Новый год подкрался незаметно, впрочем, как и сама зима. Снег уже лежал по всему Нью-Йорку. Ещё недавно, около четырёх месяцев назад, Стайлз Стилински впервые шагнул в Полицейскую академию и радовался этому, как ребёнок (ребёнок, которому двадцать один год).
Сейчас, парень с глазами тёмного шоколада, смотрел в окно с третьего этажа своей квартиры. Наблюдал, как маленькие хлопья снега падают на землю, украшая собой всё вокруг. Стайлз, правда, пытался записать на листке бумаги список продуктов, которые ему надо будет купить и приготовить к завтрашнему празднику, но он уставился на то, как какие-то дурацкие снежинки медленно падают с неба. Стайлз понятия не имел, что нужно купить, кроме индейки, шампанского и мандаринов.
Через несколько минут Стилински решает послать это дело к чёрту, ссылаясь на то, что Скотт точно будет с новогодним списком от Малии, и он будет брать то же самое, что и его друг. Конечно не всё, он же будет праздновать один, в отличие от ребят, которые отправятся к родителям МакКола, взяв с собой отца Малии. Они же уже год, как поженились, прости, Стайлз.
— Ты уверен, что тебе она будет нужна? — стоя в супермаркете и улыбаясь, спрашивает Скотт, смотря на Стайлза с непониманием в глазах. И правда, зачем ему понадобилась пароварка? Видимо, нужно не летать в своих мыслях, а следить за тем, что берёт Скотт. — Ты хоть пользоваться ей умеешь?
Стилински пожимает плечами и ставит её на место. Он всё думает о том, что все друзья бросили его одного на Новый год.
— Я, правда, не понимаю, мы же друзья, Скотт, как ты мог променять меня на девушку, — это смешно. Ему осталось ещё захныкать, как маленькому мальчику, чтобы дали то, что он так хочет. Скотт смеётся так громко, что кассирша злобно смотрит на него.
— Мне кажется, кому-то пора взрослеть, Стайлз, — можно ли ударить своего лучшего друга так сильно, чтобы он заткнулся навсегда? — Сходи на Таймс-сквер, посмотри падение шара*. Может, ты кого-нибудь встретишь.
Получить предложение от лучшего друга пойти бог знает куда — за это тоже хочется ударить. Но Стайлзу же нечего будет делать, он не хочет сидеть дома один, поэтому ему придётся медленно ползти на Таймс-сквер и праздновать с людьми, которых он не знает.
Спустя, наверное, два часа, Стилински возвращается к себе в квартиру, радуясь, что всё купил. Радость сменяется злостью. Он забыл поставить ёлку вчера.
Конечно, он же высказывал все слова, что скопились у него за три дня. Звонил каждому из друзей, насчёт того, что они его бросили на такой священный праздник: говорил Скотту, что ни за что с ним больше не заговорит, называл Малию разлучницей; требовал, чтобы Лиам сказал, что бросает Тео на Новый год и приедет к бедному и одинокому Стайлзу. Стайлз, правда, не понимал, какого хрена Лиам начал встречаться с засранцем Тео. Как Данбар мог променять друга-Стайлза на Тео?
Неважно кто: Скотт и Малия, Лиам и Тео, Эллисон и Айзек, — все они твердили, что любят друг друга и хотят отметить торжество вместе.
Просто Стайлз Стилински не знает, что такое эта их
любовь. Поэтому и не может понять.
Спустя где-то два часа с половиной он с очаровательной улыбкой зажигает гирлянду на высокой ёлке. За окном, как раз, выпадают снежинки, такие огромные, что, может, даже поместятся в его двуспальной не заправленной кровати.
Спустя полтора часа Стилински уже покупает билет на Таймс-сквер (ему повезло, что они вообще ещё остались), затем он засыпает при просмотре фильма, название которого на утро уже и не вспомнит.
Стайлз просыпается от ярких лучей солнца, они доводят его до жара. Окончательно проснувшись, парень понимает, что это его тёплое одеяло поспособствовало этому, а не солнечные лучи. По правде говоря, он бы поспал ещё несколько часов или даже весь день, надеясь, что проснётся, а новый год уже наступил. Эта предновогодняя суета уже давила на него. Он уже сейчас слышит, как на улице кричат дети, играющие со снегом; как взрослые поздравляют друг друга с наступающим новым годом и бегут домой, чтобы поскорее готовить еду к праздничному столу; как люди, которые не успели купить подарки своим друзьям, родным, любимым, бегут в первые попавшиеся открытые магазины, надеясь, что найдут что-то чертовски нужное и красивое.
Думая об этой суете, он не замечает, как засыпает. Просыпается от мыслей совершенно пошлых — ему снится секс где-то в Центральном парке, рядом с Таймс-сквер. Просыпается от оглушающих звуков фейерверка и стонов в шею незнакомца. Просто у кого-то секса не было целый год.
Снег маленькими хлопьями падает на землю. Стайлз в это время готовит. С самого первого блюда — простого салата, он посылает к чёрту этот Новый год и сам салат, потому что умудряется ножом порезать себе палец.
Когда, наконец, готовка подходит к концу, парень в первый раз часа за три, садится. По всей квартире благоухает ароматом жареной индейки, запечённой картошки, двумя видами салатов и мандаринами.
Только Стайлз совсем не заметил, как день сменился поздним вечером. Все здания уже зажглись яркими огнями. А снег до сих пор идёт.
Стайлз Стилински решает, что нет смысла идти на площадь слишком рано, потому что там уже точно много народа, они ведь хотят занять лучшие места, поэтому приходят раньше на несколько часов. Стайлзу плевать. Он посмотрит хоть откуда, лишь бы просто увидеть, потом пойдёт домой есть свою еду и запивать шампанским. Вот и все его планы.
Немного поговорив с отцом, кареглазый понимает, что было бы лучше, если бы он начал собираться. Надев фиолетовый свитер, джинсы, пальто, которое ему подарил отец на день рождение (которое он не очень-то любил носить), Стайлз спускается на лифте на первый этаж.
Идти до площади Таймс-сквер было глупо и долго. Но Стайлз решил, что он успеет и ни в коем случае не опоздает, так как оставалось ещё два часа, час пятьдесят девять, если быть точнее. Дорога далась, на удивление, легко. Стайлз наблюдал за тем, что было вокруг него: люди, ночные улицы, огни на ёлках, и сами ёлки, которые люди покупают на этих ночных улицах, открытые двери кофеен, из которых веет лёгким ароматом кофе и булочек с корицей.
Он, наверное, и не заметил бы, что дошёл до цели, если бы не врезался в, охранявшего территорию, полицейского. Извинившись и показав билет с телефона, Стайлз прошёл вперёд. Стилински на секунду подумал, что, может, через год или два, тоже будет стоять здесь, но уже в форме. Но затем позабыл об этом и начал думать о том, что будет ловить убийц и наркоторговцев.
Масса людей вокруг. Стайлз даже не замечает, что встал куда-то в конец и прижался к маленькому ограждению. Приведя себя в порядок и пройдя чуть вперёд, парень стал смотреть наверх здания, а затем на сам шар. Он отражает блеск самого разного цвета. Это выглядит по-настоящему волшебно.
Вдруг толпа людей начала что-то бурно кричать, и народ, что стоял сзади Стайлза, начал двигаться ближе и ближе, пока Стилински не понял, что пора тоже подвинуться чуть вперёд или его, так или иначе, снесут и даже не заметят этого.
Стайлз снова не заметил, как врезался в человека. Это был мужчина, брюнет, в смешном свитере из меха с изображением оленя. Его зелёные глаза светились, как огни на ёлке.
Стилински не успел попросить прощения, потому что шар начал падать. Он начал наблюдать за ним. Люди аплодировали, радовались, смеялись, вопили во всю глотку. Где-то недалеко полицейский вышвыривал молодого парня из-за того, что тот пришёл с выпивкой. Но разноцветный шар уже упал, и это означало лишь одно — Новый год наступил.
Незнакомец в меховом свитере неожиданно подходит к Стайлзу и берёт его за руку. Стилински поворачивается к нему и бросает на того свой ошарашенный взгляд.
— Не хочешь сходить в Центральный парк? Там должны быть фейерверки, — брюнет очаровательно улыбается и Стайлзу почему-то кажется, что незнакомец какой-нибудь дикий маньяк. — К тому же, ты так и не извинился за то, что толкнул меня в спину.
К чёрту.
Может, незнакомец просто хочет потрахаться в парке? Или отсосать ему? Кто знает?
В конце концов, Стайзу снилось, что он трахался именно в этом самом Центральном парке. Может, это был вещий сон. Кто знает?
Парень задумчиво кивает. Мужчина же переплетает их пальцы, и вот они уже несутся прочь от скопления людей.
Пока они шли до парка, Стайлз узнал, что незнакомца зовут Дерек Хейл. А ещё, пока они шли, Дерек зашёл в магазин и купил бутылку шампанского.
— Мне кажется, я уже точно пьян, — болтает Стайлз, сидя на траве в парке. Хейл в ответ тихо смеётся, утыкаясь носом в его шею, но Стилински кажется, что тот хихикает слишком громко. Он точно пьян.
Проходит ровно секунда и Хейл прикасается своей ладонью к коленке Стайлза, на что тот громко вскрикивает. Он не был готов к такому. Рука Дерека медленно поднимается чуть выше и, когда доходит до паха, Стайлз приоткрывает рот и встречается с зелёными глазами напротив, ощущает мокрые губы Дерека, впуская его язык в свой рот.
Они целуются ещё несколько минут. Стайлз предлагает поехать к нему. Дерек с радостью соглашается.
Когда они входят в квартиру, Стайлз вначале предлагает поесть жареной индейки (я сам её готовил!), но Дерек Хейл хочет съесть лишь одного Стайлза: содрать с него всю одежду, покусать его губы до крови и трахнуть. Стайлз, безусловно, хочет того же самого, поэтому с огромным удовольствием отдаётся в его крепкие руки.
Стайлзз Стилински ненавидит просыпаться от головной боли, а ещё от каких-либо разговоров по телефону.
— Да, я уже иду домой, — знакомый голос бьёт по перепонкам. Чёрт возьми, придётся вставать. Рядом, на второй половинке кровати уже никого нет. Хейл стоит рядом, надевая свои синие джинсы и свитер с оленем.
— Ты уже уходишь? — совсем тихо спрашивает Стайлз, не замечая, как голос стал другим, хриплым что ли. Дерек подносит указательный палец к синим губам (видимо, Стайлз оставил засосы). Дерек кивает и до сих пор прислушивается, что происходит на том конце линии в телефоне.
Стилински задаётся вопросом о том, с кем именно он разговаривает. Он думает об этом слишком долго, не видя, как Дерек обувается и кричит, что ему всё понравилось и желает хорошего похмелья.
«Это просто секс, Стайлз», — говорит сам себе, направляясь за желанной индейкой.
***
Спустя полгода они снова встречаются. Стайлз в то время уже работает в департаменте полиции Нью-Йорка. В этот летний день ему досталось присматривать за людьми в Центральном парке, потому что наступил День отца. Сержант полиции приказал ему, и ещё пяти полицейским, отправиться в парк и следить, вдруг будет много пьяных и несчастных отцов без дома, или что ещё похуже. Почему его не могли отправить на ту же площадь? Или куда-нибудь в бар?
Он видит его, когда говорит пьяному нарушителю немедленно убираться или придётся отправить его в камеру на пятнадцать суток. Нарушитель немедленно убегает, и Стилински, повернувшись к беседке напротив, видит его.
Дерек выходит, держа за руку маленького мальчика, ему, может быть, лет пять. У него зелёные глаза и рыжие волосы. Может, где-то спустя несколько минут, Хейл замечает того, кто таращится на него.
— Я что, трахнул полицейского? — с изумлением спрашивает брюнет, как только подходит ближе. Перед этим он прошептал что-то мальчику, на что тот побежал в сторону пруда.
— Тогда я только учился, — Стайлзу почему-то становится неловко. Он зачем-то вспомнил их совместную новогоднюю ночь. Дерек слегка улыбался. — Я бы вас настоятельно попросил не отказываться от того, что хочу потребовать, — Стайлз протягивает Дереку свой телефон. — Дайте мне ваш номер телефона.
— Только не звоните ночью, сэр, — Стилински неожиданно для себя слишком широко улыбается, а затем, вовсе не думая, выпаливает:
— Даже не знаю, вдруг мне нужна будет ваша помощь со стояком.
Хейл смеётся, как ненормальный, пока к нему не подбегает мальчик. У Стайлза вдруг внутри что-то движется. Он начинает рассматривать руки Дерека, его пальцы. На правом болтается серебряное кольцо. Выдыхает. Разведён.
Когда наступает долгожданный вечер, и усталый Стилински появляется в своей квартире, он падает на свою кровать, ударяясь ногой об рядом стоявшую тумбочку. Он ворочается несколько раз, а затем на него накатывается волна воспоминаний и простое возбуждение.
Стайлз, [18:27]: У меня проблема.
Стайлз даже не успевает понять, как он уже засунул свою руку под брюки, начал дотрагиваться до своего вставшего члена.
Дерек, [18:52]: Со стояком?
Ответ вырывается со сладким стоном.
Стайлз, [18:53]: Да.
Дерек, [19:03]: Я скоро приеду.
Парень старался не двигать рукой вверх-вниз, но что-то вдруг пошло не так с того момента, как он решил написать блядскому Хейлу. Контролировать себя сложно. Он мечтал лишь о том, чтобы поскорее кончить. Но ещё желал, чтобы его довёл до пика сам Дерек.
Дерек, [19:05]: Напишите адрес, сэр.
И Стайлз, по правде говоря, уже ощущает, как всё тело сокращается, а сердце слишком громко стучит. Восстановив дыхание, он пишет свой адрес.
Хейл приходит спустя полчаса. Трахает Стайзла до боли в заднице, до появления бабочек в животе.
Когда они заканчивают, когда Стайлз кричит, как будто его убивают, Дерек начинает одеваться. Сперма его ещё даже не успела остыть внутри Стилински, а он уже собирается уходить. И Стайлзу почему-то хочется, на секунду, чтобы он остался. И Стайлз думает об этом, опять, слишком долго, а Дерек уже ушёл, крикнув, что ему опять всё понравилось.
Так проходит пять месяцев. Они трахаются, а после, Хейл всегда уходит, крича уже запоминающую фразу о том, что ему всё понравилось.
Дерек вдалбливает тело Стайлза в кровать со смятыми простынями, а тот каждый раз чувствует, будто его трахают ещё и в сердце. Оно бьётся с каждым разом (встречей) всё сильнее, оглушая всё вокруг. Стайлз слышит, как сердце, словно плачет, когда находится на работе. По вечерам он ощущает, как мысли навязчиво говорят только об одном. Только о Дереке. И он понимает, что скучает. А ещё, что какое-то непонятное ему чувство оседает во всём теле. Чувство, которое тянет внизу живота, когда он скучает по Дереку; которое пропускает сердечный удар, когда он думает о нём или находится рядом, — всё это происходит из-за Дерека.
Стайлз решает, что это
любовь.
За окном выпадает несколько снежинок. Совсем немного. Сейчас уже второй месяц осени.
Стилински хрипло стонет, поглаживая Дерека по волосам.
Снег заканчивает идти, когда Стайлз бурно кончает и притягивает Дерека к своим мокрым губам, взяв руками за подбородок. Целует страстно, поглаживает за мочку уха.
— Я, кажется, люблю тебя, — говорит довольно тихо. Они лежат совсем рядом, обнявшись. Стайлз ждёт ответа, как ему кажется, целую вечность.
— Что ты несёшь? — Дерек отстраняется. Зелёные глаза Хейла не блестят, как огни на новогодней ёлке, в них безразличие читается. В отличие от Стайлза. Его карие блестят каждый раз, когда Дерек Хейл входит в его квартиру.
Молчание прерывает вибрация телефона. Стайзл тут же поворачивается к тумбочке и, увидев чей телефон помешал, берёт его в руки.
Лидия, [17:18]: Где тебя черти носят? Ты же обещал, что вернёшься к обеду, и мы проведём этот день только вдвоём. У нас же три года, Дерек! Я зря отправляла Джейка к маме?
Это бьёт глубоко под рёбра, в сердце и в лёгкие, потому что дышать становится труднее, и Стайлз понять не может, почему перед глазами вдруг всё размазано стало.
— Это, — говорит шёпотом, потому что горло болит, потому что блевать тянет от
этого чувства, — твоя…
— Жена, — Хейл уже по сложившейся привычке начинает одеваться. Затем подходит и забирает свой телефон из дрожащих рук Стилински. — Это моя жена, Стайлз.
Из карих и блестящих глаз льются слёзы, не останавливаясь, как вода в Ниагарском водопаде. Ему так чертовски больно.
— Уходи, — говорит, но хочет, чтобы Дерек сказал, что любит тоже и, чтобы остался. — Не приходи больше.
Хейл лишь понимающе кивает. А затем уходит. Но уже не кричит, что ему всё понравилось. Видимо, потому что он совсем не в восторге от того, что Стайлз полюбил его.
***
Приход зимы дался Стайлзу нелегко. Ему снова приходится праздновать Новый год одному, хотя нет, рядом находится около миллиона человек и его коллег, которые тоже патрулируют площадь Таймс-сквер. Это давило сильнее с каждым приближающимся часом, а когда он увидел знакомую каштановую макушку, кислорода, будто и вовсе не стало.
Он мог бы убежать — и его бы уволили. А Стайлз этого совсем не хочет.
Блестящий шар светится ярко-красным, а затем голубым, и падает. Это всё также волшебно.
Люди вокруг снова кричат, аплодируют, смеются. Стилински чувствует, как к нему кто-то подходит. Кто-то — это Дерек.
— С новым годом, — слова душат. Нечем дышать. Он снова прикасается к руке Стайлза, которая уже дрожит давно. — Не хочешь сходить в Центральный парк? Там должны быть фейерверки.
— Я не могу просто взять и уйти. Если ты не заметил, я на работе, — нехотя отдёргивает руку. Он так скучает по его прикосновениям.
Стайлз от чего-то надеется, что Дерек подошёл не просто так. Может, Дерек подошёл к нему, чтобы сказать, что любит? Может, им суждено быть вместе? Внезапная надежда впилась в его сердце, словно была уже приевшейся опухолью.
— А так? — Хейл, не пойми откуда, достаёт бутылку виски и залпом выпивает. Он нарушает правила. Намеренно. Стайлзу ничего не остаётся, кроме как взять его за, мокрую от снега, ладонь и отвезти к себе. Это кажется ему правильным. Надежда всё ещё живёт и не покидает его разум.
Это кажется ему правильным даже тогда, когда он стонет под Дереком, когда вновь прикасается к его телу, когда растворяется в нём полностью. Это кажется правильным даже тогда, когда Дерек начинает снова надевать свой свитер из меха с изображением оленя.
— Я, — Стайлз не знает, что сказать. Он встаёт с кровати и подходит к брюнету. Как сделать так, чтобы Хейл, наконец, признался в чувствах? Снова сказать, что любишь? — люблю тебя. Я хочу, чтобы ты…
— Прекрати, — Дерек обнимает. Крепко. Стайлз, спустя, может, минуту, или десять, отстраняется. Он смотрит в зелёные глаза напротив. Они не блестят, как огни на ёлке, что находится неподалёку. Они смотрят с какой-то жалостью.
Надежда умирает, отдаваясь болью во всём теле.
Не любит.
Слепота тоже мгновенно умирает. Теперь он больше не слеп. Глаза открылись и стали видеть лучше. Стайлз был слеп, наверное, со второй их встречи. Он не видел, что Дереку нужен только секс. Он даже не мог узнать раньше, что у него есть жена. Он был ослеплён влюблённостью, а затем, любовью.
— Я хочу, чтобы ты был счастлив, Стайлз, — руки Дерека нежно гладят Стилински по подбородку, а затем возвращаются к обуванию ног хозяина.
— Я не буду счастлив, — слёзы мгновенно начинают капать. Все его внутренности потихоньку взрываются. Он не чувствует ничего сейчас, кроме боли в груди и любви к тому, кто её не разделяет, — без тебя.
— Брось, — сразу же говорит в ответ, дыша Стайлзу в шею. — Я хочу, чтобы был. Прошу, сделай это, ты ведь любишь меня.
Стайлз что-то невнятное бурчит, просит, чтобы Дерек оставил ему свой свитер. Дерек Хейл уходит, а Стилински, заливаясь слезами, вдыхает аромат
Дерека свитера.
Он будет счастлив. Ради Дерека. Просто сейчас ему нужно поплакать.
Для кого-то Новый год это праздник, полный радости и глупых улыбок. Для кого-то, полный грусти и одиночества. Для Стайлза Стилински Новый год никогда не будет грустным праздником, или праздником, который отмечают со слезами на глазах, или праздником, ассоциирующимся с ощущениями нескончаемой боли. Нет. Для Стайлза Стилински Новый год будет своего рода опытом, потому что благодаря именно этому празднику, он понял, что такое
любовь.
И, когда спустя два года, когда хлопья снега будут падать, на той же площади Таймс-сквер, Стайлз увидит до боли знакомую макушку, он подойдёт. Улыбнётся. Поздравит с новым годом его, его жену и сына. Пожелает приятной ночи и уйдёт. Уйдёт, зная, что именно Дерек открыл в нём эту самую
любовь.
