ice flowers

Чонин вернулся с учений чуть раньше. Их долго держали в запасе, ожидая войны, но в конце концов старших офицеров отпустили домой, и Чонин, окрылённый скорой встречей с дорогими друзьями, сперва пошёл расслабиться в бар, чтобы не предстать перед Чунмёном резким и нервным от постоянного напряжения. Рука тряслась, когда он поднял первый стакан. — Только с фронта? — заинтересовался бармен, и Чонин кивнул, выпивая залпом. — Дождись шоу, оно многим помогает расслабиться. Главная певичка просто красотка. Мужчина подмигнул с намёком, и Чонин нахмурился, стараясь не показать своей неприязни. Дома его ждал Чунмён, и мысль об этом грела похлеще дешёвого виски и предстоящего выступления. Сейчас он выпьет ещё стакан, и можно выдвигаться. Губы неосознанно расплылись в улыбке, когда он представил шокрированное лицо Чунмёна и то, как тот напрыгнет на него с объятиями, осыпая лицо поцелуями. Заиграла приятная музыка. Чонин узнал песню с первых нот. Би Уэйн, любимая иностранная певица Чунмёна. Едва он услышал её, влюбился в голос и всячески старался подражать ей. Он обернулся и замер. На сцене, в парике и вульгарной красной помаде, обнимая микрофон аккуратными небольшими ладонями, стоял Чунмён. Его Чунмён. Красное платье не скрывало худых ног, и толпа ликовала, подбадривала на более откровенные движения. Сладкий голос разнёсся по всему бару, но Чонин всё равно слышал своё гулко бьющееся сердце. Какого, скажите, хрена? Его парень изгибался у стойки с микрофоном, заигрывал с пианистом, присаживаясь на край инструмента и гладя молодого парня по щеке. Тот смотрел на него горящими похотливыми глазами. Из разреза платья выглянула вторая нога, и Чонин, злясь, понял, что и сам не может отвести взгляд от белеющих в темноте зала коленок. Чонин не мог терпеть больше, когда Чунмён спустился вниз и кто-то схватил его за задницу, на что тот только игриво хихикнул, прерываясь на мгновение, а после продолжая напевать, завораживая. Чонин дёрнул его на себя, когда он проплыл мимо стойки, и Чунмён выглядел растерянно и испуганно его резкостью, а потом сфокусировал взгляд, и его голос некрасиво сломался. Он спешно поднялся и отбежал обратно к сцене, не забывая обернутся, глядя прямо в глаза. Продолжил петь, но песня звучала теперь ещё более жалобно из-за того, как дрожал его голос. — Спасибо, — Чунмён поклонился, не замечая оваций, и заторопился закулисы. Чонин кивнул бармену, оставляя деньги, и поднялся, не сводя взгляда с двери, за которой поспешно скрылся Чунмён. — Чонин-а, — Чунмён неуверенно улыбнулся, отступая к стене. Чонин зацепил зубами плотную кожаную перчатку на своей ладони. — Неужели я отсутствовал так долго, любимый? — Чонин-а, — Чунмён не заметил дивана позади него и, ударяясь коленями, упал на него, забился в угол, подбирая под себя ноги. Чонин посмотрел на трогательно-милую мордашку Чунмёна и моментально остыл, но не показал этого - держал лицо непроницаемым. Стянул вторую перчатку, откинул их и достал из шлевок ремень, собрал жгутом. — Нравится, когда тебя лапают? Нравится размалёвываться, как проститутке? — Это просто работа, — Чунмён не сводил взгляда с его ладони, об которую билась, оставляя красные рубцы, кожаная плеть. — Ничего больше. — Мне кажется, тебе нужно преподать урок. Научить выдержке. А если я уеду на несколько лет, ты будешь продавать себя в публичном доме? Чунмён замотал головой. — Нет, я никогда не изменял тебе. У меня даже мысли не было. Чонин-а. Чонин коснулся его щёки, улыбаясь. — Я скучал по тебе. Чунмён ластился к его ладони. Накрашенные глаза томно глядели на него снизу вверх, и злость снова взяла свое. Его красоту видели все. Чонин дал ему пощёчину, и Чунмён прижал руку к щеке, сдерживая предательские слёзы. Всхлипнув, Чунмён обнял его за талию. — Я больше не буду. Я очень скучал по тебе, Чонин. Больше никогда, правда. Я люблю тебя. — Хорошая девочка, — Чонин ласково погладил его по волосам и чмокнул в макушку. — Твоя девочка, — Чунмён оставил поцелуй на твёрдой ткани форменного пиджака и поднял покорный взгляд.