Чёрная и с нарисованной бабочкой

Забытая сигарета тлеет в пепельнице. Тоненькая струйка дыма поднимается вверх, чуть свиваясь от колебаний воздуха, крохотный огонёк вспыхивает, но тут же гаснет, слой пепла становится толще, собираясь в пушистый столбик, грозящий вот-вот рассыпаться в серую пыль. Рицу-сенсей передёргивает плечами, с неудовольствием отмечая, что, несмотря на закрытое окно, в кабинете гуляет сквозняк. Холод выстуживает комнату, стелется по стенам, незаметно подбирается ближе, замораживая, заморачивая, запугивая. Холод проникает всё глубже, к самому сердцу, сжимая его ледяной рукой. Так холодно... Только чашка горячего кофе может ненадолго согреть, особенно, если долго держать её в руках, грея ладони. Правда, она не прогонит ощущение одиночества, к которому так привык сенсей. И раньше не получалось, но прежняя чашка, чёрная с нарисованной бабочкой, хотя бы напоминала о времени, когда он был не так одинок. О самом лучшем, если подумать, времени в его жизни. Мальчишка, поначалу показавшийся докукой, отказаться от которой не позволила лишь память о его матери, потом оказавшийся перспективным бойцом, на которого сенсей возлагал все свои надежды, стал, ко всему прочему, единственным человеком, кого Рицу подпустил к себе настолько близко. Да, была ещё Нагиса, ей Рицу мог до определённого предела доверять, с ней делился некоторыми секретами и планами, её мог бы считать своим другом, если бы его система ценностей включала такое понятие, как дружба. Но отношения, связывающие Рицу с Соби, были совершенно иными, более тесными, более живыми, более искренними и... чистыми. Рицу воспитывал идеального бойца, ковал нерушимую связь между собой и им, тренировал, не давая поблажек, как и остальных учеников, даже более жёстко. Но, если и существовал на свете человек, к которому сенсей не испытывал полнейшего равнодушия, то это был Соби-кун. Порывистый, серьёзный, хрупкий, послушный и преданный мальчик. Рицу мог требовать от Соби почти невозможного, вытягивать на тренировках все жилы, наказывать за малейшую провинность и презрительно бросать трижды заслуженную похвалу. Но когда мальчик садился к нему на колени, прижимался, обняв за шею, и доверчиво смотрел в глаза, сенсею начинало казаться, что в его сердце есть место не только честолюбивым планам, но и гораздо менее полезным чувствам. Как Соби узнал о его Дне Рождения, и зачем потратил все свои мизерные карманные деньги на подарок, Рицу так и не спросил, чтобы не придавать лишнего значения из ряда вон выходящему поступку. Он сухо поблагодарил и отставил большую красивую антрацито-чёрную с нарисованной белой бабочкой керамическую чашку подальше, желая показать, что подарок ученика не значит для него ровным счётом ничего. Поверил Соби или нет, неизвестно. Но Рицу-сенсей с того дня пил в кабинете кофе только из этой чашки. Когда Соби ушёл, чашка перекочевала из ящика стола на полку. Иногда Рицу доставал её с полки и, сжимая в ладонях горячие керамические бока, грел руки и на несколько минут отдавался воспоминаниям. Пожалуй, это была единственная слабость сенсея. А недавно чашка разбилась. Так неловко... Раскололась на несколько частей. Склеить было бы слишком трудно, да и не имело смысла. В конце концов нельзя зависеть от слабостей, даже тщательно скрываемых. Рицу знал, что его удел одиночество, и давным-давно решил, что это прекрасно подходит ему. И никаких сожалений... Кто тут вообще говорит о сожалении? Рицу поёжился, в кабинете всё-таки было слишком холодно. Он нашёл почти истлевшую сигарету, поднёс к губам и затянулся. – Вы так и не отказались от этой вредной привычки, Рицу-сенсей? – донеслось от двери. – Соби? Как он вошёл сюда? Как посмел? Зачем явился? – Я просто хочу поздравить вас с Днём Рождения, Рицу-сенсей. Соби стремительно подходит, в руках Рицу оказывается небольшая коробка. Ничем не примечательная картонная коробка, в которую обычно упаковывают посуду. Керамическая чашка... Чёрная и с нарисованной бабочкой. 29. 12. 2008.