в ответе

Впервые они пересекаются где-то за кулисами. Это происходит слишком быстро: Илья погружен в себя — у Никиты есть дела поважнее. Все люди вокруг существуют фоном — для них обоих, но по отдельности. Впервые они пересекаются где-то за кулисами, и Илья зачем-то поднимает голову, хмурится, а Никита зачем-то кивает ему, когда они случайно пересекаются взглядами. Он не видит узнавания в глазах Прелина: тот холодно кивает и продолжает свой путь. Наверняка не оборачивается. Никита не обижается, совсем нет, они не в школе, чтобы Илья заучивал пройденное, а «Танцы» всё ещё не история, чтобы знать хотя бы основных правителей и годы их жизни. Орлов никогда и не был правителем. Закулисье — опасное место для первых встреч. * Мигель просит Никиту поиграть в командного фотографа — художника, уточняет он — и рассказывает немного о каждом, прежде чем приступить к съёмке. Мигель, конечно, руководит процессом, подсказывает, и Орлов чувствует в нём главного. Он словно стал мягче за все эти сезоны, словно успокоился. Никита думает, что Мигель наконец стал наставником. Мигель, смотря на Никиту, думает, что наставник ему больше не нужен. Он встречает ребят, и те жмут ему руки и улыбаются, кто-то шутит, кто-то похлопывает его по плечу. Никита больше не чувствует себя частью шоу, он не деталь телевизионного проекта, его задача сделать красиво. Его задача придать смысл. Или сделать вид. Он отвечает за красивую и наполненную картинку. Ребята шумные: потому что неловкие, потому что всё в первый раз, потому что придумывают друг другу все эти клички, потому что держатся так, словно не им вылетать каждую неделю. Никита смотрит на них, как на детей — даже на Диму-отца-коммьюнити. Он вытаскивает из них то, что хочет видеть Мигель, вспоминает его ёмкие характеристики. — Лада, — говорил, — слишком хорошая. Не разрешай ей улыбаться. — Горошко, — говорил, — боец и хищник с острыми когтями. — Присташ, — говорил, — слишком сдержанный, но можно рискнуть. Никита почему-то совсем не помнит, что Мигель сказал про Илью. Возможно, это подсознательная месть: Прелин не узнаёт его в коридорах, Никита в ответ не узнаёт того на словах. Никита безошибочно узнаёт его, пробегаясь взглядом по всем ребятам. Это почти задевает. Илья почти его задевает. * Никита слишком много времени проводит в команде, совсем не чувствуя себя её частью. Он чужой для этих ребят, чужой и этому проекту — с щетиной, серьгами в ушах и кольцом в носу. С отросшими вновь кудрями и вечными сигаретами во рту. Никита зарабатывает себе на жизнь, он трудится, его всё ещё помнят, всё ещё любят, а он помнит и любит единиц — не это ли успех? Они все сидят у Мигеля дома, и Илья тихо разговаривает с Касинец, а Никита, в общем-то, здесь совершенно не нужен. Это не фотосессия — это домашние посиделки. Ладу крадёт кто-то из девчонок, и Илья утыкается в телефон, даже не пытаясь заговорить с кем-то ещё. Он не чужд этой компании (Дима-который-отец почти снисходительно проходится по ёжику его волос ладонью, не получая никакой реакции), но держится обособленно, отстранённо, словно он не совсем здесь. Никита почему-то понимает, а потом сам над собой насмехается: сравнениям здесь не место. В Орлове была какая-то тайна, но он всё равно продолжал улыбаться и лепить из себя взрослого, зрелого человека. В Илье не тайна — в нём холод, в нём стены стоят одна перед другой, и это — не напоказ, это естественно. Илья тихо говорит и так же тихо себя ведёт, в нём если и горит, то где-то совсем внутри — одиноко и так же неслышно, словно разведённый в каменном помещении чьими-то неумелыми руками костёр. У Никиты в груди был пожар два сезона назад, и это чувствовалось, за него голосовали, его любила публика, он был заметен. Никита с Ильёй совсем не похожи. Прелин поднимает голову и смотрит прямо Никите в глаза — в этот раз неслучайно: так смело, так остро, что Орлову остаётся лишь усмехнуться (взрослые мальчики не отводят взгляд) и выдержать. Илья отвлекается на Ладу. Орлов совсем чужд этой компании. * Никита сидит в одном из переулков главкино — там, где прохладный пол и шершавые стены, — вместо того, чтобы фотографировать репетиции. Ему тошно и душно в одном зале со знакомыми хореографами, его не смешит Нестерович-Решетникова (которая всё же Решетникова, но будто совсем не Нестерович), его не задевают синие глаза Горошко, ему вообще всё равно. Никите нравится своё «всё равно». Он пишет в инстаграм «я так кайфую от того, чем занимаюсь», имея в виду совсем не проект. Он вытягивает длинные ноги, не боясь испачкать задники потрёпанных кроссовок, и упирается затылком в холодную стену. Он надеется, что чьи-то шаги его проигнорируют. Сегодня он не хочет, чтобы его узнавали. Илье, в общем-то, совсем плевать, чего там не хочет Никита: он неумолимо приближается и садится рядом, но выдерживая расстояние в несколько (десятков) сантиметров. Прелин опускается вниз — Никита подтягивает колени к груди. Их номер будто уже отрепетирован до самых мелочей. Проходит несколько (десятков) минут, прежде чем Прелин говорит: — Привет. Никита поворачивает голову и смотрит, обняв руками колени. Он улыбается — почти незаметно, но узнаваемо. — Как себя чувствуешь? — спрашивает Орлов, словно его это волнует. Илья пожимает плечами, словно его это не волнует. Они сидят на расстоянии вытянутой руки и смотрят. Никита так кайфует от того, чем занимается. * У Ильи острые скулы и острые движения, но двигающаяся с ним Лада будто смягчает и компенсирует. Когда Илья прижимает её к декорациям и по-животному двигает головой, когда он сам провоцирует её на поцелуй — Никита видит это. Никита узнаёт это. Никита прикрывает глаза и делает вдох, и делает выдох. Лада не остаётся в проекте, и Илья ни с кем не разговаривает, зарываясь носом в её кудрявые рыжие волосы. Касинец забирает с собой все тёплые тона. У Ильи внутри треснувший было лёд снова срастается. Никита не может сказать этого наверняка, но он угадывает. Он всегда угадывает. * Никита сам находит его в этот раз, на том же месте, где они впервые устно поздоровались. Орлов протягивает ему руку, и они выходят на улицу. Никита курит. Илья наблюдает. В голову лезут всякие метафоры про лиса и маленького принца, но Никита не коронован, а Прелин скорее волчонок. Они не в сказке. Снежная осень идёт Илье больше, чем всем людям на этой гигантской планете. * Они молчат друг с другом, и Никита ценит это. Илья учится вести себя улыбчивее, работать на камеру, «раздавать», по-мигелевски светиться. Наедине с Орловым он молчит, а тишина между ними воет об одиночестве. На холоде Никита однажды (и единожды — он клянётся) берёт Илью за руку. Лёд равно молчание. * Никита неожиданно чувствует сожаление, когда Прелин прощается с проектом. Возможно, быть лишенным пьедестала не так обидно, как не добраться до него вовсе, но Орлов сочувствует Илье. Он никому об этом не говорит. Через день Никита берёт у Мигеля телефон под каким-то пустяковым предлогом и ищет нужный контакт. Набор цифр никаким образом не впечатывается в память, но Никита решает: пусть лучше будет. Кто знает. * Орлов пишет своё «привет» с маленькой буквы намеренно. * Они гуляют, и в Москве декабрь притворяется мартом. Илья не герой романтизма, чтобы погода подстраивалась под его мироощущение, но иногда Никита невольно сравнивает. Он надеется, что его сравнение имеет больше смысла, чем фотографии в инстаграме. Илья берёт его за руку сам — Никита не нарушает данную себе клятву. * Прелин приходит на последний концерт, выступает, а затем садится в зрительный зал — бок о бок с Никитой. Они ничего друг другу не говорят — только кивают. В помещении жарко, но Илья греется о сидящего рядом Орлова. Никита не один чужд всему залу. Никита не чужд одному во всём зале. * Объятия у Ильи холодные, но крепкие, как и руки, как и ладони. Никита тепло дышит ему в лоб и целомудренно касается губами кожи. — У тебя температура покойника, — бормочет Орлов, и это едва ли не тринадцатая реплика за всё время их общения. Илья прижимается крепче. * Прелин иногда приходит прямо к нему в съёмную квартиру и греет руки о белобокие чашки с чаем. Никита иногда рассказывает ему что-то про свои проекты и про людей, которых он фотографирует. Орлов фотографирует Илью — много, почти никогда не спрашивая разрешения. Сидя на кухне в белом свитере под горло, Прелин кажется совсем нездешним, и Никите приходится одолжить ему футболку часами позже. Илья жмётся к его тёплому боку и едва слышно о чём-то рассказывает на ночь. Никита слушает, прикрывая глаза. * — Приручил? Мигель зовёт его в гости перед самым туром четвёртого сезона, и Никита даже не пытается делать вид, что не понимает, о чём речь. Никита кивает. Мигель просит его поехать с ними в тур, и Орлов не хочет, ему там будет шумно и громко, а ещё чуждо. Телефон в его руке вибрирует, и сообщение кричит: «окно в комнате сломалось. холодно» Никита соглашается, только чтобы Мигель отстал, и тот смеётся над ним — по-доброму, почти с родительским пониманием. Никите это не нужно, но, возможно, даже приятно. * У Ильи тонкие губы и очень тихий голос, почему-то поставленная речь, словно в школе ему давали уроки ораторского искусства. Илья встречает его дома и касается тонкими губами горячей шеи, цепляется пальцами за футболку, комкая ткань в руках. Никите страшно его слепое доверие, оно ему незнакомо, но нужно. Прелин не тает под его прикосновениями, но отзывается и теплеет — взглядом, движениями и совсем незаметными улыбками за завтраком. Никита греется об эти крохи и собирает их где-то в груди, раздувает из искр маленький костёр и прячет за несколькими кирпичными стенами. Орлову достаточно. * Илья репетирует, работая над собой на износ, он почти не спит и улыбается всем, кого видит — электрически, но всё ещё холодно. Красная помада Лады ни разу не оставляет на его коже следов, и Никита никому не признается, что ухмыляется этому. Возможно, самодовольно. Встречаясь с Никитой за кулисами, Илья всё так же кивает ему, но смотрит совсем иначе, и Орлов кивает в ответ. Когда Илья заходит в номер после тренировок, а Никита просыпается из-за захлопывающейся двери, Прелин тихо говорит «привет», и знает, что Орлов улыбается в ответ. Илье тепло. Горячий лёд, как учат в школе, оксюморон, но жизнь выходит далеко за рамки школьной программы, и Никита, целуя Илью в висок перед сном, забывает про всю литературу на свете. В его руках Илья дышит мерно и спит спокойно — и это по-настоящему. Сказочные короны и пьедесталы они оставляют кому-то другому.