Остался час

16:30. Остался час.

Вдруг показалось, что солнце погасло, оставив место только искусственному свету уличных ртутных ламп. Люди высунулись из своих окон, и в непонятках начали оглядываться вокруг, смотря друг на друга пустыми взглядами и готовясь к худшему. Все знали, что это случится уже как минимум неделю, но, видимо, всё равно не могли поверить в правдивость происходящего. Кто-то в течении минуты запричитал и начал молиться, выливая накопившееся на мир, в котором только и оставалось, что уповать на бога. Кто-то рыдал навзрыд, готовясь к одинокой или не очень смерти, и не желая верить в реальность. А кто-то мы – люди, которые приняли это без нервов. У нас нет плана спасения, мы не супергерои, что могут спасти планету, и нам даже есть что терять, даже если этого нельзя было сказать по внешнему спокойствию многих из нас. Но… Мы просто были готовы к этому. Готовы ментально, и, видимо, физически – если судить по тому, сколь мало из подобных мне умерло под ногами вылетевшей из домов толпы. Все знают, куда направлялись люди и на что они надеялись, но не всё боялись признаться, каков будет исход. Мы же – те, кто не побоялись признаться себе в том, что выхода нет, и попытались насладиться последними мгновениями

16:31. Осталось пятьдесят девять минут.

“Ну, раскупоривай!” – с нетерпением крикнул Михаил, смотря на вожделенную бутылку самого дорогого и “элитного” виски, что удалось достать. “Всё равно за час не высосем все запасы, так чего медлить?!” Его собеседник напротив вскрыл упаковку зубами, при этом стараясь напустить на себя самый серьезный вид, что было возможно вообще в ситуации вскрытия бутылки виски, купленного на все университетские сбережения, зубами за час до конца света. Как только крышка была брошена в угол, небольшая толпа в квартире заликовала. Ещё бы – когда ты ещё сможешь отведать такой деликатес? Наверное, уже никогда, если твоя жизнь кончится через час. Оставив бутылку на растерзание толпе, Александр тихо сел на пол рядом с Михаилом – в одно из немногих свободных мест в квартире. Ему казалось, что все позабыли, зачем они тут собрались и что отмечали изначально – и что тема празднования перешла с дня рождения Михаила на день кончины мира. Что уж греха таить – он и сам и на секунду забылся, и хотел было поднять метафорический бокал за конец этого дрянного мирка. Но вместо этого он аккуратно открыл припасенную банку пива, так любезно протянутую ему другом, и на секунду замешкался. “А о чем, собственно, говорить?”, думал он, “Всё и так предельно ясно”. Пару секунд подумав над словами, юноша, наплевав на все правила приличия, слегка выше поднял банку, и, слегка повернувшись к товарищу, произнес тост – “За тебя!”. Чокнувшись, оба без слов опрокинули в себя небольшое количество напитка, и так же одновременно засмотрелись на лампу - единственный источник света в комнате, который работал. Фонарей в этом не самом богатом районе не было, поэтому с улицы сейчас светили только отголоски телефонных фонарей людей, которые пытались найти путь к ближайшему полю. “Эта вечеринка отстой”, начал Михаил, но на секунду задумался, поймет ли друг отсылку. “Я, бля, ненавижу этих людей”. В ответ на неловкую шутку Александр просто глупо усмехнулся, и только смог выдавить из себя “А ты всё о том же”. Да, говорить было совершенно ни о чем. Вечеринка продолжалась, народ потихоньку сбивался в небольшие компании, разбирая дорогой алкоголь из коробки в коридоре, и веселился. А что ещё остается делать в свой последний час? Пять минут молчания в свой последний час – непозволимо много, поэтому Михаил решил прервать тишину. “Как ты думаешь, если я сейчас позвоню Катьке и попрошу о встрече, она закатит истерику прямо в толпе?” “Черт знает. Она всегда была не от мира сего. Может и согласиться. Хочешь попробовать?” “Да нет, это я так, просто. Мысли вслух. Не обращай внимания.” “О, а вот слушай, хотел обсудить с тобой… Как думаешь, кто мог бы победить в том вечернем матче?” “Я не слишком в теме спорта и прочего, ты же знаешь. Вот если бы спросил, кто из этих раздолбаев напьется и заснет первым…” Разговоры без особого смысла – лучший способ провести время, эти оба всегда считали так. Даже в последние мгновения.

16:45. Осталось сорок пять минут.

Юноша сидел в захламленной комнате, среди гор мусора, компьютерных компонентов и второсортных открытых на половине книг, которым уже никогда не быть дочитанными. С громким хлюпающим звуком отпил уже остывший чай, уставившись в монитор. На экране промелькивало множество сообщений, сразу же скрываясь под градом других. Среди них были панические предложения бежать и молиться, шутки насчет того, что это всё “учебная тревога и свет включат через пару минут”, и просто неторопливые обсуждения различных вещей. Юноша видел в этом некую наивную красоту – в умирающем мире народ был добрее друг к другу, хоть и в интернете, и старался объять как можно больше тем одновременно. “Перед смертью не надышишься”, как говорят. Не сможешь обсудить всё, что хотел, не сможешь выразить достаточное количество любви, не сможешь поделиться своим очень авторитетным мнением. Как забавно, что все эти люди предпочитали избегать этого в повседневной жизни, а тут все, как один, кинулись делиться друг с другом своими переживаниями. Время от времени юноша опускал кружку, и начинал бегать пальцами по клавиатуре почти со сверхчеловеческой скоростью, участвуя в нескольких из множества обсуждений. Тут в дверь зазвонили. У юноши было не так много друзей, а особенно тех, кто в такое время будут стучаться к нему, так что ошибки быть не могло. Не утруждая себя уборкой или чем-либо подобным, он лениво поднялся со стула и направился к двери. За дверью, к его удивлению, ждала хоть мало-мальски, но всё же симпатичная девушка, укутывающаяся в толстовку и часто потирающая очки, запотевавшие от активного дыхания и испаряющихся слез. Пару секунд немого молчания. Конечно – ты совершенно не ожидаешь увидеть в человеке в интернете, скрывающимся за картинкой анимешной куклы подобного. “С-Суигинто?” – только и смог выдавить из себя парнишка, недоверчиво щурясь и разглядывая человека за дверью, но всё же раскрывая дверь пошире, впуская человека по другую её сторону. Девочка напротив пару раз шмыгнула носом и практически ввалилась в квартиру, выбрасывая руки с тортом вперед, и опуская голову. Юноша невольно усмехнулся, увидев позу, что он так много раз видел в аниме в реальности. Да, всё-таки когда перед тобой настоящий человек это выглядит намного забавнее. “Ты столько раз шутил… Шутила про то, что ты трап, что я серьезно ожидал тут увидеть что угодно, кроме этого. Торт, к слову, был совершенно необязателен – во-первых я их не очень люблю, а во-вторых – время сейчас немного не то.” Девушка… Нет, скорее девочка – воспринимать этого хоть и взрослого, но забитого и мелкого зверька как взрослую особь человека было достаточно трудно, бросилась на грудь юноше, упершись в неё, после этого воспринятого слишком близко к сердцу замечания. От неожиданности у парня задрожали руки – в прямом смысле того слова. Не то, чтобы физические контакты с другими людьми были для него в новинку – его частенько обнимала мать с отцом, а единственный в пределах доступности друг пожимал руку, но подобные действия со стороны человека, с которым они только познакомились, да к тому же девушки были для него совсем непривычны. Всё, что он мог сделать – неловко повторить совет из последнего треда про девушек, что он видел, и погладить её по голове. На удивление это помогло, и девчушка практически успокоилась, отстранившись, и ставя уже помятый торт куда-то на ещё советских времён тумбу. Пару минут подобного замешательства не прошли даром, и оба смогли понять, что человек, с которым ему придется провести последние мгновения будет человек из второсортного анонимного чата, где никто не знает о друг-друге больше, чем человек хочет сказать. “Ладно, проходи, чего в дверях то стоять. В комнате у меня полный бардак. Как и на кухне, но там хотя-бы стол есть. Хорошее ты время выбрала…” После этих слов, юноша сам заковылял на кухню, включая чайник, а девочка посеменила за ним, прихватив с собой торт – и плевать, что он уже был непригоден к еде после всех травм, учиненных ему. Не зря же покупала! Плюхнувшись на деревянный стул всё тех же советских времён, и, по ощущениям, достаточно сильно отбив пятую точку, девчонка решила подать голос, впервые за вечер. Да если вспоминать – практически впервые за последние пару недель. “Я тебя немного другим представляла…” И вправду – как можно точно предугадать внешность человека, который даже не упоминал о своей внешности? Только додумывать по характеру. Не то, чтобы она представляла себе какого-нибудь совсем необычного человека, но точно не двадцатилетнего паренька с трехдневной пьяной щетиной. “Простите, как уж есть” – с небольшой злостью заметил юноша, заливая кипятком с накипью чайные пакетики, но тут же запнулся и через секунду добавил – “Честно говоря, я вообще не представлял никого оттуда. Только если Джил, но он сам рассказывал о своей внешности пару раз, да и вообще, вроде такого брутала трудно не представлять до ужаса альфовым.” “Суигинто” же смогла выдавить из себя улыбку – и вправду, по другому их общего собеседника и представить нельзя. Недаром же он так яро и смешно выражает свое мнение по каждому вопросу, который его совсем не касается. Всегда представляла себе его похожим образом. И плевать, что ни слова о его внешности, кроме “альфовый” не было сказано, но точно похожим образом! Пока она витала в облаках, перед ней опустилась грязная кружка с мутной жидкостью типа чая, от которой слегка шел пар – вода была недостаточно горячей, чтобы обжигать, но достаточно горячей, чтобы заварить чай, если напиток в кружке можно так назвать. Собеседник же опустился на стул напротив, прикладываясь к своей чашке, и осушая её почти до дна – уже привычка. “Ну, рассказывай – как дошла?” Да, это лучшая тема для обсуждений, когда тебе скоро умирать. И такая же бессмысленная, как и любая другая сейчас. Разговоры без особого смысла – лучший способ провести время, эти оба всегда считали так. Даже в последние мгновения.

17:00. Осталось полчаса.

Резкий взмах кисти по мольберту прервал царившую в городском парке тишину. Разрывая темноту лучом карманного фонарика, художник самозабвенно клал краску на лист перед его лицом, время от времени поглядывая куда-то вперёд, в темноту. Одному дьяволу известно, что было в его голове. Он не шелохнулся даже когда перед ним пробежала компания детей, с веселыми криками обсуждая события последнего вечера – вечеринки, судя по обрывкам разговоров, что он успел услышать. Сделав ещё пару мазков, он отложил инструмент, быстрым и одновременно легким движением смахнул пот со лба, и, сделав пару глотков из бутылки с водой, стоявшей рядом, сел на осеннюю траву, которая мягко зашуршала под ним. Достав из сумки орех, художник протянул его в сторону ближайшего дерева, которое было в пределах видимости его фонаря. Как по волшебству, с дуба спрыгнула белка, и, недоверчиво озираясь, начала потихоньку подбираться к его руке, а через пару десятков секунд так вообще потеряв страх попрыгала к нему, ныряя в сумку и разграбляя пакет с ни то арахисом, ни то очищенными фисташками – бывшим обедом мужчины. Он был и не против. Спокойное наслаждение природой без особого смысла – лучший способ провести время, и он всегда считал так. И остается при своем мнении в последние мгновения.

17:15. Осталось пятнадцать минут.

В наушниках играет пятый Венгерский танец Брамса. Люди вдруг вываливаются из троллейбуса, давя друг друга своим весом, роняют вещи, падают, снова встают и бегут куда-то. Спотыкаются, замедляют темп, снова встают и бегут, вливаются в толпы, которые целенаправленно движутся к метро, в последней надежде укрыться там. Мелодия в ушах то ускоряется, то замедляется, а люди, как по мановению невидимой дирижёрской палочки делают то же самое. Забавно. В наушниках заиграло “Man Who Sold The World” Боуи. Из госпиталя выходят, похрамывая и поддерживая друг друга, два старика лет восьмидесяти в халатах для пациентов, и двигаются в противоположенную сторону от толпы. Посмеиваются, улыбаются друг другу беззубыми ртами. Неловко дают друг другу пять, и снова, слегка покачиваясь, идут. Скрываются за углом большой библиотеки. В наушниках заиграло “Mad World” Джулеса. Мужчина в возрасте одиноко бредёт по краю улицы, задумчиво поглаживая аккуратную бороду, словно заправский капитан пиратского корабля, который задумался о том, грабить ли этот огромный Британский корабль, или не стоит рисковать. На минуту останавливается, что-то смотрит в расцарапанном и выглядевшем дешево телефоне, и снова идёт вперед. Видно, что идти ему тяжело, и он пересиливает себя. Громко выругавшись, так, что слышно даже через музыку, садится на мокрый асфальт и закуривает. В наушниках заиграло “Heartbeat, Heartbreak” Мегуро. Небольшая компания старшеклассников смеясь, ругаясь и потягивая газировку неторопливо плетутся через улицу, где беснует толпа, иногда расталкивая так неудачно подвернувшихся людей. Все они выглядят молодо, подтянуто и так, будто бы у них ещё всё впереди, что недалеко от правды. Низкий мальчонка слегка бьет собеседника по плечу, хихикая. Тот кидает на него злобный взгляд, что-то рявкает, и мальчонка, обиженно насупясь, немного отходит от него, начиная разговор с кем-то другим. В наушниках играет“I Don’t Want to Set the World on Fire” The Ink Spots. Прослушивание музыки и наблюдение за толпой – лучший способ провести последние мгновения перед концом света.

17:25. Осталось пять минут.

Два друга, держась за плечи и неторопливо посасывая пиво, высунулись в окно, и приготовились наблюдать зрелище, которое не увидят больше никогда. Парочка вышла на улицу и, обнявшись, сели на влажную траву, направив взгляды в небо. Они оба думали, почему им не удалось познакомиться вживую ранее. Сняв холст с мольберта, художник кинул на него последний взгляд, и заботливо положил рядом с сумкой, где всё ещё копошилась белка. По его мнению, это была его лучшая работа. Музыка в наушниках затихла, и улицы вокруг трамвая опустели, а человек в них удовлетворенно вздохнул, выглянув в окно и удобнее устроился на месте кондуктора. Наслаждаться происходящим – лучший способ провести последние мгновения, и они все считали так. И небеса разверзлись…