Очень страшная история

Первое послание с угрозами нашла мама. — Ох, что это?.. Криденс и Частити переглянулись, разом стряхнув остатки сна, мешавшие им быстренько расправиться с завтраком. Они никогда не слышали, чтобы мама охала или ахала. Ей было не до того: довольно трудно в одиночку растить троих детей в большом городе. Должно быть, случилось что-то из ряда вон выходящее. Мэри Лу Бэрбоун вошла в столовую, держа в руках листок бумаги. Вытянув шею, Криденс разглядел рисунок, набросанный жирными штрихами: большая фигура в черном одеянии застыла неподвижно посередине листа, фигурка поменьше тянула к ней руки с растопыренными пятернями. Выглядело действительно жутковато, особенно в тусклом свете ноябрьского утра. Впечатление усиливала и небрежная надпись наискосок: «МУМИЯ». — Что за глупые шутки? — растерянно вопросила мать. Дети недоуменно пожали плечами. — Нашла это в корзине, — поведала Мэри Лу. — Ой, может, на рынке подкинули? — воскликнула Частити. — Вечно там подозрительные типы ошиваются! — Тихо! — шикнула на нее мать. — Модести разбудишь. Частити незамедлительно вернулась к тарелке с овсянкой и споро заработала ложкой. Криденс потянулся за кружкой с чаем и покосился на блюдце с засахаренными лимонными дольками: оставалось штук пять. Оглянувшись на сестру, он отрицательно помотал головой. Частити благодарно улыбнулась и ухватила пару штук. Остальное предназначалось младшей. — Кстати, Частити, ты брала мою косметичку? — Голос матери донесся уже из прихожей. Сестра сделала круглые глаза: — Конечно нет, мамочка! Может, это Криденс? Криденс поперхнулся чаем. Выразительно покрутив пальцем у виска, он выскочил из-за стола, схватил портфель и вылетел на улицу. Сегодня уроки у Криденса закончились раньше, чем у Частити. С сожалением проводив взглядом приятелей, оставшихся погонять мяч на школьном дворе, он поспешил домой. Мама, отдав необходимые распоряжения, отправилась на работу. Криденс разогрел обед к приходу сестры. Четырехлетняя Модести крутилась рядом, прыгая на одной ноге и распевая песенки. После обеда Частити вытолкала их гулять — под предлогом того, чтобы не мешали заниматься уборкой. Криденс знал, что была и другая причина: сестра очень любила петь, занимаясь домашними делами, но стеснялась слушателей. Вечер прошел как обычно: уроки, ужин под милое воркование Модести… Уложив малышку, Мэри Лу и Частити принялись печатать листовки (мать подрабатывала в благотворительной организации и часто брала работу на дом), а Криденс раскладывал их и упаковывал — в выходные они всей семьей будут их раздавать… Громкий визг выдернул Криденса из сладкого утреннего сна. На этот раз объектом угроз оказалась Частити. Она стояла на пороге своей комнаты в ночной рубашке, на щеке отпечатался след от подушки. В дрожащей руке сестра держала листок, похожий на вчерашний, однако иного содержания. Огромная круглая голова на рисунке разевала рот на пол-лица; глаза головы, такие же круглые, зияли черными дырами, а в макушку хищно впивались черные извивающиеся змеи. Под головой находился крошечный треугольник, из которого в разные стороны торчали длинные ноги и руки. Подпись под рисунком констатировала то, что и так было понятно перепуганным зрителям: «ЧАСТИ ТЕЛ». — Господи, что это? Это террористы, да, мам? Они нам угрожают? Но почему? Да еще и, — она перевернула листок, — на наших же листовках! Что мы им плохого сделали? Мать была настроена решительно. Она проверила все замки, обошла дом вокруг и переговорила с мистером Кейджем, старичком-соседом и бывшим полицейским. Тот заверил, что ничего и никого подозрительного в округе не видел, но с удовольствием возьмет их дом под особый надзор (чем он, впрочем, и так занимался, все дни напролет проводя у окна). Затем миссис Бэрбоун лично отвела Криденса в школу, а Частити велела сидеть дома с Модести тихо, как мыши. Третье послание Криденс обнаружил перед уроком английского, вынимая из сумки учебник и тетрадь. Неизвестный отправитель на этот раз превзошел себя: листок бумаги был усыпан зловещего вида бомбами, летящими с неба прямо на лаконичную подпись «ОТМСТИ!!!» Криденс несколько секунд обалдело таращился на грозный призыв, а потом в голове у него что-то щелкнуло, и частички пазла встали на место. Он влетел домой с угрожающим письмом в вытянутой руке. Мама и Частити с напряженными лицами сидели за кухонным столом, изучая разложенные перед ними послания. Криденс собрался было крикнуть: «Мам, я знаю, в чем дело…», но его опередил голосок Модести, в ту же самую секунду заглянувшей в столовую: — Ой, вы уже нашли мои подарки? Понравились? Мать, брат и сестра молча уставились на малютку. Первой пришла в себя миссис Бэрбоун. — Модести? Ты… это твое? — Конечно, мамочка! Погляди — это же твой портрет! — Модести указала на «мумию». — А это я тебя обнимаю. Вот, видишь, так и написано: «Мам и я». Малышка обхватила мать обеими руками и ласково прижалась к ней. Растроганная Мэри Лу поцеловала любимицу в макушку, однако решила прояснить ситуацию до конца: — А что это за «части тел»? — Мам! — обиделась Модести. — Это же, — она провела пальчиком по надписи, читая по слогам, — «Час-ти-ти»! — Я?? — обиделась теперь старшая сестра. — Почему это я — такая уродина??? — Что ты, Частити, ты никакая не уродина! Ты красивая! Посмотри, какие у тебя красивые кудри! — Пальчик Модести нежно обвел вылезающих из головы змеек. — А как ты красиво поешь! — Да, и рот действительно так широко открываешь, — неудачно пошутил Криденс, за что мгновенно получил локтем в бок. Частити продолжала хмуриться, но уже с трудом скрывая улыбку. — Ну, а ты, Криденс? — Глазенки младшей сестры, уже наполнившиеся слезами, с надеждой обратились к нему. — Ты тоже не догадался? — Догадался, конечно! — поспешил успокоить ее брат. — Да ты же еще и подписала: «От Модести». Малышка расцвела от радости. — Тебе понравилось? Я нарисовала для тебя много-много больших и вкусных конфет. Криденс улыбнулся в ответ: — Спасибо! Они такие … необыкновенные. — Так, — снова взяла ситуацию в свои руки мать. — Признавайтесь, кто из вас научил ребенка читать и писать? Криденс и Частити, глядя на нее честными глазами, одновременно показали пальцем друг на друга. Мать подняла бровь и сделала вид, что ищет ремень. — Я, — вздохнув, покаялся Криденс. — В парке, когда гуляли, рисовали буквы на песке. — А я разрешила взять несколько листовок, — призналась Частити. — Те, где… где много опечаток было. — А карандашики я нашла в твоей сумочке, мамуля, — счастливо улыбаясь, внесла в картину последний штрих Модести. Мать закрыла глаза и схватилась за сердце. Частити в мгновение ока слетала на кухню за водой, а Криденс, сделав Модести знак замолчать, быстрым движением спрятал ее за спину. — Простите меня, дети. Старшие в изумлении переглянулись. Они ждали чего угодно, но не такого. — Я слишком мало внимания вам уделяю. Просто… я хочу, чтобы вы были счастливы… сыты и одеты, не хуже других… и порой забываю, что для счастья нужно не только это. Они подошли и уселись по обе стороны от матери, положив голову ей на плечо, и она неловко обняла их, а Модести залезла к ней на колени и обхватила обеими руками за шею, сказав за всех троих: — Мы очень любим тебя, мамочка! Мэри Лу вздохнула и улыбнулась. — Криденс, будь так добр — продолжай заниматься с сестрой. Первым делом объясни, как правильно отделять слова друг от друга. А тебя, Частити, попрошу водить ее в школу искусств, на рисование. Заодно сама будешь посещать занятия по вокалу. Уже в декабре вся семья присутствовала на первом концерте Частити — та выступала с хором и сольно, разрумянившись от гордости, и все зрители вторили ее звонкому голосу, исполнявшему рождественские гимны. На Рождество Криденс получил большую коробку засахаренных фруктов, Частити — набор щеток для волос и перламутровых заколок, Модести — альбом и акварельные краски, а мама — портрет в полный рост c накрашенными губами и тщательно выведенной крупными буквами подписью «Mary LOVE Barebone».