Прялка

У антиквара Джошуа было в жизни три — целых три! — великих счастья. Первым счастьем он почитал свою жизнь: ему довелось родиться в замечательном и спокойном городе, полном уютных улочек и клумб с яркими цветами и ползучими лозами. Старые стены домов были покрыты бархатным мхом, а солнце прогревало поутру камень дорог. К полудню тени от старых статуй в парке укрывали скамейки, позволяя вдали от сует насладиться обеденным перерывом. Его зажиточная семья могла позволить сыну хорошее образование, и он не был обременен с детства тяжелым трудом, чтобы у него было время развиваться духовно, тренируя свое воображение и утоляя любопытство. Вторым счастьем Джошуа была его антикварная лавка. Он искренне любил дело всей своей жизни и радовался тому, сколько диковин, хранивших чужие истории, ему удалось раздобыть за добрый десяток лет. В лавке он работал всегда один, словно добрый волшебник, следил за чистотой и порядком, и мог любому посетителю рассказать пару-тройку волнующих фактов об интересующем предмете. Третьим, самым светлым и ярким счастьем его была молодая жена, Милена. Красивая в своей простоте, улыбчивая и нежная девушка, дочь булочника. Вот только над счастьем сгустились уж месяц как черные тучи: Милена хворала, и ни один лекарь, ни одна ведунья не могли ей помочь. То ей на день или два становилось лучше, то вдруг опять проклятая болезнь брала верх, сжигая бедную женщину. — Говорила я тебе, не женись ты на этой бедовой девице! Здоровьем слабая — в хозяйстве пользы никакой, да и детей тебе как рожать будет? Приданого — и того кот наплакал! Проклятье, а не жена! — причитала мать Джошуа, приходя к сыну, чтобы сидеть с больной, пока он работает в лавке. — Довольно, матушка. Ты опять за свое? — Джошуа устало покачал головой. — Сколько еще мне тебе повторять, что я не стал бы и дня своей жизни тратить на супружество с нелюбимой женщиной, будь она пусть и трижды богатой! — Дурак! Я же о тебе забочусь! Джошуа скривился. Он мог бы поспорить и собирался, но не успел: снаружи раздался скрип колес, цокот копыт и звон колокольчика, который предупреждал о приближении посетителя. В одном матушка была совершенна. Она никогда не мешала сыну работать. Этот день был не исключением, и она поспешно скрылась из виду, застучав каблучками по лестнице, ведущей наверх, в жилую часть дома. Меж тем распахнулась входная дверь, и в лавку, погруженную в полумрак, из яркого света дня зашла маленькая девочка. Ее ножки, украшенные узорными сапожками и светлыми кружевными чулками, ступали с необыкновенным изяществом по мере того, как их хозяйка, продвигалась вглубь помещения. Джошуа моргнул, заставляя себя, наконец, поднять взгляд и рассмотреть гостью. На девочке было дорогое пальто темно-серого цвета, расшитое блестящим черным бисером. Из-под мехового воротника кокетливо выбивалось перламутровое кружево платья, по хрупким плечам струились невиданной длины черные волосы, а голову, словно корона, украшала декоративная шляпка в тон пальто. — Здравствуйте, господин антиквар, — девочка остановилась в паре метров от мужчины и подняла голову, одарив Джошуа приветливой улыбкой. — Здравствуй, прелестная малышка, — он неуверенно улыбнулся в ответ. — Если ты и впрямь не перепутала мою лавку с какой-нибудь другой, то я охотно расскажу тебе о любом предмете в этой комнате, какой тебе только понравится. — О, поверьте, господин антиквар, я попала как раз туда, куда было необходимо попасть, — девочка загадочно наклонила голову на бок. Она напряженно сдвинула брови и принялась крутиться, осматривая представленный в лавке товар. — Может быть, показать тебе куклу? Фарфор, из которого сделано ее тело, был зачарован на прочность самим придворны… Девочка властно вскинула руку, призывая Джошуа к молчанию. Тиха и немногословна, как ожившая тень, она скользила между витринами, как будто уже знала, что ищет. И куклы ее совсем не интересовали. Гостья неспешно обошла всю лавку, останавливая пристальный взгляд на каждом предмете — и каждый был не тем, что она ожидала найти. И если вначале ее небольшого паломничества Джошуа был изумлен и сбит с толку, не понимая ее и оттого испытывая дискомфорт, то теперь его охватило профессиональное любопытство: за каким же сокровищем охотилась эта странная девочка? Разгадка нашлась в самом неприметном углу. Красивая старинная — как и все в лавке — прялка, которая как-то сама выбрала совершенно невыгодное с точки зрения привлечения внимания посетителей место. И только игла на кончике веретена, длинная и острая, иногда зловеще блестела в всполохах света. — Я хочу это, — сказала девочка, остановившись и нежно поглаживая темную древесину прялки. — Ты, верно, любишь те самые сказки! — разгадка в понимании Джошуа оказалась наипростейшей. Он ни за что не поверил бы, что такой тепличный цветочек, каким казалась эта девочка, знала работу пряхи. Значит, оставались только сказки, оживленные детским воображением. Гостья, почти скрывшаяся в темноте угла, издала колкий смешок. У Джошуа по спине пробежали мурашки — дети так не смеются. Так цинично и хищно. — Вы знаете красивую сказку? — поинтересовалась гостья. — Кто же не знает сказку о спящей принцессе, уколовшейся о заколдованное веретено прялки? — изумился антиквар. — Принцесса, проклятая злой колдуньей, уснула беспробудным сном на многие годы, пока принц, влюбившийся в нее с первого взгляда, не спас ее поцелуем любви. — Звучит очень мило, — скривившись отметила девочка. Пока Джошуа говорил, ее пальцы блуждали по прялке: привели в движение колесо, погладили веретено, осторожно прошлись по игле и замерли над острием. — Неужели вам не кажется, что вся эта сказка шита белыми нитками? Для романтических дев, которые любят мечтать по вечерам у окна. Но для человека думающего, эта история звучит совершенно неправдоподобно. — Неужто? Между прочим, прялка мне досталась от потомков той самой принцессы. — Я думаю от боковой линии династии, — хмыкнула девочка. — Изрядно обедневшей и отчаянно пытавшейся поправить свое состояние. — И как же по-твоему, должна эта история выглядеть в реальности? — Джошуа позволил себе пропустить в голос нотку раздражения. Ребенок с таким подходом к жизни в свои — сколько? Семь-восемь лет? — просто не мог быть нормальным ребенком. — О, я вам расскажу! — голос девочки возбужденно дрогнул, словно только этого вопроса она и ждала всю жизнь. — Принцесса действительно жила на свете. И было у нее все: и любящие родители, и звонкий смех братьев и сестер, и жених, который ради нее одной пошел бы на все, что только угодно. И любовь подданных: принцесса была недурна собой и любима. И так ее будоражила эта любовь, что она волей не волей только и хотела день ото дня чувствовать и получать ее все больше и больше. И вот в один прекрасный день ей показалось, что жених с нею не так нежен, как прежде. Что грустен он и нелюдим. И в ее маленьком эгоистичном сердечке зародился страх, что больше она нелюбима. И так ее изъел этот страх изнутри, что принцесса отыскала в лесу колдунью, пришла к ней с дарами и взмолилась, чтобы колдунья придумала страшное испытание, которое бы доказало ей, принцессе, любовь ее суженого. «Дай мне такой яд, — говорила принцесса, — чтобы тело мое погрузилось в беспамятство. И чтобы только искренней, истинной любовью, можно было снять этот сон!» «Да ты ума лишилась! — ответила ведьма, брезгливо оттолкнув принцессу. — Иди домой, пока я добрая, и думать забудь об этой дурости! И вообще — не моя это сфера!» Принцесса, услышав такой ответ, рухнула пред ней на колени и, став еще более жалкой, принялась умолять ее исполнить просьбу. «Что хочешь — проси, — сказала. — Все сделаю. Все получишь!» Ведьма вздохнула и велела принцессе заказать у мастера особую прялку, с иглой на кончике веретена. «Будет тебе испытание», — пообещала она, отпуская принцессу и не приняв ни одного ее дара. Принцесса вернулась домой и выполнила все, что ей наказала колдунья, а после, когда села за пряжу, укололась о веретено и погрузилась в беспробудный сон. — Ну, а потом жених, конечно, разбудил ее поцелуем? — Нет. Потом она умерла, — с улыбкой поправила девочка. — Как же так? Неужели суженый не любил ее? — О нет! Несчастный принц что только ни делал, чтобы найти лекарство. Он исколесил ни одну страну, обращался к волшебникам, к Хранителям, но никто не знал, как помочь ему, до тех пор, пока он не нашел ту самую колдунью. Та подсказала ему разгадку, и он помчался обратно, к любимой, а когда подарил ей тот самый поцелуй, она умерла. — Значит, ведьма их обманула? — Обманула? — девочка вскинула брови. — Она никогда никому не лгала. Просто принцесса лишь позволяла себя любить, а сама любила лишь любовь к себе. Истинная любовь не существует. А если бы и существовала, то поверьте, господин антиквар, она бы не требовала доказательств, заставляя того, кто любит, страдать. Джошуа и сам не заметил, как девочка умудрилась оказаться в дверях, собираясь переступить порог и вернуться обратно в ясный день. На миг ему показалось, что он был не здесь, а где-то далеко: во дворце среди роскоши и даров, среди веселого смеха и видел прекрасное без единой несовершенной линии лицо жадной до чужой любви принцессы. На миг ему показалось, что рассказ так буднично и непринужденно слетал с уст самой ведьмы, но перед ним все еще стояла лишь маленькая девочка с очень странным воображением. — Спасибо. Эта прялка как раз то, что я давно искала, — девочка слегка обернулась и подарила ему еще одну улыбку. — Завтра за ней зайдут мои слуги. Поверьте, плата будет достойной. Джошуа послушно кивнул. — Кстати, — она задумчиво сдвинула брови, словно вспомнила что-то очень важное. — Ваша жена ведь очень любит вышивать, да? Тоже работает с иглами? Антиквар удивленно моргнул, но прежде чем он успел спросить, при чем тут его жена и ее любимая вышивка, девочки и след простыл. Только было слышно, как удалась от лавки карета. Подумать только… сколько жизней может сломать одна единственная, ничем не приметная, рабочая игла. Антиквар запустил руки в волосы, притих и прислушался. Весь дом, казалось, погрузился в тяжелое молчание. Новых посетителей не предвиделось, и Джошуа решил подняться наверх и проведать жену. Милена забылась беспокойным сном и тихо, печально бормотала во сне. Матушки рядом не оказалось. И где же, спрашивается, была эта несносная женщина, когда больше всего она была нужна больной? Джошуа бесшумно слонялся по комнатам, пока не заметил приоткрытую дверь в рабочую комнату жены. Матушка склонилась над письменным столом, над вскрытой корзинкой с шитьем и аккуратно, изящным пинцетом придерживая иглу, опускала ее в лекарственный пузырек без наименования и аптекарской этикетки. Джошуа снова почувствовал тот знакомый холодок от хищной и циничной усмешки его недавней гостьи. Как много жизней может сломать одна единственная, ничем не приметная рабочая игла — слова повторились в его голове, но уже тонким, вкрадчивым голосом девочки. — Матушка — это и есть ваша забота?! — гневный оклик заставил женщину вздрогнуть и обернуться. Иглу она выронила и та скрылась в пушистой глади ковра. Она думала, наверное, как объяснить сыну увиденное, а Джошуа меж тем, посетила мысль о том, как много проблем может исправить, припрятанный в кармане жилета охотничий нож.