***
- Гарри, прости, у нас не было выбора. Это все ради общего блага. Если ты отказываешься выйти замуж... Ради общего блага... Ради общего блага... Слова насмешкой-каруселью крутятся в голове, не давая вздохнуть. А ради какого блага она умирала много раз? Ради чего пожертвовала больше, чем всем? Сила, еще в самом начале заточения, пульсировавшая, рвавшаяся на свободу, теперь вяло перетекает и уходит куда-то вглубь, внутрь, как вода сквозь песок. Медленно и неотвратимо, лишая последнего шанса на восстановление. Гарри знает: как только растает последняя капля, присутствие дементоров сведет ее с ума. Гарри, Гарри, как в кошмаре. Второй Мерлин, Третий Темный лорд, поглотивший силу второго. От грязи пересудов не отмыться, и только замужество со светлым способно обелить имя Поттер. Скоро минует два месяца, и они придут снова. Спрашивать, мучить, пытать, дергать за ниточки оголенных, болезненно обнаженных нервов. Убийцы Рона. Убийцы Гермионы. Она не спит, но в полудреме всегда встречает его. Соткавшегося из теней и краев плащей дементоров, с призрачно белой кожей и врановыми волосами, с оскалом вместо улыбки, с пахнущей огнем и пеплом, горящей кровью силой. С руками, привыкшими к мечу. Так смешно... Мечта, о которой она грезила в юности, пришла к ней на исходе жизни. Ее родственная душа. Их нерушимые цепи-узы-связи... Гарри видела их невооруженным глазом. И отказалась принимать, зная, что после ее смерти неведомый человек будет страдать, если она привяжет его к себе. Нельзя привязываться к мертвецу. Мертвецы уходят безжалостно-безостановочно, и ты только и можешь, что кричать им вослед. Рон! Гермиона! Фред! Джордж! Все те, кого она погубила своей дружбой. Она не готова убивать любовью. - Гарри?.. Маг отшатывается от полыхнувшего зеленью взгляда резко повернувшейся ведьмы. Но Гарри спокойна, волшебство, даже в запертом состоянии, бережет ее от дементоров, и она совсем не походит на сумасшедшую Беллу. А зря. С каким бы удовольствием она рассмеялась в лицо всем своим редким посетителям. Впрочем, этот волшебник - не тот, кого она ожидала увидеть. Люциус Малфой садится на колченогий стул, брезгливо осматривая паутину в углах и колченогую кровать со старым матрасом. Ну, да, за деньги можно организовать уют даже в Азкабане. Но это если есть кто-то снаружи. У Гарри нет никого... Вернее, те, кто могли бы поддержать ее, погибли. Или предали. Ради куска пирога в виде власти и денег двух темных родов. - Вы ведь знаете, зачем меня к вам послали? О, как! До потомственных аристократов ей далеко. Одной фразой он ответил на все не заданные, но интересующие вопросы. Малфоям некуда деваться, не уговорят Героиню выйти замуж и родить сильного, одаренного, полностью подчиненного власти ребенка - составят ей компанию в Азкабане или даже подвергнутся Поцелую дементора. С Гарри-то подобное не провернуть, магия бережет и щитом встает между нею и тварями ночи. Лишь легкий шорох сопровождает движение Героини, когда она соскальзывает на пол. Ледяные камни уже не ощущаются, волосы плащом стелются по полу, защищают от ветра в решетку. Она знает, что Кричер свободен. Она знает, что он не подчинился вернувшимся родителям и крестным. Она знает, что он теперь свободный домовик, не запечатанный никакими приказами и заклинаниями, как эльфы Малфоев. Она знает, что он ей предан и верен, и если бы не ошейник на ней, давно бы пришел за хозяйкой. Но все это не важно, ей жить осталось пол-понедельника. Малфой ежится, но остается на месте, его кожа обжигает кипятком, и Гарри сдерживает инстинктивное желание прижаться поближе, впитать капли солнечного тепла, принесенного снаружи. Мерлин, она сама как дементоры! - Передаю домовика Кричера в полное распоряжение рода Малфой, - еле слышный шепот, почти на змеином языке, вливается в аккуратное аристократическое ухо, прикрытое платиновой, изрядно поредевшей волной. - Бегите. В Азкабане не действуют прослушки, никакие. - Скажите им, что я подумаю. Губы по-прежнему сиятельного лорда дрожат, он отвешивает глубокий поклон. - Благодарю. Гарри возвращается на подоконник, под удары ветра. Ее специально морозят, чтобы она стала сговорчивей. Но вот уже восемь лет никак не могут убедить-сломить-уговорить. Магия защищает. Та, что скопилась в Дарах, та, что она впитала от Тома, та, что унаследовала от родителей и всего рода Блэк, когда думала, что Сириус мертв. Впрочем, тот действительно отказался от рода. Не отказывался он только от денег. У нее нет больше фамилии Поттер, она принадлежит новым наследникам, рожденным где-то то ли в Италии, то ли в Нидерландах. У нее нет больше рода Блэк, он перешел к Андромеде и Тедди последним отчаянным приказом, и сейчас ее любимый крестник вместе с бабушкой далеко, там, где не достанет их ренегат и пария Сириус, отхвативший таки кусок наследства. У нее есть только фамилия Певерелл, фамилия старинная, нет, даже древняя. И не менее могущественная. Которая продолжает удерживать ее на грани, сплетаясь со Слизеринами по праву победы и общего предка. Но даже у них запас не вечен. Ошейник убьет, стоит ей отойти на двадцать метров от стен Азкабана. Стоит ей выйти из помещения, отведенного под темницу, будет бить болью до тех пор, пока она не сдастся. Или не потеряет сознание, чтобы ее смогли втащить обратно. Все это проверено еще в первые сутки. Второй Мерлин, Третий Темный лорд...***
Впервые за много лет поведение сына взволновало Таджиму Учиха. Не то, чтобы шиноби не беспокоился за детей, напротив, делал это денно и нощно, пережив младших, не желая дать ускользнуть старшим. И если Изуна был себе на уме, вынашивал какие-то свои, наверняка коварные планы, никак не связанные с главенством в клане, но напрямую относящиеся ко всему миру шиноби, то Мадара был как на ладони, считать его отцу, давно знающему отпрыска, не составляло труда. И теперь Таджима видел, как сына что-то гнетет, ест поедом. Почти как после разрушения дружбы с Хаширамой. В тот раз, неделю понаблюдав за мечущимся сыном, Таджима уже подумывал силком притащить буцумовское отродье в клан. Шинигами с ним, с этим Хаширамой! Если Мадара так хочет, пусть дружит. К счастью, сын быстро пришел в себя, избавив тем самым отца от необходимости проникать в клан противников, попутно вырезая всех, до кого дотягивался. Однако сейчас интуиция подсказывала, что в этот раз просто так ничего не закончится. Мадара все больше напоминал привидение, разумеется, в неповторимом клановом стиле. То есть вместо того, чтобы мотаться неприкаянным духом, шелестя седзи и вздыхая, наследник разносил полигон за полигоном грубой силой, а сверху припекал катоном. Навыки определенно улучшались, но тоска в глазах превращалась в пустоту, за которой, как за гранью, притаилась клыкастая смерть, готовая в любой момент выцарапать себе потомка славного клана, выгрызть, если понадобится, из ткани мироздания. Таджима категорически отказывался принимать подобный выбор. - Что с тобой, сын? Мадара взглянул своими невозможными, как у матери, глазами. Пламя, раньше неукротимо полыхавшее в глубине и обжигавшее даже Таджиму с Изуной, почти погасло. - Она умирает. Без меня, отец. И снова свист стали, а в голосе, несмотря на ровный тон, обида. Не на смерть - на то, что без него. На этот раз Таджима намеревался получить ответы. Откровенные, без недомолвок и уверток. Благодаря чакре шиноби могут выпить очень много, алкоголь плохо действует на организм. В зависимости от типа энергии, варьируется и восприимчивость. Самые уязвимые - дотонщики и футонщики, в разномастной компании с одинаковым опытом они свалятся первыми. За ними последуют райтонщики. Три типа чакры, которые минимально отражают или перерабатывают алкоголь. Разумеется, если нет второй, а то и третьей стихии. Суитонщики выпивают почти наравне с катонщиками, вода раскладывает, растворяет алкоголь, а огонь - выжигает. Но лидируют... нет, не носители славных геномов, а ирьенины. Вот уж с кем не следует пить. Вроде бы запас чакры маленький, а собственный организм чистят за секунды. К счастью, в клане Учиха бытовало мнение: чем сильнее и лучше воин, тем хуже из него целитель. Мадара являлся очень, очень сильным воином, а ведь он не раскрыл весь свой потенциал! Однако, несмотря на поистине пламенную душу, перепить отца ему не удалось. И язык развязался примерно к третьему токкури саке. Таджима не пожалел самого дорогого, достающегося только по праздникам напитка, хотя и больно было смотреть, как сын хлещет благородное питье, как воду. Однако Мадаре нужнее. Родственная душа из другого мира. Умирающая родственная душа, заточенная под самой крышей в башне. Благородная, но чьего благородства Мадара никогда не примет. И сгниет заживо, просто потому, что не смог удержать свое. Таджима задумался. На щелчок пальцев появился явно подслушивавший Изуна. Младшим сыном Учиха гордился не меньше, чем старшим. Отличный разведчик и стратег, гений. - Найди гонца, самого быстрого и сильного. Пусть отнесет письмо Узумаки. В каждом слухе заключена доля правды, крохотная или нет, зависит от источника. Узумаки никогда, в отличие от Сенджу и Учиха, не выпячивали свою наследственность, не говорили. Разумеется, каждый имел свои догадки, от кого произошел столь богатый талантами клан. Целый остров под одну семью! И все красноволосые, активные, с огромными запасами чакры! Таджима знал точно: от Шинигами. Это знание хранилось в их семье наравне с учениями Рикудо, Индры и плитой Мудреца. Может, Узумаки знают, как достичь родственной души из другого мира? Потому что на них надежда его старшего сына. Таджиме не нравилась идея унижаться перед красноволосыми нейтралами, почти демонстративно снабжающих своими печатями все воюющие стороны, скрывающие еще множество тайн, но не мог потерять сильнейшего бойца клана просто из-за гордости, плавно переходящей в гордыню. Мадара снова махал веером и мечом на полигоне, когда в клан прибыла... принцесса Водоворота, Мито Узумаки. Химе была хороша, чертовски хороша, это были вынуждены признать даже подслеповатые, презирающие все человечество в целом, включая Таджиму, Старейшины. Голова - как огонь, а в глазах притаилось штормовое море, омывающее скалы ее родного поселения. Одно удовольствие наблюдать за изгибом нежной шеи, ловить взмах пушистых ресниц, проблеск мысли на высоком лбу, отмеченном печатью. А если учитывать, что она - будущая правительница клана, Мито-химе должна быть не просто змеей, самой ядовитой в мире гадюкой, самой преданной львицей, способной перегрызть горло любому, кто позарится на ее семью не с теми намерениями. Самым могучим ураганом. И то, что прибыла химе без охраны, настораживало, пугало и восхищало. Ее голос нежнейшей свирелью воспевал красоты окружающей природы, совсем не утомительную дорогу и прочее, что соответствует этикету, на радость дряхлым Старейшинам. Таджима же все ждал, когда он сможет приступить к волнующему его делу. - Очень давно нас просили о подобной услуге в последний раз, - когда они, наконец, остались втроем, вернее, Мито, сославшись на усталость, попросила главу клана показать ее покои, куда, вслед за Таджимой, проникли его сыновья. - Наш клан никогда не отказывает в подобном. - Значит, вы знаете, как туда попасть?! - Мадара сжал кулаки. Ох, уж этот огненный нрав! Таджима еле сдержался, чтобы не познакомить лохматую макушку сына с кулаком. Нет, в самом деле, разве не учили его дипломатии? Но Мито-химе лишь выстрелила в него колючим взглядом из-под пушистых ресниц - дивное, завораживающее сочетание - и коротко кивнула, отчего печати в прическе качнулись. Алые шелковые змеи скользили по нежной коже. - Не во все миры нам открыты двери. И не всех родственных душ мы можем притянуть. Будьте готовы к этому. Химе достала из широкого рукава браслет, тонкая серебряная нить, испещренная незнакомыми фуин. От него исходила потусторонняя, холодная и равнодушная сила, как дыхание смерти на поле боя. Но химе держала его ласково, как будто он не обжигал ей пальцы морозом, а, наоборот, ласково грел. И запястье она демонстрировала искусно, красиво, как будто ее обучали королевы из гейш. - Вы должны надеть на ее руку этот браслет, а она - согласиться примерить его. Будьте осторожны, многие отказывались. По упрямству, написанному на лице старшего сына, Таджима понял, что тот не сдастся. Небо и землю перевернет, чтобы выиграть эту битву. А по хитрым взглядам младшего и по ответным лукавым - химе, понял, что вскоре отношения с кланом алых демонов улучшатся.***
Они едва не опоздали. Ведьма сломанной куклой полулежала на подоконнике, косы свешивались через решетку веревками, тяжелые, толстые, как упитанные змеи, которых довелось однажды видеть Мадаре в доме одного из заказчиков. Ночь питала черноту волос, сливалась, пронизывая и проплывая мимо, а луна сияла на бледном атласе изможденных рук. Атласе, потрепанном многочисленными рваными шрамами, от которых сердце шиноби зашлось гневом, губы пересохли, как перед плевком катоном. Бледные губы шевельнулись, из-под вороньих ресниц полыхнуло отравленной зеленью. - Пойдем... - Мадара протянул руку с браслетом. - Прошу... Цепи звенели, сверкали, силились пробиться сквозь защиту страха и равнодушия так горячо, так трепетно и нежно, шептали на грани слышимости, молили о пощаде и снисхождении. По бледной щеке прокатилась слеза, малюсенькая, едва заметная, но драгоценная, как дождь в районе пустыни. Недоверчивость в глазах подобна острому кунаю, а вместе с ней страх, неуверенность и обреченность. Твердая решимость пойти на смерть. Как она не понимает?! Мадара снял щиты кланового высокомерия, броня воспитания со звоном упала на камень, остался только он, Учиха Мадара, шиноби, катонщик, мастер тессен-дзюцу. Демон клана Учиха. Демон, жаждущий заполучить свое. Который не остановится ни перед чем. Пальцы дрожали, серый рукав робы скатился вниз, как не порвал тонкую кожу! Мадара с видимым облегчением застегнул браслет. И схватил ведьму в охапку, вместе с одеялом. Изможденную, тощую, битую, недоверчивую. Его-его-его. Мир закружился, цепи радостно взвыли, проникая в сердце половины. Ведьма выгнулась, с потрескавшихся губ сорвался приглушенный выдох. В нос ударил запах трав, под спиной спружинила мягкая земля, а в следующий момент Мадара на рефлексах откатился в сторону, прижался к дереву, готовясь защищать кокон из одеяла в руках, пока взгляд не уловил взмах алого локона. Перед ним, на почтительном расстоянии, опустилась, выставив напоказ округлые коленки Мито-химе. - Нужно снять браслет, иначе ее утянет назад, - словно с раненным зверем. Мадара сдернул украшение и бросил в принцессу. Если она сочтет за грубость, он извинится позже. Только сейчас реальность веса на ногах, живого, дышащего веса, начала доходить до разума. Босые ноги с выпирающими связками и костями, ужасающе острыми щиколотками, торчали из грязно-серого, полупрозрачного отреза ткани, который одеялом назвать не поворачивался язык. Мито-химе проделывала какие-то печати, говорила с кем-то, но Мадара ее не слышал - опасное, опасное дело для шиноби. Однако оторваться от чужого дыхания и пульса было выше его сил. Ведьма выглянула из кокона осторожно, слегка неуверенно, прикусила губу. И вдруг заплакала. Тихо, беззвучно, уткнувшись в грязную ткань. Мадара вздохнул и прижал ее лицом к доспехам. Пусть плачет. Кто знает, сколько лет она не видела солнца.***
Рапунцель, Рапунцель... Гарри хотелось смеяться от иронии. И плакать от нее же. Вот только слезы она забыла давным-давно. Волосы, свесившиеся из окна, заточенная злыми волшебниками принцесса на самом верху ужасной башни. Даром, что принцесса сама волшебница, а волосы - чернее ночи. Магия уходила, цеплялась до последнего, но уходила. Гарри ждала освободительной последней капли. Ошейник душил, с каждым днем делался все тяжелее. Малфои сбежали. Как уж выкрутились, неизвестно, но Кричер перенес их подальше от Британии. Вот и хорошо, вот и славно. Она не ожидала только такой отчаянности во взгляде и руку с протянутым браслетом. Поддалась слабости, упрямо сжатым губам, непреклонности, черным мистическим глазам, в которых затаился целый Космос. Она пошла с ним и за ним. Принц спас принцессу. Ошейник слетел, оцарапав шею. Гарри забыла о нем, как только под ногами оказалась влажная, мягкая земля, кустики трав, островки цветов. Дыхание перехватило, от обилия впечатлений закружилась голова. Все это время, все это проклятое время она запрещала себе думать о холмах Шотландии, о зелени Запретного леса. Запрещала вспоминать о солнце и безграничных полях и лесах. Потому что так легко отравить душу несбыточным, продать свою свободу в узилище на отсутствие свободы в золотой клетке. Сменить одну темницу на другую. Он стоял за ней и полыхал, полыхал, полыхал огромной огненной энергией. Гарри... Как улыбнуться? Вроде бы это делали так... - Спасибо.***
Его ведьма перебирала ногами и смотрела на землю, как на чудо, гладила листики кустов, сорвала пару цветков. Волосы тянулись за ней гладким шлейфом, цепляясь за траву и веточки, но девушка не обращала внимания на неудобства и грязь. Она казалась абсолютно, беспрекословно счастливой. Глаза впитывали цвет зелени и сами становились ярче, насыщеннее, совсем как тот камень, малахит, что добывали в горах далекого севера. Стоил тот камень баснословно дорого, и Мадара теперь понимал, почему. Если он так красив, как глаза его пары... Ее счастье отражалось солнцем у него в груди, захлестывало через связь, незримую, но от этого не менее ощутимую. Девушка повернулась, лицо ее странно скривилось. Мадара не сразу понял, что это улыбка. Сказала короткую фразу на своем языке и нахмурилась, когда осознала, что ее не понимают. Тогда подошла, аккуратно взяла шиноби за руку и прижала натруженную ладонь с островками грубых мозолей к своей нежной щеке. Мадару словно пробило током. Собственническое чувство захватывало с головой, накрывало, как снежная лавина. Вместо этого, чтобы не испугать самой демонической стороной натуры, закрыл глаза и прижал ладонь сильнее. Она еще познакомится с темпераментом и любовью Учиха. И примет, ведь не зря же они родственные души.***
- Где были мои мозги, когда я соглашался на подобное? - Мадара со стоном рухнул на колени супруге. Гарри, а сейчас - Кагоме - Учиха нежно провела по лбу, отводя непослушные, жестковатые пряди. - Ты ведь сам хотел встать во главе новой деревни? - в ее голосе все еще звучал прелестный акцент, ничуть не влиявший на понимание, скорее, придававший нежный, слегка пряный привкус. Море и специи. Мадара прикрыл глаза. Здесь, в хозяйском доме кланового квартала, он мог позволить себе полностью расслабиться, убрать ужасающую ауру - все равно ни на кого не действовала, люди перестали бояться Демона клана Учиха после того, как увидели его пробег до госпиталя, а после - до клана Сенджу, чьи врачи до сих пор считались лучшими. Но он не виноват, это все Гарри вздумала рожать на две недели раньше! Обычно жены клана Учиха пропадают в глубине родовых особняков сразу после свадьбы. Но попробуйте запереть Гарри, возжелавшую обучиться медицине и травничеству при внезапной поддержке Мито-химе, ставшей частой гостьей клана после своей помощи. Кстати, о химе. - Мито ответила согласием на предложение Изуны, свадьба через восемь месяцев. - Это хорошо, они подходят друг другу. - Но у Мито другая родственная душа. Хаширама... - несмотря на все распри и конфликты, Сенджу все еще оставался лучшим другом. И не заслужил подобного предательства. - Ты помнишь? - Гарри легонько ударила мужа в лоб. - Это ее выбор - принимать связь до конца или нет. Встретить пару очень тяжело, поэтому люди ищут свое счастье - это разные вещи. - А ты?.. - А я выбрала тебя. В зарослях гортензии пели цикады, бамбуковый отрез отмерял время и падение воды, журчащей прохладно и соблазнительно. Мадаре не хотелось думать о новом конфликте с Сенджу, в который могла вылиться выходка Мито. Несмотря на поддержку клана Узумаки, они только-только начали жить в мире, Коноха расцветает... Хокаге Мадара Учиха совсем не хотел потерять плоды своих трудов. Ему внезапно понравилось быть главой селения, принимать заказы, руководить, видеть почтение, а не страх в глазах жителей. Видеть, как возвышается родной клан вместе с Сенджу, как остальные невольно уважают и здраво опасаются. Во многом - если не во всем - виновата драгоценная супруга. Это она вылечила Изуну, дав брату шанс на жизнь. Это она нейтрализовала Тобираму, когда тот собирался нашептывать гадости старшему брату. Это благодаря ей изменилось мнение народа о самом клане Учиха - и попробуйте доказать Мадаре обратное. Благодаря ей изменился он сам. - Кагоме! - с крыши свесились сначала волосы, а после - голова Хаширамы. Да, достойный глава у Сенджу. - Скажи своему, чтобы не переживал! Это отец с братиком рвут и мечут, а у меня сегодня свидание. И с заливистым хохотом ходячее дерево ускакало в неведомые дали. Гарри невинно улыбнулась. Сговорились, за его спиной сговорились! - И не стыдно? - Нет, господин супруг мой, - титул, сказанный с любящей насмешкой. Гарри не хуже куноичи могла выбить дурь из обидчиков. Правда, предпочитала мирные решения конфликтов. Яды, к примеру. - Мне все равно нельзя волноваться. Фраза, сказанная вроде бы в никуда, заставила Мадару зарыться лицом в кимоно на животе супруги, спрятаться за шелковыми длинными волосами. Когда Гарри выучила язык, она рассказала историю о принцессе с длинной косой, что оказалась запертой страшной ведьмой в высокой башне. Но храбрый принц пришел и, несмотря на все опасности, спас ее. И жили они долго и счастливо.