The Hunger Games.

Лексу Вудс Кларк замечает сразу же, как впервые входит в тренировочный зал – ну, хотя бы потому, что не заметить брошенный в свою сторону метательный нож оказывается довольно затруднительным. Зазубренное лезвие до упора входит в войлочную стену ровно на ладонь выше головы, Гриффин невольно вскрикивает, инстинктивно отшатываясь от угрозы, и едва не сбивает с ног идущего справа ментора, вызывая у собравшихся негромкие язвительные смешки – серьезным конкурентом тут и не пахнет. – Упс, – виновато пожимает плечами профи из первого дистрикта, расплываясь в широкой белозубой улыбке, – прости. Я промахнулась. И не успевает Кларк малодушно загладить конфликт – незачем наживать себе врагов до Арены, – добавляет: – Я метила в твой правый глаз. Стоит ли говорить, что блондинка передумала? – Прочь с дороги, Кейн! – бьется в руках своего наставника девушка, пока охрана преувеличенно-вежливо выводит их в коридор. – Поставь меня на место! Я убью ее! – Никого ты не убьешь, – на редкость тоскливым голосом отвечает ей мужчина и тут же, спохватившись, виновато отводит взгляд, заставляя Гриффин, что дурой никогда не была, застыть на месте и всмотреться повнимательнее в его лицо. Похоже, ментор имел в виду не только конкретно эту ситуацию. – А не пойти бы тебе нахер, Кейн? – с трудом собравшись с мыслями, интересуется Кларк. И, разворачиваясь, больно – как она надеется – толкается плечом, – пожалуй, я поднимусь по лестнице. – Ножки-то не устанут до пентхауса топать, Двенадцатая? – как чертик из табакерки, снова возникает на ее пути явно безбашенная – и пока еще неприкосновенная – Вудс. "Спокойствие, только спокойствие". Скрип зубов Гриффин слышен, наверное, на весь Капитолий: – Не переживай, Первая. Не устанут. "Я точно убью ее!". * "Она точно убьет меня!", – в панике несется в сторону леса Кларк, едва завершается возвещающий о начале Игр отсчет. Между лопаток она чувствует прожигающий взгляд оставшейся у Рога Изобилия брюнетки: битва за оружие и драгоценные припасы идет полным ходом, и за неполную минуту пушка прогремела уже трижды. Стать четвертым мертвецом на этом пире во время чумы девушка не желает. – Стой, слабачка! – бросается вслед за ней перемазанный чьей-то кровью парень. Второй дистрикт. Десять баллов. Квинт. Самый старший. Самый сильный. Самый кровожадный – Кларк до сих пор слышит тот душераздирающий треск, с которым якобы случайно сломалась во время тренировочного спарринга рука мальчишки из Седьмого. И самый быстрый: покрытые татуировками руки в считанные секунды смыкаются стальным капканом на ее талии и в одно мощное движение опрокидывают на землю. Воздух выбивает из легких, нос расквашивается о торчащий из почвы узловатый корень, а кровь из рассеченной брови заливает глаза. Кажется, Кейн был прав, и Игры для Гриффин заканчиваются, даже не успев начаться. – Ну что, красотка, развлечемся, пока все заняты? – или нет. Кларк чувствует, что ее тошнит – только не это, только не так, только не здесь, не на Арене, когда неоткуда ждать помощи, а камеры просто развернут в другую сторону, чтобы не портить телевизионную картинку. "Надо было дать Вудс прикончить себя раньше". – Не спи, Двенадцатая! Квинт грубо разворачивает ее за воротник куртки, фиксирует коленями бедра. За его спиной, в просвете между деревьями, Гриффин видит мечущиеся силуэты – драка у Рога Изобилия еще не закончена. Как, впрочем, и ее собственная: пусть оружия у Кларк и нет, но есть кулаки и ногти. И желание задорого продать свою жизнь. Первый удар блондинки – неуверенный и слабый из-за непривычного местоположения в пространстве – уходит под левый бок парня и оказывается, как любили повторять в Шлаке, что слону дробина. – Упрямая сучка, – скалится Квинт. И награждает Гриффин коротким ударом в висок, – что, любишь, когда грубо? Могу устроить. – Что, просто так уже не дают? – опрометчиво решает не оставаться в словесном долгу Кларк. На опускающийся повторно кулак она смотрит почти что с облегчением. И недоумением – когда его, сверкнув серебристой молнией, пробивает насквозь знакомый до боли клинок. Тяжесть чужого тела тут же исчезает с ее ног: Второй, жалобно скуля и баюкая поврежденную руку, грузно валится набок, позволяя девушке неловко приподняться на локтях и оглядеться. И увидеть выходящую к ним чертову Лексу Вудс. – Ауч, – рождая ощущение страшного, иррационального дежавю, самодовольно улыбается профи, – что-то я зачастила промахиваться. – Какого хера, Первая?! – орет безуспешно пытающийся выпрямиться Квинт, – мы же заключили союз, тупая ты овца! – Верно, – соглашается брюнетка, – заключили. На беду яркое воображение Кларк тут же подкидывает ей несколько особо кровавых сцен ее убийства – но уже двумя трибутами вместо одного. Если, конечно, Лекса не решит прикончить ее единолично или и вовсе – не присоединится сперва к намеревавшемуся "поразвлечься" Квинту. От такого варианта развития событий Гриффин пронзает дрожь. Что не остается незамеченным для Вудс: тяжелый взгляд зеленых глаз буквально впивается в лицо Кларк, задерживаясь на уже противно подсыхающих кровавых разводах. До звания "принцессы" последней теперь ох как далеко. – Тогда почему?! – взрывается окончательно Второй. Вена на его шее пульсирует так часто и страшно, что напоминает непрерывно скользящего под кожей червяка. – Потому что, – будто решившись на что-то, после недолгого напряженного молчания произносит Лекса, – когда ты напал на нее – ты напал на меня. Как брюнетка оказывается позади очевидно бывшего союзника, Гриффин заметить не успевает: сознание выхватывает только страшный отблеск смертоносной стали (да сколько же у нее этих ножей?!), резко оборвавшийся полузадушенный хрип и широкую струю пронзительно-алой крови, щедро орошающей землю и совсем немного – ее сапоги. "Она перерезала ему горло" – стучит в висках паническое и предистеричное. "Я следующая" – обещает Кларк каждый новый шаг Вудс, сделанный в ее сторону. "Нихера не понимаю в этой жизни" – капитулирует здравый смысл, когда вместо ножа в сердце Первая зачем-то протягивает ей руку и выжидающе приподнимает бровь: – Ты в порядке? – Ч-что?.. – кажется, Квинт ударил ее по голове слишком сильно, потому что иначе зачем... зачем?! – Кажется, Квинт ударил тебя по голове слишком сильно, – проявляя чудеса телепатии, обеспокоенно говорит Лекса. И вздергивает Гриффин на откровенно дрожащие от ужаса и непонимания ноги одним сильным рывком. "Что. Здесь. Происходит". Мозги Кларк, наверное, вот-вот закипят – где же тот самый последний удар, где извечно-насмешливое "Двенадцатая", где всепрезирающий хладнокровный профи, что стоит сейчас так непозволительно близко? В какие еще игры, помимо Голодных, задумала поиграть Вудс, и почему выбрала именно ее? – Ты... – пытается хоть как-то прояснить ситуацию блондинка, но не успевает: лицо Вудс катастрофически быстро приближается к ее, и их губы сталкиваются в отнюдь не целомудренном поцелуе. Гриффин бы, блять, лучше поцеловала взасос гремучую змею, но глаза напротив приказывают "отвечай!", очередное лезвие опасно щекочет ребра, а сам трибут из Шлака слишком любит жизнь. Что ж, если Первая стремилась ко всеобщему вниманию, то это, без сомнения, ей удалось – с тихим жужжанием над ними парят как минимум двое дронов, что помогут представить все происходящее в нужном для распорядителей и аудитории свете. И, разумеется, без какого бы то ни было принуждения или по-прежнему впечатывающегося в ее тело охотничьего ножа; в создании красивых картинок Капитолию равных нет. – Какого черта? – стараясь поменьше двигать губами, шипит едва ли не на ультразвуке Кларк, когда Лекса наконец-то отстраняется. До безумия хочется сплюнуть – не важно, под ноги или в нагло ухмыляющуюся брюнетку, но идея очевидно плоха. "Может, в следующий раз?..", – что ты, мать твою, вообще делаешь? От снова придвигающейся вплотную Вудс она почти отпрыгивает – неужели новый бессмысленный поцелуй, неужели со смертью Квинта "поразвлечься"-эстафета перешла к его убийце? – но нет: та всего лишь обдает горячим дыханием ее ухо и приглушенным шепотом, как по большому секрету, игриво сообщает: – Себе рейтинг. "Продуманная сука!", – а ведь со стороны они, наверное, и правда похожи на воркующих голубков. Современные Ромео и Джульетта, которым ну никак не выжить вместе – да капитолийцы будут рыдать кровавыми слезами, собирая деньги на еду и оружие для одной из них. Для одной не-Кларк. – Будь осторожнее, – громко – и явно работая на зрителей, просит профи, сжимая протестующе вспикнувшую Гриффин в коротких объятиях. Восторженные вздохи падких на подобные жесты зрителей блондинка слышит как наяву, – встретимся через пару дней у Рога, как и договаривались, хорошо? "И только попробуй не согласиться", – говорит холодная зелень глаз. – Хорошо. Иллюзий Кларк не строит – их нельзя-быть-вместе пьеса состоит из единственной, вот этой самой, сцены, которую она, похоже, все-таки переживет, но дальше... дальше расклад будет совсем иным. Спина удаляющейся в чащу Лексы неожиданно хрупкая, с трогательно выступающими шейными позвонками и острыми углами локтей. К следующей их встрече Гриффин обязательно раздобудет нож (Вудс ведь так их обожает), и отомстит ей и за прилюдное унижение в зале для тренировок, и за столь издевательское спасение от Второго, и за обжигающе-ядовитое касание губ... В общем, она отомстит ей за все – и накинет еще немножечко сверху. Потому что от выдуманной ради привлечения спонсоров любви до реальной, бурлящей в крови ненависти достаточно и полшага, а победитель... победитель у Голодных Игр всегда был и будет только один. В противоположном от Вудс направлении Кларк уходит ведомой мечтами о скорой расправе – и почти счастливой. И даже не догадывается о том, что где-то там, в Капитолии, в дверь Сенеки Крейна скребется, как нашкодивший щенок, впервые решивший проявить инициативу ментор Кейн, и приговором звучат слова "юная любовь".