юго-северный союз

Шерил покидает Ривердейл, когда в этом Богом забытом городе её перестаёт что-либо удерживать. Когда могила Джейсона зарастает ядовитым плющом, и серый камень скрывается под ярко-зелёными лозами. Как глупая девочка, Шерил твердила название ужасного растения — токсикодендрон укореняющийся, — пока не поняла, что брату это не поможет. И её безграничные знания в областях биологии, химии, филологии и всём, что только могла выучить Блоссом, Джейсону уже не нужны. За одну ночь Шерил собирает чемоданы и уезжает из Ривердейла в Нью-Йорк, туда, куда всегда тянулся Джейсон. В самолёте она запирается в туалете и долго смотрит на себя в зеркало, проводя пальцами по своему отражению, касаясь холодного безжизненного стекла, и оно в точности отражает её движение — в этот момент Шерил как никогда хочется разбить зеркало, уничтожить даже это, ведь зеркало — проводник к мёртвым — не смогло показать ей погибшего брата, которого она, Шерил Блоссом, уничтожила сама, своими руками показала ему путь к гибели. Когда Шерил смотрит в окно, она вспоминает ярко-розовые волосы волнами, смуглую кожу и шипящий голос, по-змеиному выводящий гласные и срывающийся на особенно высоких нотах. Шерил до сих пор помнит и на мгновение хочет развернуть самолёт и приземлиться в Ривердейле, но она поклялась — Джейсону, самой себе, — что в проклятый город больше не вернётся. Нью-Йорк холодный. Серые высотки, уходящие в небеса, редкие хлопья снега, тут же растворяющиеся в городской грязи под каблуками прохожих — Шерил Блоссом тут самое место, ведь Нью-Йорк — город, куда съезжаются все мёртвые, обманчиво живой и одновременно служащий пристанищем для таких, как Шерил. Для девочки с огненно-рыжими волосами и кроваво-алыми длинными ногтями, которыми она не раз раздирала скромную белую рубашку Тони Топаз. Для мальчика с дырой во лбу и мертвенно бледным лицом. Для Южной Змеи, чьи глаза постепенно стекленеют и становятся неотличимыми от жителей Нью-Йорка, а синие вены выпуклыми буграми проступают на тонких запястьях. У аэропорта Тони остаётся одна. Неуверенно сжимает в пальцах ручку потрёпанного чемодана и смотрит на огни виднеющегося вдали города. На Нью-Йорк опускается ночная тень, а ведь Тони умная девочка, знает, что в любом случае Бэтмен, Супермен или даже Джокер смогут прийти к ней. — Господи, твою мать, — бормочет Тони, когда ловит попутку и садится в обшарпанную машину к полному старику, поводит плечами, заметив жадный взгляд чужого человека, и оголяет грудь, сверкнув цепочкой с драконьей пастью. Где ты, Шерил? Нью-Йорк огромен. Шерил сидит в крохотной комнате мотеля с видом на грязные улицы города и смотрит на проносящиеся мимо машины. Уже два месяца она видит, просыпаясь, над собой бывший белоснежный потолок с паутиной трещин на нём и гадает, сколько ей ещё осталось. От официантки, носящей непозволительно короткую юбку и дающей каждому клиенту трогать себя за задницу и зажимать у стены, шаря рукой между стройных ног и наслаждаясь грязными вздохами, не отказалось одно кафе, где днём распивали кофе, а поздней ночью, когда кофе исчезал, появлялись вертлявые девчонки у шеста. Шерил не танцует перед женщинами и мужчинами, а тупая тоска по Джейсону и Тони давно сменилась бесстрастным взглядом на грязный американский мир девочки без денег. Шерил не танцует — она разносит напитки, лавируя между клиентами, и только однажды позволяет взгляду проясниться, а слабой улыбке заиграть на помертвевших губах. Когда слышит хриплое и одновременно счастливое: — Я нашла тебя. И, повернувшись на голос, замечает розовые волосы россыпью по худым плечам и тепло улыбающиеся тёмные глаза.