Пёстрая сумятица

Завхоз принесла коробку с ёлочными игрушками и гирляндой; сказала, чтоб я тут всё украсил; обещала через час принести искусственную ёлку из подвала. Дата: 26 ноября. Ходил на обед, так там весь город уже в новогодней мишуре: витрины, окна; а на площади уже установили настоящую ёлку. Ящики с фруктами в мишуре, с потолка свисают серебряные кишки — дождик, на стеклах снежинки из салфеток. Все якобы ждут праздника, а до него еще целый месяц. Вся эта мишура должна создавать новогоднее настроение, а откуда ему взяться, если 29 ноября — аванс в десять тысяч, а 15 декабря — зарплата в семь тысяч, а до 30 надо кредит отдать — десять. Итого на подарки, новогоднее настроение: семь косарей… А ещё отдать Маринке из бухгалтерии пятьсот рублей (вчера занял на курево, оно же теперь по сотке пачка) — вот уже шесть с половиной на руки. Жена в декрете; сыну на питание, подгузники — едва хватит; тут уж точно не до ёлки, не до оливье и не до шампанского. Придётся обратно с кредитки всё снять, чтобы устроить хоть какой-то праздник. Праздник, как похороны — не хочешь его устраивать, а надо: все отмечают, нерушимая традиция, все тратят до последней копейки на этот непонятный праздник. А по сути: меняется дата, покупается новый календарь и вешается на стену. Зачем всё остальное? Почему вдруг нужно поздравлять с этим и дарить подарки? Больше всего, конечно, интересует, какому идиоту сбрело в голову распорядиться, чтобы эту празднично-траурную атмосферу распространяли целый месяц? Им там, наверху, совсем заняться нечем, они там так, как мы на Новый год стол накрываем, — каждый день накрывают. Каждый день у них там праздник. Уроды. Вот и завхоз также сказала, зачитывая приказ, который пришёл на электронку по поводу украшения фасада здания и помещения к новому году: — Ну, что за дебилы? Потом уже никакого настроения не будет. Раньше украшали всё за пару дней, и чувствовался праздник. Раньше. Раньше колбаса копейки стоила, и было веселее. Коробка стоит нетронутая. Нет у меня ни настроения, ни желания что-либо украшать. Мёртвым грузом на совести лежат квартальный и годовой отчет — вот, чем действительно нужно заняться, иначе получу ещё меньше, чем планирую получить; так, хоть премию, глядишь, выпишут; а за мишуру мне не платят. Кому оно сдалось, честное слово? Вдруг купить красной икры, которую никогда не покупал, словно без неё нового года не будет. А почему всё должно пахнуть ёлкой и мандаринами? Мандарины продаются с октября месяца — покупай, сколько хочешь, если деньги есть; но денег нет, и покупаешь их только на новый год. И ёлка. Обязательно должна быть ёлка. Раньше это было мёртвое дерево, вырубленное варварски в ближайшем лесу. Варварски, потому что уж точно не под корень, а где-то с середины, так как в лесу всё занесло, а ещё не слабый мороз, и некогда искать что-то другое — пусть будет такое, какое первое попалось под топор или пилу; мишурой обмотать, шариков навешать, гирлянду накинуть, зажечь — и вот тебе главное украшение дома. Сейчас, да. Сейчас проще: стоит никому ненужный кусок пластмассы весь год в темнушке, а то и на балконе. Ходишь, запинаешься; задним фоном в мыслях вспоминаешь, как насинячился на прошлый новый год, и каким этот новый год был в детстве. В детстве, да. В детстве это действительно был праздник: ожидание чуда, главная интрига — что подарит дед Мороз; и в деда Мороза верилось; и не верилось до последнего, что его нет и всё это — родители покупают на свои зарплаты, что всё это им там, на работах, выдают, все эти: коробки конфет, шоколадки. Я же его видел там, когда-то давно, на детских утренниках: хороводы с ним водили, ёлочку зажигали. Девчонки — снежинки; мальчишки — зайчики; мамы костюмы шили ночами, били ёлочные игрушки, клеили их на эти наспех сшитые кофточки. А конфеты всегда были: и зимой, и летом; да и новый год, там, в детстве, кажется, был всегда — круглый год. А сейчас… Какая-то показуха… Даже не так. Сейчас — истерика. Всё хреново, у всех всё хреново. Хреновее некуда: ипотека, кредиты, долги, маленькая зарплата, ещё зачем-то семью создал, мол, одному мучиться не в кайф. Выживание, а не жизнь; но всё завесим мишурой, как мёртвую ёлку, нацепим шарики, накинем гирлянду — пёстро, ярко, надо веселиться, суетиться, смеяться во весь голос. И смеёшься, и веселишься, словно нет этого всего; есть только вот этот проклятый новый год, после которого в холодильнике шаром покати, на работу ехать не на что, идёшь занимать, а занимать не у кого — берёшь очередной заём на десять дней, а через десять дней отдаёшь всё. И так по кругу. До следующего. До нового года. Всё начнётся заново. Жду не дождусь. Коробка стоит нетронута.