Meant to be yours

Диппер сам не понимал, почему он не стал ничего рассказывать Мейбл. Не позвонил прадядям, которые все еще были в своей экспедиции, но связь с семьей поддерживали, не написал Венди и Зусу, чтобы они собирали старую команду. Билл Сайфер – человек? Такое следовало осмыслить. Сохранил ли он свои прежние способности, или лишился их в новом теле? Что, если он стал сильнее? Что, если он планирует нечто особо пакостное, и рассчитывает именно на то, что Диппер соберет всех снова, чтобы расправиться с ними одним ударом? Видеть Сайфера в роли студента было дико. И дико даже не из-за его нового облика, а из-за того, что он и вел себя как человек. Никаких мистических штучек, никакой магии: обычный хулиган, наглый и самоуверенный тип, который, тем не менее, не может никого превратить в монстра или камень. Не может – или пока что не хочет? Если от прежнего Сайфера следовало ожидать неожиданностей, то чего ожидать от нового, вообще непонятно. Зачем Биллу было нужно выставлять его на посмешище перед однокурсниками? Ну, хорошо, он сам себя выставил на посмешище, но, если бы не Сайфер, этого бы не произошло! Однако, фактически Сайфер ничего не делал, только говорил. Никаких иллюзий, никаких попыток проникнуть в чей-то разум – одна болтовня и кривляния… Как вскоре выяснилось, болтовней и кривлянием Сайфер может сделать многое. Практически на каждой лекции он устраивал клоунаду, высмеивая все и всех вокруг, но – и это больше всего изумляло Диппера – ему все сходило с рук, потому что его… Любили. Билла Сайфера, худший ночной кошмар, любили люди. Даже те, над кем он посмеялся. Даже преподаватели, которым его «выступления» грозили срывом лекции. За пару недель Билл полностью освоился в университете, приобрел кучу друзей, нашел подход ко всем профессорам – в общем, сделался Мистером Популярность. Он даже обзавелся крайне эпатажным костюмом, вызвавшим всеобщий восторг, и явно призванным напоминать Пайнсу, кем был его однокурсник – будто об этом можно было забыть. Сайфер являлся на занятия, как на официальный прием: блестящие лакированные ботинки, брюки со стрелками, белая рубашка, желтый фрак, на спине которого он нарисовал огромный глаз, галстук-бабочка, цилиндр, и даже трость. Когда он, постукивая этой тростью и сверкая ботинками, подходил к университету, его встречали приветственными возгласами и шутовскими поклонами – такими же, какие он сам отвешивал при виде преподавателей. Кто-то попытался скопировать его стиль, но получилось столь убого, что Биллу даже не довелось пошутить на эту тему: бедолагу осмеяли его же друзья. Сайфер был на коне и купался в лучах славы и всеобщего обожания. У Диппера же, напротив, дела шли из рук вон плохо. В основном, потому, что именно он был жертвой большинства шуток Сайфера. Шутки были зачастую совершенно детсадовские: клей, жвачка или кнопка на стуле, незаметно приклеенная на спину бумажка с надписью «пни меня», подножки, связанные под стулом шнурки, «случайно» опрокинутый на голову поднос с едой, пауки в шкафчике, даже дохлая крыса в рюкзаке – Пайнс предпочитал не задумываться, где Билл ее взял. Дело было даже не в качестве шуток, а в энтузиазме, с которым одноглазый все это делал, и явной готовности делать это бесконечно. Когда Сайфер сказал: «забудь о спокойной жизни» - Диппер ожидал какой-нибудь демонической мерзопакости, лезущих изо всех щелей монстров, кошмарных снов, наконец… Что ж, кошмары ему действительно стали сниться регулярно, и, определенно, это происходило по вине уже-не-треугольника Сайфера. Но демоническая магия тут была ни при чем. Просто за короткое время и без того дерганый парень превратился в законченного невротика. Сложно оставаться веселым и жизнерадостным, если постоянно ждешь, когда за спиной раздастся смех, а под ногами окажется конец трости, о которую ты неминуемо споткнешься, чтобы грохнуться на пол, к вящей радости свиты Сайфера. Столь желанный университет, поступление в который стоило ему многих бессонных ночей за учебой, превратился в настоящий Ад. Он терпел все издевательства и унижения, пока они исходили от одного только Билла. Порой огрызался, но, понимая, что не сможет ничего сделать парню на голову выше себя, на стороне которого, к тому же, практически половина университета и, может быть, демонические силы, на рожон не лез. И никому ни о чем не рассказывал. Всем казалось, что он просто перегружен учебой. Пару раз родители, глядя на бледное, с огромными кругами под глазами, лицо сына, сами предлагали ему пропустить денек-другой, и он с радостью пользовался этим, однако, после всех своих мучений, просто не мог позволить себе подолгу прогуливать лекции, ведь это грозило провалом на экзаменах. И Диппер продолжал ходить на занятия, всеми силами избегая встреч с одноглазым. Порой ему это даже удавалось. Но, видя его беспомощность перед Сайфером, многие пришли к выводу, что тоже могут поупражняться на нем в остроумии. Лезть, что называется, поперек батьки в пекло, никто не рискнул, однако в отсутствие Билла… Да, Сайфер порой исчезал на несколько дней, и эти дни были самыми счастливыми в новой жизни Диппера. Недолго были. Едва он успел обрадоваться очередной отлучке своего кошмара, как свита Сайфера взяла его в оборот. Теперь избегать приходилось не одного человека, а целую толпу, и никогда нельзя было знать заранее, кто на этот раз решит позабавиться. Пинки, толчки, подножки сыпались со всех сторон, отовсюду было слышно: «Эй, лузер! Дерево!». Пайнс попытался было дать отпор – никто из этих придурков ведь не был демоном! – но ничего не смог сделать, их было слишком много. Его толкали, перебрасывая друг другу, как мячик. Его тыкали в спину: стоило обернуться в поисках обидчика, как позади уже оказывался кто-то другой. Его забрасывали смятой бумагой, а иногда и содержимым мусорных корзин. И Диппер сдался. Больше не пытался защититься, а, по возможности, игнорировал всех, старательно делая вид, что ему наплевать на это. Вновь появившийся на занятиях Билл с интересом наблюдал за очередным таймом игры «Пни Пайнса», но, как ни странно, сам в ней не участвовал – когда игру начинал кто-то другой. Если он замечал парня первым, тут уже его насмешек было не избежать. Однако, если бы у Пайнса было время и желание задуматься, он бы заметил, что Билл сбавил обороты, и больше наблюдал, чем действовал. - Эй, Пайнс, что это у тебя на футболке? Наивно поведясь на этот детский трюк, Диппер опустил голову, и тут же ему на лицо натянули его кепку, а сверху – капюшон толстовки, и затянули шнурок так, что обзор оказался начисто перекрыт. Затем его взяли за плечи и хорошенько раскрутили вокруг своей оси: он не сразу смог остановиться, даже когда его отпустили. Раздался хохот, кто-то поставил подножку, и Диппер полетел на пол. Он оказался совершенно дезориентирован, ничего не видел, а шнурок толстовки сдавливал шею. Дипперу показалось, что он задыхается, он запаниковал и стал судорожно дергать шнурок, пытаясь развязать, но только затягивая еще сильнее. - Дергай сильнее, тупица! - Да уж, у него проблемы! - Ребят, а он не задохнется реально? Внезапно смех и болтовня стихли, а потом чьи-то теплые ладони накрыли его руки и мягко отстранили их от запутанного шнурка. Но вспыхнувшая было надежда на спасение тут же была разбита звуком знакомого голоса: напротив Диппера оказался не кто иной, как Сайфер. - У кого есть нож? Дик, ты своим недавно хвастался! Давай сюда! Диппер отшатнулся назад, но Билл его удержал. И неожиданно спокойно, без обычной издевки, заявил: - Я ничего тебе не сделаю, Сосенка. Успокойся. Ты так сильно затянул узел, что его теперь не развязать, так что, если не хочешь всю жизнь так ходить, не дергайся и дай мне его разрезать. Через пару секунд Сайфер уже снимал с него капюшон. Вручил отрезанный шнурок, нахлобучил на голову кепку, покровительственно похлопав по макушке, и поднялся, поворачиваясь к остальным. - Значит, так. Мне не понравилось то, что вы сделали, так что я объявляю свою монополию на приколы над Пайнсом. Отныне издеваться над ним могу только я. Увижу, что кто-то к нему пристает – вам не поздоровится. - Билл, а ты не слишком много на себя берешь? – нахмурился Большой Том, самый здоровый парень на курсе. - Имеешь что-то возразить? Одноглазый двигался, как кошка. Ртутью стремительно перетек сквозь толпу и оказался перед Большим Томом. Том был на две головы выше и втрое шире, и, казалось, своими огромными ручищами он запросто мог укоротить Билла еще на голову. Но в руке Сайфера все еще был нож, и острие этого ножа уперлось Тому в пах. А еще Билл улыбался, и Диппер знал, КАК он может улыбаться. - Помнишь, Дик этим ножичком перерубил ветку толщиной с руку? Может, проверим, не затупился ли он? Большой Том побледнел и медленно отошел назад, двигаясь, похоже, на кончиках пальцев ног. При этом он чудесным образом уменьшился, словно сдуваясь, и, стоило единственному глазу Сайфера перестать следить за ним, как Том моментально затерялся в толпе. - Больше ни у кого претензий нет? Отлично. Тогда расходимся, дамы и господа, пара началась пять… Пардон, шесть минут назад. Сосенка, а ты чего тут валяешься до сих пор? Ждешь, что я тебя на ручках в аудиторию отнесу, принцесса моя? Пайнс подскочил, как ужаленный, стремительно краснея, и почти бегом поспешил на лекцию. Во вновь зазвучавшем со всех сторон смехе определенно слышалось облегчение: Сайфер мог пугать не только его, но, если Диппер худо-бедно притерпелся к безумию, которым тянуло от Билла в такие моменты, то студенты с подобным сталкивались впервые. Все поняли, что на этот раз одноглазый не шутил, он легко мог пырнуть Тома ножом, и едва ли было что-то, что остановило бы его, если бы он действительно собирался это сделать. Такого Билла они еще не видели, и были напуганы. Но и Диппер увидел своего врага с новой стороны. И, слушая лекцию вполуха, то и дело возвращался взглядом к приметному фраку и двухцветной прическе впереди. Почему Билл помог ему? Почему запретил другим издеваться над ним? Что он задумал?