***
Спустя неопределенное количество времени, а может быть и целую вечность, шинки понял, что все ещё делает вдохи и выдохи. Непонятно как, но дышит. Ещё через некоторое время чёрная пелена перед глазами начала таять. Вываливаясь крупинками, тьма под веками сменялась светлыми точками. Поначалу их было немного, шумящих. Но потом очень медленно светлых крупинок становилось больше и больше. Окружение начало проступать, как картинка через помехи старого телевизора. Звон в голове становился слабее, и в результате слух вернулся резко, с оглушающим шипением. Казума обнаружил себя лежащим на белом полу. Как стоял на коленях, так и завалился нелепо на бок. С осторожностью привстал. Сперва на локти, прислушиваясь к ощущениям, затем попробовал подняться. Вот интересное дело: ничего не болело. На полу остались грязные разводы из луж крови и грязи. Он с опаской опустил взгляд на грудь. Не ясно, что он хотел там увидеть с самого начала, но, как и следовало ожидать, там была глубокая рана. Белая сорочка, пропитанная кровью свисала вокруг лоскутами, разрезанная от плеча до пояса. Под ней, в запекшейся крови, виднелся огромный, глубокий, через всю грудь, разрез. Алеющий пион распустившейся грудины. По краям раны неаппетитно торчали обломки и края рёбер, не стянутых более солнечным сплетением. Между костями были видны куски легких, кое-где свисающих неаппетитными ошмётками, и даже края других органов. Шинки осторожно прикоснулся кончиками пальцев к обломкам солнечного сплетения, не веря своим глазам. Рана настоящая... Странно, но кровь больше не хлестала, да и боли не было. Внутренние ткани выглядели вполне здоровыми: Шинки на мгновение испугался, что он теперь зомби, и боялся найти что-нибудь указывающее на гниение. Но все было нормально: не было ни запаха, ни других намеков на мертвую сущность. На нем также присутствовали и следы скверны. Правда, она больше не жгла, а только, как витилиго, перекрашивала кожу в серый оттенок. Рука с именем почти полностью была серой. Надо было признать, что вид у него на тот момент был не для слабонервных. Оценив новое состояние тела, и убедившись, что неприятных последствий пока не ожидается , Казума решился осмотреться вокруг. Он окончательно перестал что-либо понимать. Было очень похоже, будто он снова превратился в божественное оружие, вот только привычных невидимых граней, в которых переливался, отражался и звенел свет вокруг, не было. И тело было весьма осязаемым, а не тонким и легким, сотканным из нитей эфира. Может, так умирают все шинки? Вокруг был лишь мягкий белый свет и легкая молочная дымка, скрывающая даль. Невозможно было различить источник этого света — насколько глубока оказалась высь, и хуже того, не оказалось никакой возможности определить направление, куда следовало двигаться. Не стоять же столбом на одном месте? Краем глаза он заметил, что следы на полу исчезли. Ага. То есть на следы, или свои, или чьи-либо, рассчитывать бессмысленно… ну, отлично! Он сделал первый шаг в направлении, куда стоял лицом, и удостоверившись, что это ничем не лучше и не хуже другого какого-то направления, зашагал смелее. Считать шаги, секунды или просто вести отсчёт было так же бессмысленно и безнадежно, как и пытаться определить время суток в этом пустом месте. Шинки шёл, погруженный в почти бесконтрольные размышления о том, что же произошло в усадьбе и как он не заметил предателя-нору... В какой момент Кугаха переступил черту?... Шёл долго, не ощущая ни усталости, ни сна, ни голода. И даже других естественных нужд. (Хотя, какие уж там нужды, когда у него поджелудочная вот-вот вывалится, если попрыгать...) Пожалуй, будь он как обычный человек, он бы уже давно сделал привал, и поел бы пару раз. Но ему ничего не хотелось. Дыра в груди не беспокоила. Шинки всерьёз опасался, что в любую секунду может открыться кровотечение, или чего хуже, органы начнут вываливаться наружу... Чего ему действительно хотелось прямо здесь и сейчас, так это получить ответы на вопросы: что это за место, почему он в сознании, есть ли отсюда выход? ...попадёт ли он обратно в Такамагахару, или, может быть, станет обратно скитающейся душой? Желая, чтобы на монотонном горизонте появилась хотя бы одна точка, Кадзума внезапно вспомнил до смешного глупый приём из бытовой психологии: хочешь чего-то добиться, перехоти, и оно появится. Хотел было в знак своей маленькой победы привычным жестом поправить очки, но их на лице не было... Упали при ударе? Или... Он остановился, и принялся шарить по карманам брюк. Раз это пресное место не хочет идти с ним на контакт, пусть хотя бы его очки будут тут. Он хорошо видел и без них, просто именно так было проще убедить себя, что сейчас ему очень нужны именно они, а не разъяснения держателя белой комнаты, или хотя бы что-нибудь, что приведёт его к ответам. И это сработало: на самой кромке зрения, там где уже почти ничего не видно, но все ещё видно на уровне ощущения, он заметил темную фигуру. Моментально забыл про очки и без промедления пошёл в направлении силуэта. Подходя ближе, шинки разглядывал загадочный объект. Это оказался человек, сидящий на полу и облокотившийся на белый куб, растущий прямо из белой поверхности. Мужчина был мускулист и обнажен по пояс, с бронзовой кожей и платиновыми волосами, стянутыми на затылке в волчий хвост. "Военный", - подумал Кадзума, подойдя на расстояние почтительного приветствия. На незнакомце были чёрные берцы и синие форменные штаны. Он достаточно неплохо знал военную историю мира последних ста пятидесяти лет и такого покроя не припоминал: к штанам крепилась юбка, состоящая из двух боковых полотен, с золотой отстрочкой по краю. — Привет, - выдал он самое банальное в этой ситуации. Незнакомец ответил не сразу. — Привет... Вблизи оказалось, что у того кроваво-красные, немного раскосые глаза и почти европейский профиль. И так же, как у Кадзумы, у того были раны: под ключицами были широкие сквозные отверстия, будто его пытались подвесить, и от них весь торс был залит потоками крови. Левое бедро было так же все в крови, а штаны с дырками говорили о том, что хозяина кто-то использовал как подушечку для иголок, только иголки были большие… На шее и запястьях багровели широкие ожоги от верёвок. Не смотря на все это, незнакомец размеренно курил косяк толщиной в палец и щедро запивал из бутылки. — Давно тут? - спросил шинки. — Вторая бутылка, - лениво ответил военный. - Будешь? И протянул тому тару. «Вторая бутылка» как термин определяющий время был максимально неинформативный и в тоже время вполне четким. Казума примерно прикинул что это от восьми до десяти часов с учетом телосложения собеседника. По запаху содержимого было очень похоже на копченый ирландский односолодовый. Пожалуй, это то, что надо в этой ситуации. — Откуда ты ее взял? - спросил Кадзума. — Захотел, и она появилась, - военный демонстративно завёл руку за куб и вытащил оттуда ещё одну бутылку, свинтил крышку и хлебнул. В принципе, логично. Если можно провести аналогию, то именно так он и нашёл вояку. Другое дело, что ему понадобилось слишком много времени, чтобы додуматься до этого. И слишком противоречив был его метод... Казума сделал большой глоток и сморщился: белая комната белой, но виски был ядреным, будто настоящий, а не добытый в странном месте, где можно спокойно ходить с травмой, несовместимой с жизнью. Шинки осмотрелся вокруг, желая тоже присесть, и тут же обнаружил в паре шагов похожий куб, только пониже. Сел почти напротив военного. Тот вяло наблюдал за его действиями и изредка затягивался вонючим дымом. — Меня зовут Казума. Военный его явно услышал, но молчал. — Майор, - наконец выдавил тот, безучастно смотря в горизонт. "Надо было пожелать более разговорчивого собеседника", - подумал шинки. «Не хочет разговаривать, и не надо.» И сделал ещё глоток. Раз есть выпивка и хотя бы один, пусть и весьма сомнительный персонаж, диалог рано или поздно состоится. А пока можно проанализировать всю ситуацию. А она в свою очередь слегка попахивала безумием. Если бы Казума умер, то он вряд ли бы скитался в одиночестве по Лимбо, в поисках хоть кого-нибудь. Уверен, в таких местах было бы не протолкнуться. Даже если это перевалочный пункт только для его вида существ. Выходит, он не умер. Хотя, все это были не совсем верные утверждения. По всему выходило, что там, в Такамагахаре лежит его тело, которое все ещё может быть живым. А если тело живое, то оно продолжает осквернять своего бога. На этом моменте он расстроился и разочарованно потер лицо. — Расстроен чем-то? - спросил тихо, будто с усмешкой, майор. У него оказался приятный, немного сиплый голос. Низкий, грудной. Шинки о таком мог только мечтать… — Я не смог даже умереть нормально. Я и здесь подвёл свою госпожу… - замолчал, и, помедлив, спросил. - Я же правильно понимаю, что если я здесь, то тело ещё может быть живо... там? — Ага, - военный затянулся глубоко, во весь объём лёгких. Подержал дым и медленно, как дракон, через нос выпустил его в сторону шинки. - Лучше бы оно сдохло... Еще при первом взгляде на майора Казума понял, что того пытали. Да, тут уж и правда, лучше было бы умереть. Хотя бы затем, чтобы прекратить муки. А судя по ранам человеком майор был весьма терпеливым и несгибаемым. Шинки сделал ещё глоток пойла, которое жгло пищевод (точнее то что там осталось), тем самым разбавляя белое, никакое, окружение своим жестким вкусом. По привычке продолжил дальше анализировать майора и ситуацию в целом. Было немного трудно, так как какой-либо похожей экспертизы у него ещё никогда не было. Внешне солдат не был похож ни на одного представителя расы с Земли, хотя, мало ли природа шутит. Но что-то в нем аж кричало, что мир майора — это совершенно другой мир. Внутреннее чутьё священного оружия подсказывало тоже самое. — Что это за место? Военный лениво пожал массивными плечами: — Ниебу... Понятно. — Отсюда есть выход? — Нет. — Ты искал? — Нет, это и так очевидно: вокруг посмотри... Умник, блин. Все стало ещё запутаннее. Казума сделал большой глоток. — Я хочу инструкцию к этому месту! - и вытянул вперёд свободную руку. Ну а что? Майор именно так себе пойло и достал. Ничего не произошло. Солдат усмехнулся. — Хитро. Но тут так не выйдет: здесь от тебя ничего не зависит. Ни здесь, ни там… Бухла вот можешь ещё пожелать. Шинки с интересом взглянул на неразговорчивого солдата. Тот продолжал: — ...Вероятно и ты, и я сделали что-то, что изменило ход истории... там. За это нам сохранят жизнь. А тут держат, чтобы не мешали… Или, может, мы должны сдохнуть в другом месте и в другое время... и сейчас нас просто... — майор скомкал конец фразы запив его из бутылки. — И что ты сделал такого? — Защищал своего генерала. Сдался врагу под ее именем… а что там дальше происходит, не знаю. — Генерал женщина? Майор утвердительно хмыкнул, прихлебнул ещё из бутылки. — Угораздило же влюбиться и вляпаться… - грустно закончил он. Какие же всё-таки они, мужчины, одинаковые. Миром правят самые сильные, а им приходится оберегать их. Вот и все. — Какая она? - вдруг спросил шинки вместо другого вопроса, который собирался задать. Виски был странный: и опьянял, и не опьянял одновременно. Казума выпил почти полбутылки, что отдал ему майор, и все ещё хорошо соображал. А ещё его пробило на идиотские вопросы. В остальном, все было по-прежнему. Можно было бы даже пройтись и обнаружить, что его не шатает, но шинки не очень хотел рисковать: почти выпотрошенный с половиной литра алкоголя внутри, — могло получиться занятное зрелище... — У неё длинные золотые волосы и синие, как лёд, глаза… Она маленькая и хрупкая, но как-то я видел,как она целый полк с одной лишь саблей разнесла в дым… Беспощадная... Прекрасная... — солдат рассказывал, смотря сквозь шинки остекленелым взглядом. Золотые волосы... Беспощадная? Мир майора... Какова вероятность, что Бишамон настолько сильна, что ее воплощения живут и в других мирах, в том числе и в странном мире сидящего напротив солдата? Да ну, бред какой-то... За все время его жизни подле госпожи, та ни разу не переродилась (и слава Аматэрасу!), и до его появления жива-здорова была достаточно продолжительный срок. Повода путешествовать у духа богини не было... — А сколько лет твоему генералу? — А это тут при чем? - удивился майор. — Может так выйти, что твоя хозяйка… — Генерал... - поправил тот, скривившись. — … твой генерал - это воплощение нашего бога. Если ей будет больше, скажем, тысячи лет, то, можно сказать, что мы служим единому богу… — Не можно, - оборвал майор. Демонстративно снова глубоко затянулся вонючей травой. — Генерал-майору не больше сорока. Это раз... Два. У нас боги — это что-то эфемерное. Они не ходят по земле, - и, выдержав паузу, заинтересованно спросил. - А что, она настолько похожа на твою «хозяйку»? - очевидно, что майора слегка ломало это слово. — Есть сходства, да... Но раз ей не больше сорока, это вряд ли Она. Они вместе помолчали, каждый размышляя о своём. Кадзума невольно предался воспоминаниям, запивая особенные моменты пекущим горло виски. Таких оказалось приличное количество, и среди достаточно особенных попадались некоторые, от которых пекло И лицо. Из тумана бесконечных образов его вырвал тихий голос майора. — А тебя кто так? Рука главного шинки слегка дернулась к ране. — Моя богиня. Но она не специально… Там в недрах глубокого разреза поднялась сперва легкая волна тоски, а затем почти полноценная истерика. Что же он наделал? Ведь она и правда не специально... А что, если она бы и правда его убила? Как ей сейчас плохо от того, что он подставился под удар. Кто ее утешит? Шинки даже увидел в белесом тумане то ли мираж, то ли щедро подаренную этим местом галлюцинацию в виде его любимой Виины, в боевом кимоно на одно плечо и с булавой. — А откуда у тебя столько предположений, почему мы сюда попали? - немного с опозданием спросил Казума, вспомнив свой вопрос. — Так я не первый. Тут уже был один до меня, но он ушёл... — Значит отсюда можно уйти?! — А стоит ли? Ты рану-то свою видел? Если те, кто пытали майора, знали, что делали, нанося увечья, от которых невозможно было умереть, то шинки получил удар, предназначавшийся заклятому врагу госпожи. Смертоносный, начиная от желания, до решающего замаха. Вылечить ногу - не головоломку из рёбер собрать... Ну и пусть! Если ему посчастливится ещё хотя бы раз увидеть ее глаза... Раз отсюда точно можно вырваться, то ему срочно надо вернуться. Он был не прав. Почти семь сотен лет быть с ней рядом, чтобы потом лишить ее самого дорого. Да пусть бы изгнала или лишила имени. Он будет умолять простить его, если сможет отсюда выбраться... Если сможет. Казума смотрел пустым взглядом на татуировку с именем, которую наполовину поглотила скверна. Даже сейчас он чувствовал за собой колоссальную ответственность, храня имя бога. Что станет с Вииной без него? Вот идиот... Пока шинки в очередной раз предавался бесконтрольному самобичеванию, майор устало поднялся с пола, немного щадя искалеченную ногу, скорее рефлекторно, из-за пустых опасений, нежели из-за боли. Он оказался очень высоким. Расправив плечи, словно проснувшийся атлант, явил свою настоящую статную выправку. — Кажется, мне пора, - сказал он. - Закончилась передышка… — В смысле? Как ты понял? — Ну, во-первых, я слышу голос Оливии: она зовёт меня. И если не прийти, то прибьёт по-настоящему, - вдруг с искренней улыбкой сказал солдат. - А во-вторых, вон же Врата… И он указал куда-то вправо. Какие ещё врата? Вокруг было пусто, сплошное белое покрывало, растворяющееся в горизонте… — Бывай! - Майор отсалютовал, развернулся и пошёл, куда указывал. Смотря вслед уходящему военному, Казума заметил на спине глубокие порезы в форме уродливых крыльев, украшенных кровавыми потеками словно бахромой. Мысленно содрогнулся, догадавшись, что должно было из этого получиться, и как вовремя майор тут оказался. И его генерал пришла за ним... Значит, обратно ведут ворота, которые появляются, когда кто-то со стороны дальнего или ближнего берега зовёт? Казума поежился: через чур смахивает на ад... Интересно, после того как Виина узнала правду, она позовёт его снова? Вдруг она не желает его больше видеть? Тогда как ему вернуться? ...Как ей сейчас, наверное, больно... Кто ее утешит? Шинки сидел на кубе, оперившись на локти, и смотрел пустым взглядом в пол. Давно забыл про смертельную расщелину в груди и про страх, что что-то потеряет через неё. Не замечая за собой, гладил тыльную сторону руки с именем. Виски давно закончился, и пустая бутылка исчезла. Доставать новую он не хотел. Им овладело какое-то оцепенение. В таком подобии транса он просидел много времени, ни о чем не думая, смотря куда-то вглубь себя пустым взглядом и слушая ненастоящее биение своего сердца, пока не уснул... Апатичные объятия забвения были такие спокойные. Так бы могло продолжаться целую вечность, пока на границе слуха не появился тот самый протяжный крик. От него Казума чуть не упал со своей импровизированной табуретки. Сперва подумав, что это очередная галлюцинация, даже не поверил. Но следом шинки услышал четко и ясно, почти у самого своего уха, ее голос “...Очнись, пожалуйста, ты очень нужен мне…” Сердце чуть не вывалилось наружу сквозь расщелину в груди. Она позвала! Казума, окончательно стряхнув с себя липкую паутину забвения, вскочил на ноги, начал крутиться, лихорадочно ища те самые ворота. Никаких врат нигде не было, но вместо них вдалеке шинки заметил арку, которую по обычаю ставят на входе в каждый храм Вайшраваны. Он на ватных ногах пошёл в ее сторону. Далекий крик теперь слышался громче и чётче. Она плакала, рыдала. Все это время? А сколько времени прошло? Каждый шаг к арке становился тяжелее предыдущего. К прочим ощущениям добавились ещё и боль в груди, будто его переехал бульдозер, и огонь от скверны. И чем ближе он подходил к заветному проходу, тем сильнее становилась боль. Оказавшись на пороге, он чуть было уже сам не кричал, и, не думая, шагнул в арку, даже не став задаваться вопросом, что за ней может его ождать. И реальность смела его. Стерев, будто ветер крошки с гладкого стола. Разметала в чистом белом пространстве.***
Где он? ...Как же все болело! Сознание слишком неохотно приходило, отдаваясь тупой похмельной болью по всему телу... Сквозь слегка приоткрытые веки тут же ударил яркий дневной свет, льющийся из окна, возле которого стояла Она... Он слышал, как она просила вернуться... И он вернулся.