Гравитация с синими глазами

      «Устал уставать»       Пожалуй, эта фраза, однажды брошенная Лави после очередного марафона «выучи всю историю за неделю», как никогда подходила сейчас седому.       Он устал уставать.       Обучение в университете само по себе отнимало достаточно большое количество моральных сил и времени, а если к этому еще прибавляется вечерне-ночная работа, с постоянным недосыпом и теперь уже тотальной нехваткой времени даже на употребление пищи – это совсем абзац.       Аллен постоянно куда-то спешил – с дома он бегом (потому, что снова решил поспать на целых 15 минут дольше) добирался до своего учебного заведения (благо то находилось всего в 10 минут ходьбы), там уже вечная спешка с пары на пару: быстро написать домашнее, быстро прочитать тему семинара и рассказывать преподавателю столько, словно он действительно всю ночь только и делал, что учил это, быстро узнать все свои долги и отработки и с ужасом понимать, что для разгребания этого ему придется пропустить несколько дней работы. После пар он не прекращал свой бег – вернуться домой и насилу запихнуть в себя холодную еду (времени, что бы ее разогреть, так же не было), добежать до станции метро, сделать несколько пересадок, впихнуться последним в вагон, виновато улыбаясь тем, кому успел отдавить ноги, добежать до работы и уже там постоянная спешка: быстрые улыбки, большие потоки людей, «Здравствуйте», - улыбка, - «Я могу помочь?»,- улыбка. Несколько шуток и улыбка-улыбка-улыбка. Опять ему нужно разгребать тот завал, что устроили люди с информационного центра, опять в бухгалтерии что-то напутали и теперь посетители кричат на него. «Мы решим эту проблему»,- улыбка. Слова извинения, словно он виноват. Словно это его работа. Уолкер мысленно удивлялся, почему его должность официально не назвали «мальчик для битья». Он улыбается, а его проклинают. Он говорит, что они все исправят, а ему отвечают, что он плохо выполняет свою работу.       Устал.       Как же хорошо, что после окончания университета он пойдет работать по специальности, а там уже не будет такого потока людей, да и те, кого он будет встречать, сами будут понимать всю сложность его работы.       Устал.       Аллена снова задержали на работе и он снова бежит до станции метро, выдыхая холодные облака пара и чуть морщась от боли в боку. Да уж, запустил ты свое тело, чертов Аллен Уолкер. Когда он в последний раз занимался спортом? Сердце немного болезненно сжимается от усталости, кажется, еще немного и мышца просто откажется качать кровь по изнеможденному телу. Седой опять влетает в брюхо последнего поезда и облегченно падает на сиденье – в вагоне никого, так что можно чуть ли не развалиться. Сейчас… сейчас никуда не нужно спешить. До следующей пересадки минут 20 и поэтому можно почитать конспект, но вместо этого парень закрывает глаза и в который раз обещает себе, что на следующей станции он правда-правда откроет тетрадь. А сейчас… сейчас он так устал, что посидеть с закрытыми глазами уже за счастье.       Но потом он не откроет конспект, потому, что будет бежать по бесконечному лабиринту из движущихся ступеней. Поворот. Поворот. Вверх и вниз. Извилистый коридор, по которому он снова попадет в лапы электропоезда. А после он, даже не замечая, как ночью на его голову падает снег, будет спешить домой. «Поскорей бы лечь спать»       Впрочем, были моменты, когда он мог замедлиться. Пару раз в месяц поток посетителей был заметно меньшим и его отпускали на несколько часов раньше с работы. Казалось бы, чего стоят всего пару часов твоей жизни? Но для Уолкера это был самый настоящий праздник. Он каждый раз говорил себе, что эти два часа он потратит на разогрев еды и сон, но… Но каждый раз седой не удерживался от соблазна. Возле многоэтажного дома, что стоял на небольшом пригорке, в окружении деревьев, стоит качеля – самая обычная, старая, местами ржавая качеля. Англичанин садится на нее, даже сквозь пальто чувствуя холод дерева, хватается голыми руками за цепи и мерно раскачивается, слушая скрип. Вперед – назад. Мир то отдаляется, то приближается к нему. Огромный город спит, фонари потускнели, машины очень редко проезжают по большим трасам и, кажется, даже те редкие звезды погружаются в сон, и лишь тихий скрип качели разрушает эту общую негу. Аллену кажется, что он один. Один в этом огромном и до безобразия маленьком мире, который состоит из покрытой снегом песочницы и качели, на которой он раскачивается. Уолкер не думает. Совсем. В голове пусто и одновременно с этим переполнено, словно там была одна из тех туманностей, что ученые зовут «колыбельными звезд» и до образования мысли ему не хватает лишь чуть более сильной гравитации. Частички пыли и газа плавно кружат в пространстве, не в состоянии собраться в одной точке, но при этом раздражая черепную коробку.       Он устал думать.       Седой более резко дергает ногами, с остервенением раскачиваясь, так что он на крайних точках немного подпрыгивает. Скрип усиливается, режет барабанные перепонки, но Уолкеру все равно.       Сколько времени он тратит на эту свою слабость седой не знает. Он предпочитает не смотреть на время в такие моменты, что бы хоть где-то перестать считать секунды. Качеля постепенно останавливается и беловолосый нехотя встает с нее, вскарабкиваясь по мерзлой траве к дому. Лифт. Семь этажей. Вторая дверь справа. Он не включает свет и ему даже лень идти купаться, поэтому парень просто заваливается на диван, что стоял в его крохотной квартирке, проваливаясь в беспокойный сон, наполненный улыбками, фразами этого дня и шумом поездов.       Он устал спать… устал.       В один из вечеров, таких редких и еще более тяжелых для англичанина, он слушает своего друга, который рассказывает про очередную девушку, что после расставания с ним грозилась покончить с собой, если тот не вернется к ней. Дик не понимает, как можно убить самого себя, ведь жизнь так интересна и прекрасна. Аллен кивает и Лави думает, что тот соглашается с ним, но на самом деле это не так. Уолкер (тут стоило бы сказать с ужасом, но на самом деле седой ничего не чувствует) понимает, что он мог бы. Мог бы убить себя просто потому, что ничего не чувствует. Потому, что устал чувствовать. Улыбнуться фальшью требует намного меньше сил и энергии, чем настоящие эмоции – они изматывают и поэтому от них пришлось отказаться.       Уолкер тогда приходит домой и, чтобы проверить свою догадку, тушит о левую руку несколько сигарет, которые до этого выкурил без всяких чувств (а ведь раньше ему это жгло легкие) и.. ничего. Совсем.       Он устал чувствовать боль.       Он устал быть Алленом Уолкером.       В какой-то момент седой понимает, что так дальше продолжаться не может. И если бы обычный человек просто взял отпуск, академические каникулы, то беловолосый понимает, что сон и чтение книг ему не поможет. Он просто перегорел. Его внутренняя звезда, взорвавшись, выбросила в космос газ и пыль и теперь ему необходимо нечто, способное изменить гравитацию в этом облаке.       И Аллен решился.       Сдав последний экзамен, он привычно спешит. Одногруппники лишь качают головой, называя его «успевакой», они думают, что он опять летит на работу, но это не так. Он хватает дома рюкзак, меняет пальто на парку, воздушный шарфик на плотный, легкие лакированные туфли на ботинки, он выходит из дома, не помня, закрыл ли квартиру, предупредил ли работодателей о своем отпуске, сколько он получил за этот экзамен. Аллен садиться на первый попавшийся поезд, зная, что его высадят на следующей станции, так как у него нет билета, зная, что его денег едва ли хватит на несколько дней в незнакомом городе, зная, что он совсем не привык к непостоянству, к жизни без «графика». Но именно сейчас седому хочется улыбнуться, чуть ли не впервые за несколько лет улыбнуться самому себе, а не кому-то.       Уолкер слышит голос проводника (и как он только сумел проскочить мимо него?), который проверяет наличие билетов перед отправкой и беловолосому впервые становится страшно. Если его сейчас выгонят из поезда, он вернется домой, не сможет больше повиноваться этому порыву и «включит свой мозг», который прикажет все каникулы сидеть дома и ничего не делать. Нет, он не может. Не сможет больше так запрыгнуть в поезд. Беловолосый судорожно соображает, что ему делать. Попытаться дойти до вагона с вещами и спрятаться там? Но ведь он даже не знает, в какой стороне находится! Взгляд юноши метается на одну из дверей купе, она была едва не единственной, которая была прикрыта, а значит, там не должно было быть людей и можно спрятаться, ведь так? Беловолосый тихо дернул ручку и зашел в купе как раз в тот момент, когда проводник выходил из соседнего. Он ведь не заметил его? Аллен задерживает дыхание, чувствуя, как половицы немного прогибаются, когда человек проходит мимо этого «убежища», как голос четко произносит «посадка окончена» и земля под его ногами начинает движение. Теперь… теперь его могут высадить лишь в другом городе. Уолкер прислоняется лбом к двери и несдержанно улыбается уголками губ, чувствуя.. он чувствует. Не так много, как когда-то. Это чувство испуганное, мелкое, загнанное в угол и, казалось, в любой момент готовое убежать, спрятаться как раньше, но оно было. И это так удивительно. Ведь впервые это чувство не принадлежало его хозяину «усталости». Англичанин собирался повернуться лицом к окну, лишь сейчас замечая, что свет в купе был погашен, как… - Какого черта?!