Стены

      В семь лет мир для тебя заключён в большом (огромном!) доме, в сладком запахе выпечки с кухни и тёплых руках папы, готового в любой момент поддержать, объяснить и просто успокоить. Конечно, ты иногда гуляла на площадке (хотя к визжащим и шумящим детям не подходила: сначала опасалась, а потом не могла смотреть, ведь крик и истерика не то, что показывают на людях приличные девочки). Но качели, песочницы, обычно занятые и пошарпанные, не шли ни в какое сравнение с теми маленькими кулинарными чудесами, которые вы творили вечером под взаимные шуточки и тихий смех, детективным мультфильмами, поцелуем в лоб перед сном и пожеланием спокойной ночи.       А внешний мир враждебен. Да, ты любила детективы (и любишь, чего таить), но быть по ту сторону экрана, когда вместо силы и напора, чтобы вынести дверь и сбежать, есть только хилые ручонки и слабые ноги оказалось много страшнее и совсем не так весело, как представлялось. У героев всегда имелся либо козырь в рукаве, либо подручные, готовые прийти на помощь в любой момент. Ты же осталась с долгими часами ожидания, страшными людьми и чувством тревоги, доводящим до слез и одышки.       Через годы это стерлось из памяти, но обволакивающее скользкой слизью отчаяние заставило отца изрядно помучиться.       Уже после ты сбежала. Вроде всё было как обычно: вы сидели в комнате и занимались, пока папе не позвонили. Слов слышно не было (правда же?), но в голове что-то щёлкнуло.       Десять минут от дома до парка пролетели в один миг, а потом ты сидела в кустах, тихо всхлипывая и размазывая слезы по лицу, сразу же замирая в ожидании, слыша чужие голоса, но не узнавая в них такого родного, повторяющего, что ты умница, и...       Очередной судорожный вздох — стараешься отдышаться, успокоиться снова, но не выходит ничего, кроме подавленного плача.       Страшно. Ты боишься выйти, ведь уже темнеет, деревья так угрожающе шумят, а люди не внушают доверия, поэтому продолжаешь ждать, вздрагивая от резких звуков и дрожа от холода.       Тебя находят, когда солнце почти село: услышав своё имя, сразу выскакиваешь, ведь пришли за тобой.       Чувство безопасности обволакивает пуховым одеялом, но звук щелкнувшего замка почему-то отпечатывается на подкорке сознания.       Сначала ты просто не смогла найти ключи, когда к вам на чай пришла старушка-соседка: осмотрела тумбочку, проверила ключницу, но их нигде не было. А потом увидела, как папа достал связку из кармана, и в обиде убежала в свою комнату подпирая дверь стулом.       Ты ведь не маленькая! И не будешь открывать дверь незнакомцам, так ведь?       Тогда, чисто из любопытства и детского упрямства, ты наконец проверяешь один из способов вскрытия замков, подсмотренный в детективном фильме. Тебе удаётся, но это почему-то не радует, а лишь пугает, как надвигающаяся буря. Поэтому ты лишь сжимаешь в руках самодельные отмычки, но не можешь сделать и шагу: ноги приросли к полу, а улица расплывалась в глазах белой кляксой. Порыв ветра, и дверь оглушающе хлопает (ты успеваешь прибежать к себе в комнату до того момента, как отец заходит в прихожую). Вечером никто ни о чём не спрашивает, но укоризненный взгляд прожигает дырку в спине, из-за чего ты сглатываешь противный комок, застрявший в горле, и стараешься не отводить глаза в пол.       На следующий день приходят люди, и на месте взломанного замка появляется новый, более сложный. Вскоре поверх него ты видишь ещё один и ещё, а отец начал говорить о безопасности, что вызывало лишь пренебрежительный фырчок и лёгкую досаду.       Бесполезные оправдания, не более.       А после дверь загородил холодильник, стоящий как посмертный памятник рано почившей свободе. Ты смотришь на него минуту, поражаясь больше тому, что он стоит дверцей к выходу, и идёшь искать продукты в другом месте. Удивляться уже бесполезно.       Как и сопротивляться.       Ты растёшь, но вокруг ничего особо не меняется, только дом становится меньше, забота отца — надоедливее, а книги с детективами — скучнее: сюжет приелся уже на десятом прочтении. Константой, наверное, всё ещё остаются ваши вечера готовки — единственное, в чем папа не пытается тебе подыграть.       Поэтому, когда на столе в комнате появился компьютер, ты была безмерно рада, ведь это ТАКИЕ возможности найти что-то новое. Конечно, пришлось выслушать небольшую лекцию про мошенников, опасные сайты, но это ведь сущие мелочи. tipsyGnostalgic [TG] начала доставать gutsyGumshoe [GG] TG: прив TG: не хочшь познакомиться? TG: я рокси TG: *подмиг*       Лалонд первая, кто написал тебе, не пытаясь оскорбить или унизить (таких людей почему-то было много, так что такие диалоги оставалось лишь закрывать), хотя её частые ошибки раздражали, но... это веселило? Она же познакомила тебя с Джейком и Дирком (оба немного не от мира сего: забавные и странные одновременно).       Но почему-то было сложно верить.       Ты не могла, ведь факты говорили об обратном. Вот ты видишь презентацию писательницы Лалонд, а вот Рокси отшучивается, когда вопрос заходит о действиях её матери. Дирк же умудрялся как-то незаметно переводить тему, упрекая тебя в излишнем снобизме и скептицизме.       Поэтому вы договорились о том, что эта тема не затрагивается, если не хотите лишних ссор, хотя соглашение было больше негласным да и вышло само собой (но любопытство всё равно грызло изнутри, как собака точит зубы о вкусную косточку, так что...).       Игра же изменила всё. Вас, взгляды, даже чертов мир, погребенный под тысячью метеоритов. Тебе так показалось сначала, ведь сопоставлять "раньше" и "теперь" не было желания.       И вы провалились, как неопытные и немного наивные следователи в своем первом деле       Потому что вы дети, возведшие свои страдания, исключительность в абсолют, дети, лелеющие свою память о плохом (не)отношении, строящие на этом основания делать то, что вы делали, делаете и будете делать, если не остановят: убегать, отталкивать, сомневаться и стирать светлые и такие редкие эмоции в порошок. Ведь так удобнее, даже если вы прячетесь за улыбкой, живёте сегодняшним днём, ищете приключения на свою пятую точку и устраиваете вечеринки. "Они не знают, что у меня внутри, а должны, мы как-никак друзья/любовники/знаем-друг-друга-тысячу-лет" при этом старательно скрываете, потому что показывать нельзя/низко/бесполезно. Вы ждёте, чтобы вас поняли без слов, но сами не видите дальше своего носа. Какая разница, что творится у другого, если я страдаю.       Наверное, только Рокси старалась вытащить и вас, и себя из глубины той ямы сомнений и неспособности действовать, приправленных подростковым максимализмом, но даже она сломалась в попытках сплотить команду, которая сначала разбегалась, а потом начала её игнорировать.       Способность создавать и сохранить была изначально провалена, как и многие другие, ведь вы боялись выйти за, пока ничего другого не осталось.       Потому что ты не смогла.       Жить.       По-настоящему.