Улыбайся шире

Мирон смотрит на Ваню так, как нельзя смотреть на людей, в принципе. Мирон клонит голову к плечу, Мирон не моргает совсем, Мирон улыбается одними уголками по-девчачьи пухлых губ. Ване кажется, что Мирон объёбан какой-то дешёвой наркотой. Мирон, на самом деле, трезв, но ему тоже кажется, что он объёбан. — Подрочи мне с удушением. Просит просто, бессмысленно, по сути, обыденно, когда сидит вымотанный после концерта в собственном номере. Горло ощутимо дерёт изнутри, голосовые связки лишний раз напрягать нельзя, потому что впереди ещё два города: Минск и Омск. Мирон откидывается спиной на кровать, опирается только на локти и прикрывает глаза всего на несколько секунд. Чтобы вдохнуть побольше воздуха и громко выдохнуть — рёбра после объятий Дизастера в аэропорту неебически болят, потому что он неебически сильный. — Ты объебаться уже успел, Мирка? Чем? Мирон смотрит за тем, как Ваня двигается. Осторожно ступает из другого конца комнаты неслышно, пока ткань чёрного балахона тянется длинными хвостами за ним тенью. Мирон наблюдает за этой кошачьей грацией, с которой Ваня поднимает одну ногу и опирается коленом на край твёрдой, неудобной кровати. Мирона завораживает, как Ваня плавно подаётся вперед и нависает над ним, опираясь ладонями по обе стороны от плеч. Мирон сдаётся и полностью опускается на спину. — Я трезв. Посмотри на зрачки. У Мирона голос хриплый, надорванный, но зрачки действительно в порядке. Расширяются самую малость только потому что тень от нависшего Вани падает ему на лицо, закрывает левую половину, визуально разделяя на две части. Ваня скалится нехорошо, щурится опасно и опускает одну руку на чужую шею. Сжимает пальцами крепко и Мирон чувствует, как из лёгких моментально пропадает воздух. Короткие ногти больно впиваются в кожу, царапают, пока Ваня вжимает его сильнее в постель, ощущая, как под ладонью движется кадык снизу вверх, когда Мирон сглатывает. Мирон закатывает глаза и хватается пальцами за чужую руку, царапает ногтями, шипит, вырваться пытается и хотя бы ухватить грамм воздуха открытыми губами. Ваня не разрешает. Ваня отпускает в тот момент, когда на собственном запястье ослабляется хватка и тело под ним перестаёт биться. Ваня понимает, что ещё бы секунд пять — Мирон бы откинулся нахуй. Он понимает это, когда Мирон смотрит огромными глазами, когда голову откидывает назад и дышит часто, хрипло, словно Ваня снова накинется его душить. И Ваня, если честно, едва справляется с таким желанием, потому что когда Мирон закатывает глаза — то ещё зрелище. Внутри что-то скребётся, говорит шёпотом в голове, заставляет наклоняться ниже и кусать болезненно чужую шею. Ваня прижимает Мирона за плечи так, чтобы не дёргался, оставляет на коже яркие укусы, которые впоследствии превратятся в жёлто-зелёные синяки. Мирон выгибается в пояснице и стонет громко, дёргается, но Ваня кладёт хуй на эти жалкие попытки и прижимает его ещё и собственным телом. Рычит утробно, довольно на ухо, целует смазанным поцелуем под линией челюсти и облизывает единственный укус, где умудрился прокусить до крови. — Блять, Ваня, хули ты творишь? Дверь хотя бы закрой, Порчанский обещал зайти. — Мне похуй. Увидит и травмирует свою психику — его проблемы. Ваня говорит шёпотом между поцелуями, когда касается чужих ключиц губами, оттянув ворот свободной футболки. Он поднимается резко на ноги, оглядывает комнату быстро и бросается к противоположной стене. Клацает по выключателям, чтобы переключить свет: комната теперь только в углу горит фиолетовым, бросает тусклый оттенок по помещению, а Ване пиздец как нравится. Когда окситабор разбирал номера — Ваня этот первым забрал. Похуй вот вообще, что переночевать в нём две ночи и этот неон нахуй не нужен, но это уже просто так, чтобы удовлетворить собственные маленькие радости внутри к концу изнуряющего тура. — Эй, творец. — Ваня усмехается, вскидывает гордо подбородок и смотрит из-под прищура. — Повтори мне, чего ты хочешь? Ваня клонит голову к плечу неестественно, ломано, натягивает на макушку капюшон и смотрит пристально, широко раскрыв глаза. Мирон садится резко и нихуя не понимает, чё происходит. Ваня щёлкает замком на двери, провернув его дважды, так, на всякий случай. На самом деле Ваня прекрасно знает, что он делает. Он ступает всё так же медленно и осторожно, словно пол гостиницы — сцена, словно он всё ещё должен держать образ дитя первозданного хаоса. Только проблема в том, что Ваня не пытается его держать. Это выходит непроизвольно. Мирон следит за каждым движением Вани, но шагов не слышит — Ваня ебаный бесшумный кот. Ваня чёртов самостоятельный монстр, точащий клыки и когти в полутьме комнаты. Ваня определённо перебирает в голове разные неадекватные варианты развития вечера, когда мягко толкает зеркальную дверь шкафа-купе на другую сторону, чтобы она оказалось в аккурат напротив кровати. Мирон моментально выпрямляет спину, когда видит собственное отражение, а потом переводит взгляд на Ваню в паре метров от себя. Мирон готов поклясться, что сейчас на Ване нет маски с чеширской улыбкой, но он видит этот чёртов оскал хищника. Моргает пару раз — нихуя не помогает. — Улыбайся шире, Мирка. Ваня смеётся хрипло, когда визуально рисует пальцем улыбку «от уха до уха». Мирон в темноте и за капюшоном не видит чужих глаз, но знает, что сейчас Ваня смотрит безумно и ненормально. Ваня скалится, медленно и лениво достаёт кожаный пояс из концертных шорт, складывая его вдвое себе в ладонь. Бляшка угрожающе качается в воздухе, Мирон следит за ней глазами не моргая, дергается даже, когда Ваня подходит ближе. У Вани всё те же плавные лёгкие движения, с которыми он прыгает по сцене. У Вани всё тот же надломленный, чарующий голос, от которого Мирона, по сути, ведёт: он подаётся вперед, чтобы получить поцелуй. Глаз полностью не закрывает и смотрит из-под длинных светлых ресниц, желая контролировать каждое чужое движение и действие. — Блять, хватит скалиться, Ваня. Сними нахуй маску. Успеешь ещё надеть. — Ты о чём? Ваня искренне не понимает. Ваня искренне удивляется и от этого его улыбка никуда не пропадает. Он садится за спину Мирона, согнув ноги в коленях и опустив жопу на пятки, чтобы удобнее. Мирон сглатывает громко, сначала смотрит на отражение, а потом косится через плечо на Ваню. В зеркале Ваня прорисовывается темным силуэтом — в эту часть как раз не попадает бледное фиолетовое свечение, и Мирон от повисшей атмосферы передёргивает плечами. Ему не по себе. Ему ахуеть как не по себе. Ваня обхватывает его рукой поперёк груди, сжимает крепко и тянет на себя, чтобы теснее и ближе. Ведёт носом осторожно и ласково по лысому затылку, целует обманчиво-нежно, пока ладонь соскальзывает медленно к животу. Мирон лихорадочно смотрит себе в глаза в отражении и только сейчас понимает, что, блять, Ваня придумал. Только Ваня выглядит неебически спокойным. Надавливает ладонью на низ живота, забирается пальцами под джинсы, но только дразнится. Ваня дышит на ухо, кусает мочку, шею чуть ниже и в конечном итоге плечо, оттянув футболку в сторону — в этот раз легко и нежно. — Шею, творец. Быстро. Мирон залипает на отражение в зеркале и светящуюся улыбку. Мирону кажется, что он реально объебался наркотой Дарио и что происходящее сейчас — яркий, безумный и насыщенный трип, переворачивающий сознание. Только хуйня-то в том, что Мирон реально трезв. Он улавливает слова краем уха и сразу понимает, что от него требуют, подставляя шею. Когда Ваня кладёт кожаную широкую полоску бархатистой стороной — Мирон вздрагивает. И Ваня ловит эту дрожь, на пробу тянет концы ремня на себя немного, от чего Мирон задирает голову выше. Ваня видит, как Мирон хватается руками за его запястья и сжимает, стоит ему ощутить, что дышать сложнее. Мирон не доверяет и это хуёво. — Мирка, доверяй мне. Давай же. — Блять. Я доверяю Ване, но не тебе. Пояс на шее немного слабеет и Мирон выдыхает спокойно. Ваня сзади усмехается, целует успокаивающе один из укусов, сжимает ладонью резко чужой пах так, что через жёсткую джинсу может почувствовать наполовину вставший член. Мирон не ожидает и громко выдыхает, кусает губу, чтобы сдержать стон, и отводит взгляд в сторону от зеркала. Он не выдержит. — У тебя нет другого выхода. Мы с ним — единое целое. Мирон сглатывает громко и расстёгивает ширинку с пуговицей на штанах, чтобы освободить возбуждённый член, но Ваня останавливает, положив ладонь поверх чужой руки. Мирон понимает, что если он не доверится, то максимум, что ему светит — дрочка в туалете ночью, чтобы никто не услышал. Мирон кивает, словно самому себе, прижимается ближе спиной к чужой груди и уверенно выдыхает. Убеждает себя, что всё хорошо. Говорит себе, что Ваня сможет контролировать себя. Обещает себе, что если что-то пойдёт не так — сможет заехать по ебальнику. — Кто ты, сука, такой? — Тот, кого ты создал, творец. Доверишься всё-таки? Ваня смеётся хрипло на ухо и ему уже не требуется ответа, но Мирон говорит короткое «да». Мирон слышит, как Ваня продевает конец собственного ремня через железную бляшку и после резким движением затягивает его на шее. Дышать становится ощутимее сложней, но Мирон расслабляется постепенно, потому что член трётся чувствительно головкой о ткань и от этого, блять, даже яйца покалывает — тут уже скорее хочется кончить. — Смотри в зеркало, договорились? Я хочу видеть тебя со всех ракурсов. В отражении Мирон улавливает себя, улыбку, Ваню в концертном балахоне сзади и его забитые татуировками руки. Горячая ладонь обхватывает член у основания плотно, Ваня ведёт вверх насухую, размазывает большим пальцем по головке выступившую смазку и одновременно с тем затягивает удавку туже. Мирона пробирает дрожью, словно током ебнуло и разряд прошёлся по телу насквозь — он дёргается резко и моментально теряется в ощущениях. Мирон сгибает одну ногу в колене, а вторую по кровати вытягивает так, что пятка уже свисает с края. Ваня сплёвывает себе на ладонь, на вторую наматывает пояс до упора и шёпотом просит на ухо: — Верь, Мирка. Расслабься и не дёргайся. Ваня не даёт ответить, Ваня не даёт вообще ничего сделать — даже вдохнуть, когда в третий раз тянет на себя удавку. Затягивает её чисто на интуитивном уровне так, чтобы Мирон мог дышать и чтобы во время оргазма была возможность вообще запретить ему это делать на несколько продолжительных секунд. Ваня обхватывает член Мирона, нежничать не собирается и сразу дрочит резкими скользящими движениями, изредка задевая нарочно уздечку большим пальцем. Дрочит так, что у Мирона перед закрытыми глазами яркие-яркие вспышки, тело буквально дрожит и из глотки не стоны громкие вырываются, а рваные хрипы. Стоит ладони замедлиться немного, пальцам уделить внимание головке и позволить ей осторожно-медленно скользнуть между указательным и средним — Мирон забывается. Он откидывает голову назад, на чужое плечо и уже не контролирует происходящее даже тогда, когда вдохнуть не может. — Я же сказал смотреть в зеркало. — Ваня хватает Мирона за подбородок и насильно поворачивает его голову, сжимает больно, заставляя смотреть в отражение. — Посмотри, ты прекрасен. — Блять. Завались и дрочи уже. Ваня усмехается, но просьбу выполняет. Когда Мирон сползает ниже и толкается бёдрами в ладонь, Ваня дрочит ему ярко и резко, скользит по вставшему стволу, плотно обхватив цепкими пальцами, когда понимает, что ещё пара толчков и Мирон кончит. Мирон едва выдерживает смотреть в зеркало, дышит часто, сбито и коротко, потому что стонать тут элементарно не получается — и голос после концерта практически сорван, и пояс на шее перетягивает горло. Ваня затягивает его сильнее, до предела, когда Мирон закатывает глаза от удовольствия, выгибается в пояснице и кончает в его ладонь. Ваня дрочит ему, пока Мирон дрожит в приятных конвульсиях от накрывшего оргазма и от нехватки воздуха. Оргазм вкупе с асфиксией накрывает с такой силой, что Мирон в прямом смысле слова задыхается. И только когда у Мирона начинают синеть губы, тело успокаиваться, а вся сперма оказывается на его бедре и чужой ладони, Ваня отпускает пояс. Ваня смеётся и целует чужое плечо, потому что играть со смертью — пиздец опасно, но пиздец заводит. У него самого стоит болезненно член, упирается в лёгкую ткань шорт, и Ваня думает, что сейчас, блять, кончит, когда Мирон берёт два его пальца в рот до самых костяшек, слизывая сперму. Мирон дышит тяжело, хватает жадно воздух, перевернувшись набок и уткнувшись лбом в чужое бедро. Его трусит всё ещё, но уже не от оргазма, а от колик в рёбрах, когда воздух поступает в лёгкие с новым вздохом. Мирон поднимает глаза на Ваню, смотрит снизу и понимает, что никакого, сука, оскала больше нет. Мирон понимает, что на него смотрит Ваня с обычной нежностью и заботой, с обычной привычкой плотно сжимать губы и широко открывать глаза. Мирону не хочется думать, что это ёбаные галлюцинации, потому что другой адекватной причины объяснить всё это просто не может. — Сними штаны, а то смотришь на меня так, словно я у тебя леденец отобрал. Ваня цокает языком и закатывает глаза, но откидывается назад, в темноту комнаты, и стаскивает штаны вместе с трусами. Мирон приподнимает бровь насмешливо, подползает ближе и без слов берёт в рот по самые гланды так, что давится и кашляет, сплёвывая слюну прямо на пол — похуй уже. Мирон отсасывает так, что Ваня готов на стену лезть — настолько ахуенно ебать его рот. Одну ладонь он кладёт себе на губы, чтобы Дарио и Илья нихуя не услышали в соседнем номере, а второй снова хватает за пояс на чужой шее и затягивает слабее, чем прежде, но ощутимо для себя, когда толкается в расслабленное горло до упора. Ваня кончает Мирону в рот без спроса, хотя знает, как тот будет беситься. Оргазм проходится дрожью по ногам, заканчивается поджатыми пальцами и отзывается теплом по телу. Мирон смотрит на Ваню снизу огромными глазами, только взгляд дохуя недовольный, когда он сглатывает чужую сперму и стирает тыльной стороной ладони слюну со смазкой с подбородка. — Одевайся. Нас ребята ждут на ужин. Как по звонку в дверь стучит Порчи и что-то воодушевлённо и недоумевающе рассказывает на португальском, когда дверь не поддаётся его плечу. Мирон смеётся хрипло и наспех смывает с себя в душе остатки их с Ваней развлечений, надевает чистые шмотки и толстовку с капюшоном, пытаясь скрыть болезненные укусы и натёртую из-за грубой кожи шею. Он понимает, что выходит хуёво, когда за столом Илья смотрит на него выразительно и с явными вопросами, пока Ваня под столом поглаживает мимолётно по коленке. Мирон понимает, что Илья далеко не дурак и сопоставить три факта, типа, хули Ваня с Мироном так быстро пропали, хули у них дверь была закрыта и хули у Мирона шея искусана, ему не сложно. Он ничего не говорит и только голову откидывает назад, смотрит сверху, но Мирон сам улавливает намёк — Илья не полезет разбираться, потому что чужая личная жизнь его не касается, даже если это всё, чёрт возьми, происходит в их семье. Когда Ваня с Мироном, уставшие, довольные и накормленные валятся в номере на кровать одновременно, Мирон элементарно не замечает, как прижимается под одеялом к телу рядом ближе в попытках согреться. Уже ночью, когда кошмары пробираются в подкорку головного мозга и ебут во всевозможных позах, выворачивая изнутри, Мирон открывает глаза. Ищет в темноте морду Вани, мельком бросает взгляд на зеркальную дверцу и дёргается, замечая в отражении яркий голубоватый оскал. — Тихо, Мирка, тихо. Я рядом, я не дам тебя в обиду. Монстр под боком урчит утробно, чешет обыденно себе яйца и сгребает Мирона в крепкие объятья. Жмёт бережно к телу сильными руками, заставив уткнуться клювом в ключицу, целует в лоб, крепко и долго прижимаясь губами — маленькая традиция перед сном. Мирон дышит горячо и закрывает глаза. Впервые он понимает, что рядом с Ваней бояться совершенно нечего. Он понимает, что Ване действительно можно доверять. У него острые клыки и когти, которые он точит в темноте — он защитит.