в вязких объятьях полуночи

иногда чанбину так хочется сотнями пикселей разбиться о стену и остаться просто воздухом. ᅠᅠ ᅠ а феликс прижимается к нему как ребенок, его так и хочется защитить (от себя), зарывается носом в грудь, щекоча приятно волосами бледную кожу. чанбин, запутываясь в них, вновь думает "это наверняка конец", но снова и снова находит себя по-тюремному свободным, ощущая мягкие движения, которые то сжимают, то разглаживают касаниями, словно струящийся шелк, большую аспидную футболку, и слыша, как сладкие уста шепчут свои волшебные истории ангельским голосом. ᅠᅠ ᅠ но даже ангельская мелодия может стать адским скрежетом, если на неё откликаются плохие воспоминания. ᅠᅠ ᅠ феликс – вселенная, но не его. ᅠᅠ ᅠ тревога не находит выхода. она томится, она скручивается тугим узлом, где-то рядом с желудком, пытаясь спрятаться. чанбин знает о себе слишком много, чтобы не терзаться скрытыми желаниями, сомнениями, не представлять свое падение в темную пучину с неизвестными. ᅠᅠ ᅠ заламывает себе руки, исхаживая босыми ногами маленькую комнату, давящую на его грудную клетку без огромных усилий, а толку? манящая душная пустота сжирает изнутри оставшиеся следы уже потускневших, потерявших свой оттенок красок. снова сбегает. ᅠᅠ ᅠ он знает, что спящий феликс все равно наполовину не здесь, счастливый. ᅠᅠ ᅠ и если бы чанбин грыз ногти или кусал губы, то кровь бы уже своей тягучей сладостью добралась до краев бокала, позорно выливаясь и пачкая чистый пол. феликса. ᅠᅠ ᅠ ᅠᅠ ᅠ ᅠᅠ ᅠ слякотный порог джисона всегда встречает потерявшегося чанбина с мокрыми ногами. по облезлой двери он выстукивает уже красными костяшками, помогая потрескавшейся краске смиренно упасть и расколоться на еще меньшие осколки. чанбину бы так. ᅠᅠ ᅠ голос джисона был, как тогда, – страшный, манящий и томившийся в объятьях тех самых спрятанных собой желаний, в которых тошно себе признаться. голос чанбина – обычно низкий и безучастный, откликающийся высокими фальшивыми нотами. но джисон любит спотыкаться. ᅠᅠ ᅠ самодельные старые звезды на потолке ужасно рябят в глазах, в которых предстает образ самых нежных пигментных пятнышек на лице; веснушки феликса – созвездия. ᅠᅠ ᅠ апатия пылью забивается в уголки глаз чанбина, распускается темными красками на груди, бледнит щеки, а джисон увлеченно говорит, что история – скучно, но на самом деле он просто не понимает, как ее учить, однако, хранит на полке исторические новеллы на английском и норвежском. зря тратит слова. та разлитая сладость во рту джисона уже давно стала горечью, ей хочется плеваться, плеваться и плеваться, но он таит все в себе, надеясь, что оно как-нибудь само. боится приоткрыть свою шторку, узнать чанбина больше и ближе, божась сделать это в следующий раз, но его хватает только на нелепые фразы, вместо которых хочется крикнуть короткое "заметь меня". "не уходи". ᅠᅠ чанбин, ни в чем не зная меру, ненасытный, полусгнивший, жадный до удовольствий, заставляет себя смириться с собой сейчас. тщетно. ᅠᅠ под отговоркой перекура, дороги к светлому покрылись холодом, заледенели, голодным глазам не насытиться больше. ᅠᅠ бежать по тёмной улице, не дождавшись рассвета, и своим дыханием заглушать звуки, чей источник – пучина ада, несомненно, чтобы они не превратились в шаги. такое до ужаса и дрожи р о д н о е. ᅠᅠ день ото дня чанбин ищет себя, глядя по сторонам, и мечется мыслями, что дальше – ничего. или все? ᅠᅠ каждую ночь прячется в красной комнате джисона, топчась и раздавливая его до конца. он всегда убегает сюда. каждое утро ложится на край кровати, пятная феликса своим липким взглядом. он всегда возвращается к нему. ᅠᅠ в одной из параллельных вселенных сердце чанбина нашло покой, в этой он жив.