, подхватывая бокал вина с журнального столика. — ну, учитывая уровень моей слабости к тебе, скорее всего... — он делает паузу, берет руку юнги в свои и мягко целует костяшки. — никогда. — я не понимаю тебя, — бубнит себе под нос мин, переводя взгляд куда угодно, главное, чтобы не на гука, который усмехается, придвигаясь ближе. даже эти простые действия заставляют все чувства юнги встрепенуться и сосредоточиться на одной персоне. — понял, если бы видел свое отражение, — с долей грусти говорит чонгук, но расплывается в ласковой улыбке, переплетая пальцы друг друга. — но я готов описать тебя до мельчайших подробностей, потому что выучил каждую частичку тебя... и я сейчас не только про лицо. — ты такой дурак, ты знаешь? — знаю, — кивок. — но ты не смотря на это со мной уже несколько сотен лет. — какой я, однако, терпеливый. — одна из причин любить тебя, — мурлычет брюнет, усмехаясь и убирая из рук спутника бокал. — только из-за этого? — юнги пытается сделать обиженный вид, но оба почувствовали, как он затаил дыхание, как только гук коснулся его ладони. — прошу не переворачивай мои слова. сокджин на тебя плохо влияет, — хрипло смеется чон. пальцы брюнета скользнули по стройной шее мина, губы нежно прикоснулись к ключицам. этого было достаточно, чтобы у старшего закружилась голова. чонгук умел переключать юнги с состояния «только не трогай меня там!» на «я легко раздену тебя сам, только сделай это быстрее», которое просто написано красными неоновыми буквами на его лбу, это даже не нужно произносить вслух. блондин закидывает руки на широкие плечи младшего и смыкает их, останавливая все его действия, и внимательно смотрит в лицо. он был немного размыт из-за количества выпитого алкоголя, но даже это не делало его менее привлекательным. у него светлая кожа и точеные скулы, но в первую очередь все обращали внимание на его глаза, которые обладали удивительным свойством: как бы вы не пытались скрывать свои чувства от него – они всегда смотрят на вас уверенно и пронзительно. один взгляд – он уже знает все ваши секреты. чонгука даже повеселило это изучение его мордашки, но когда под столь внимательный взор попали его губы, он понял, что если так продолжится, то его ничто не сможет остановить. они были такими манящими и соблазнительными, что юнги даже облизнулся, встрепенувшись и томно посмотрев в глаза из под опущенных ресниц. руки хватаются за ворот рубаки чона и юн целует его, влажно и глубоко. каждый поцелуй – фейерверк из чувств. как только их губы соприкасаются – что-то громко взрывается в них, после чего их словно волной окутывает обжигающая страсть. легкие движения становились все напористей. старший чувствовал его желание, его уверенность, его настойчивость. юнги взлетал и падал одновременно, полностью теряя себя в гипнотических ощущениях прикосновений зубов, кусающих его губы, или холодных пальцев, мягко блуждающих по пояснице, заставляя выгибаться. поцелуй спускается ниже, начиная от скул и зоны за ухом, заканчивая на еле заметных кубиках пресса мина. блондин издает самый прекрасный стон: протяжной и жалостливый, жаждущий большего. этот стон чонгук хотел бы слушать снова и снова. юнги буквально плавится в сильных руках чона, что так умело трогали те места, где необходимо. они знают друг друга несколько сотен лет, поэтому никто из них не помнил их знакомства. они помнят через сколько трудностей прошли бок о бок, сколько счастливых мгновений было прожито вместе и они помнят свои чувства, друг друга и прикосновения. юнги смотрел на чонгука и понимал, что легко проживет года, века, неважно, главное, чтобы он был рядом. продолжал смотреть так нежно, целовать, обнимать и любить, любить, любить. мгновения переключаются, как старые снимки в фотопленке. юнги выгибается и стоны усиливаются. чонгук еле слышно рычит в плечо мина, двигаясь медленно и это было так чувственно, что блондин буквально мечется по постели, сминая в руках простыни, до побелевших костяшек. сейчас они способны лишь сосредоточиться друг на друге и дальше растворяться в своих чувствах.

***

— я не знаю возможно ли любить сильнее, — шепчет юн, удобно устроившись на груди чона. — ого, все нормально? тебе плохо? не каждый день ты признаешься в любви, — смеется брюнет, запуская пальцы в крашенные волосы мина и принимаясь перебирать их. — будешь так реагировать – и дальше не буду говорить это, — бузит старший. — можешь и не говорить, я и так вижу. чонгук глядел на него и жалел, что юнги не может видеть своего отражения. вампирам не позволено. поэтому гук рисует его. рисует его спящим, счастливым, грустным. и не может остановиться, потому что юнги слишком очаровательный. единственным фотоаппаратом были его глаза, а фотопленка – холсты, на которых он изображал одно и то же лицо. — юнги, не двигайся. хочу нарисовать тебя. — ты постоянно рисуешь меня, но не показываешь то, что получается. — а ты, знаешь ли, и не просишь показать, — фыркает чонгук. — а что, заинтересовало? — да. не понимаю почему ты так восхваляешь мое лицо, когда сам как будто только что сошел с обложки. думаю, если бы ты не был вампиром, то стал бы моделью. или стриптизером. — вау, настолько хорош? — гук пытается сохранить самодовольное выражение лица, но прыскает от смеха, когда юнги вертит пальцем у виска. — тогда и ты нарисуй меня. они садятся напротив друг друга и, смотря в глаза и улыбаясь загадочно, берутся за карандаши. они заинтригованные и такие счастливые продолжают кутаться в простыни, не желая вставать. юнги смущен, но продолжает очерчивать каждую мелочь и всматриваться в черты лица. он был тем, кто не может смотреть собеседнику в глаза больше пяти секунд, но с чонгуком было по-другому. ему словно наоборот, хотелось его еще и еще. взгляд гука был бесконечно глубоким и гипнотизирующим. мина, кажется, затянуло в этот карий омут и спасать его уже было поздно. юнги никак не ожидал, что чон даже в рисовании хорош. он смотрит на лист и искренне удивляется насколько точно было прорисовано лицо, идеально соблюденные пропорции и что изображена каждая родинка, морщинка, любая мелочь. даже сейчас его опередили. но это поражение другое. он не унижен, а напротив, воодушевлен тем, как привычно это было для чона. блондин смотрит на свой, так называемый, "портрет". на кривые линии и огромные глаза, которые занимали половину чонгукового лица, но он протягивает скетчбук, неловко произнося: — я не профессионал конечно. — я вижу, — смеется парень. но он безмерно счастлив и тронут. — мой первый портрет?.. — не самый лучший... — юнги перебивают. — но самый искренний.