Для Нее...

Темный лес мало по малу расступаясь, освобождал путь, выпуская из цепких лап путника. Едва различимый, сладковатый запах разложения, безошибочно указывал на рассовую принадлежность идущего. Черный плащ, свободным балохоном ниспадал с покрытой редкими волосами головы на угловатые плечи. Темная тропа, вымощенная стертым временем и бесчисленным количеством путников камнем, указывала дорогу, петляющей змеёй уводя вдаль от темнеющей пропасти лесов Серебрянного Бора. Ни один звук не проникал извне в эти дремучие дебри, ни одно животное не смело нарушить сокровенную тишину леса, и единственным звуком, было глубокое свистящие дыхание идущего, глубоко и мирно, вдыхавшего воздух любимых мест. Остановившись на мосту - последней преграде между Серебрянным Бором и Хилсбрадом, путник обернулся, пытаясь охватить взглядом своих желтых глаз отступающий лес. Уходить было жаль, Тирисфаль и Серебрянный Бор были любимыми местами. Внутри, там где должно было биться сердце, что то кольнуло, скорее по привычке чем на самом деле. Эта мысль давно забавляла: столько фантомов было вокруг, таких как этот укол воспоминаний и сожаления, только благодаря им, Отрекшиеся еще могли называть себя живыми существами. И эта мысль вызвала на истлевшем лице подобие улыбки. Тяжелая сырость лесов уступила место пряному запаху распростертых перед взором лугов. Почва, с благодарностью принимавшая дневное тепло, теперь остывала, испаряя сладкие запахи трав и цветов. Разница запахов была разительной, еще пару минут назад, приятный холод обволакивал легкие, а сейчас уже теплые оттенки воздуха Предгорий Хилсбрада неприятно щикотали нос. Стараясь не отвлекаться от намеченного пути, путник все так же медленно и устало продолжал свой путь, шаг за шагом приближаясь к своей цели. Однообразные пейзажи тянулись вдоль дороги, периодически сменяясь однотипными строениями местных фермеров. В домах их горели свечи, мягкий запах пищи разносился на много метров от домов. Путнику нравились эти запахи, они неизменно напоминали ему о прошлом. Хотя, Отрекшиеся всегда отвергали старую жизнь и начинали новую, воскрешая во мраке гробницы старика Мордо, но многие их них с сожалением вспоминали о прошлом, и всех без исключения колола фантомная боль давно переставшего биться сердца. Дома тихо уплывали во тьму, редкие дикие животные, почуявшие плоть с тихим визгом спасались бегством, узнавая в несостоявшейся жертве палача. И этот факт тоже вызывал улыбку. Животные лучше чем люди, они понимают все гораздо быстрее и их не обманешь внешним лоском, они видят насквозь. Ночь, глубокая и бархатная мягко окутала путника, давая ему возможность насладиться одиночеством. Одиночество было его единственным другом в последние десятилетия. Одиночество было его верным проводником во всех его темных делах, которые он совершал ради Нее. Одиночество было его единственной радостью и проклятием. "Кто мы как не рабы вечного проклятия"- смутно вспомнились ему слова их Королевы, ради которой все Отрекшиеся и существовали. Она была их проклятием, их гордостью и их одиночеством. Она была их Вселенной, наполняющей их существование и одновременно с этим она была их черной дырой покапле вытягивающей из них подобие их жизни. Резкое движение головы не спасло путника от непрошенных мыслей, ему не выкинуть их. За такие мысли Она карает без следа и следствия. Путник улыбнулся, столько глупцов прошло через его руки, Он поднял их к глазам, руки... еще один отголосок прошлого, просто носившее это неуместное название. Руки отрекшегося это не руки - это орудие убийства, холодное, цепкое, не оставляющее следов, и не дающее шансов на жизнь тому, за кого уже все решили. И теперь, медленно ступая по дороге, путник цепко и придирчиво рассматривал свои руки. Кожный покров на них давно превратился в тлен, оставив только местами легкие следы почерневшей плоти, белые кости были покрыты мелкими трещинами - следами бесчисленных смертей. Каждая жертва к которой он подкрадывался сзади, чтобы перерезать глотку как бездушной овце, неумело и цепко хваталась за эти кости, стараясь отдалить то что было неизбежным. Итог всегда был один - каждая "овца" зловеще дергаясь и хрипя обильно заливала белые кости убийцы алым фонтаном крови. Как же приятно - горячая соленая жижа безудержным фонтаном обогряла его, на секунды проникала внутрь, принося с собой проклятые воспоминания о прошлой жизни, и о постоянной смерти, которой он жил. Каждая смерть была гимном в Ее честь, гимном, который пели для Нее жертвы, издавая свой предсмертный хрип, который застывал на их онемевших и посиневших губах и он с радостью пел для Нее, наполняя пролитой кровью, одновременно опустошая и без того пустую душу, слепо повторяя слова этой проклятой песни: "Анар'ала анар'ала белоре, синдорей, шинду фалана синдорей". Плачь королевы банши сладким ядом разливался по давно иссохшим венам, заставляя снова и снова преклонять колени перед ней. И сейчас, как и всегда, он фанатично слышал эту мелодию в голове, тихо продолжая путь. Шаг, еще шаг, ближе и ближе подходил он к цели. Тихий рык заставил его опомниться и посмотреть под ноги, туда где уже готовясь к прыжку и скалясь оказалсь светлопалая рысь,не разгодавшая в путнике смерть. Все окончилось быстро, как и всегда, а когда блеклый лунный свет нашарил в луже крови растерзанное тело рыси, мервец, сделавший это шел уже далеко впереди, оставляя за собой кровавый след...