bloody knees .

      У него поперечные шрамы и тушь размазана по лицу. Она его всего заплакала. Девушка-брошенное-солнце. Он смотрит на нее из-под опущенных ресниц, веки саднит – закрой, закрой их и увидь его.       Он по заброшенным автострадам, камушки мыском пиная. Лишь бы не думать. Лишь бы не видеть эту улыбку, этот взгляд. У него кратерами сердце и воет, разрывается. Почему он так смотрит?       Где-то на задворках собственного сознания (в остатках здравого смысла), рядом с безупречным не ограненным безумием, он открывает новые галактики – Арчибальд Эндрюс и Джагхэд Джонс. Он ножом вдоль тонких фарфоровых запястий – его имя под кожу, куда-то вглубь, чтобы не выцарапать и не достать. Навсегда не твой.       У него закатами душа изводится. Он до него – не дотянется, не прикоснется. В мире несправедливых вселенских замыслов, в масонских заговорах, в убийствах и дорожных происшествий – его угораздило в него (не)влюбиться.       - блядь, блядь, блядь.       Он ногтями по вискам – выскабливает его голос из-под черепной коробки. Бесполезно. Тщетно. Бестолковый мальчик, которому понравился другой. Он, словно не из этой планеты. Открытый, с яркими глазами и широкой улыбкой.       - я для тебя все что угодно, Джаг. поговори со мной.       Пошей нахуй! И криком в пустынную холодную осень. Он устал. Он разъебан. Ему не нужны порнографические мальчишки с лиловыми от девичьих поцелуев губами. Ему не нужен этот звонкий смех и хлопок по плечу.       - мы же друзья, да?       - это мы еще посмотрим.       Не признаваться. Ни себе, ни кому-то другому.       Когда под вечер ни сил, ни эмоций: бутылка дешевого скотча и скотчем примотан к затертому шезлонгу. Задний двор. Сверчки. Осознание собственной ничтожности (отчаянные попытки оправдаться перед самим собой).       - он мне нахер не нужен.       Лживая правда с горьким послевкусием на треснувших губах.       В миллионах незаконченных романов, он должен был сорваться с места и к нему - на порог. Брошенный преданный щенок. Носом о щиколотки и зацеловывать до засосов и иссини-черных гематом. Он должен одежду с него сорвать и губами размазать все свои признания (всю свою искренность сознания) по его идеальному спортивному телу. По венозным рукам кончиками пальцев – до мурашек по спине и пояснице. Он должен касаться, он должен желать. Он должен был бы сорваться. Но он сидит, и ночное небо предвещает: будет дождливо (читать, как «тоскливо»). Откровенное порно.       В предрассветной судороге, пьяном тумане, молчании. Когда тень от собственного тела – неузнаваема. Когда понимаешь: заболел. Вот тогда сорвешься с места и под холодный кран.       - исчезай, исчезай, исчезай.       Ты думаешь, ну, хуже уже некуда. Но звонок на телефон и краткое:       - где ты?       Секундная пауза и он добавит:       - я тебя всю ночь искал, где ты, Джаг?       И ты – надломленный, треснувший, беззащитный, ему ответишь:       - приезжай.       Ты понимаешь: Арчибальд Эндрюс тебя пережевал и не поперхнулся. Он тебя сожрал без зазрения совести на завтрак, запивая тебя охлажденным брютом из папиных вин.запасов. Ты понимаешь: я без тебя вовсе не я, ты без меня всегда будешь первым.       И он приедет. По скользкой мертвой дороге, по прямой, на красный и не глядя на «stop». Он приедет и криво припаркуется. Он приедет и на пороге:       - Джагхэд, я дома.       А у тебя витиеватыми иррациональными минорными мелодиями по телу его голос. Он здесь для тебя, ради тебя. Обеспокоенный взгляд и крепкие объятия. Он обжигает тебя своим дыханием, и ты наглым образом, эгоистично, почти отчаянно – отнимаешь его личный кислород. У него губы на вкус как сладкая вата и пряничный домик на Рождество. У него губы на вкус коньячные и с сигаретной дымкой. У него губы на вкус такие, какими ты их и представлял.       - признаюсь, не ожидал.       А ты ему, словно мантру:       - целуй меня. целуй меня. целуй.       Галактику Арчибальда дважды просить не надо. Он о тебе и так слишком долго мечтал.       За поцелуями скроется искренняя правда. За крепкими объятиями и томными вздохами, за сладким хриплым смехом и огнем в глазах, истина кроется в вине. От Арчи несет брютом. Сегодня в Ривердейле кто-то снова умрет.       Джагхед делает ставку на свою галактику. Извиваясь под властными руками парня, он тянется за очередной дозой грубого удушья – он его искусал, уничтожил, полностью обезоружил.       - мне не страшно.       - ты что-то сказал?       Универсум его не услышит.