Ночь, луна, объятия, слезы...

Я слышу, как он плачет по ночам. Он тщательно скрывает это, всякий раз улыбаясь мне по утрам. Его улыбка искрится счастьем, а в глазах сияет предвкушение того, что же заготовил нам новый день. Он никогда не унывает, если мы попадаем в передряги. Только злится временами, если кто-то посягает на его собственность или честь, но затем снова становится беззаботным и веселым. Он дурачится и шутит и громко смеется. Но я научился слышать фальшь в его смехе. Я научился видеть истинные чувства за этой безупречной голливудской улыбкой. Каждую ночь я вслушиваюсь в тишину. Приглушенные всхлипы и частые судорожные вздохи то и дело нарушают ее. Порой они стихнут на время, легким сквозняком Билли пролетит где-то совсем рядом и скроется из виду в ближайшей стене. Где-то на другом конце особняка послышится тоскливое завывание: тихое и прерывистое, словно плач ребенка, боящегося, что за слезы родители отругают его еще сильнее. А я все лежу в своей постели, закутавшись в одеяло на манер какого-то кокона или круассана, и не знаю что делать. Довольно с меня это терпеть, но что я могу сказать? Я ведь даже не знаю причину его слез, а спрашивать напрямую было бы слишком бестактно. Ох… Кажется, он возвращается. Его полупрозрачный силуэт непринужденно плывет в сторону кресел. Луна сегодня полная, яркая, и, сидя спиной к спинке кресла, ее отлично видно из высокого окна. В ее холодном невесомом свете призрак кажется еще прозрачнее, нереальнее. Как мимолетное видение в час грусти. Я часто спрашивал себя, реально ли все это? Что если все эти приключения — просто длинный сон или кома? И что если однажды я проснусь, но Билли там не будет? Будет его дом, фотографии, музыка… Но не будет рядом призрака его души. Не будет радостных восклицаний, хитрых усмешек и заливистого смеха. Не будет легкого потустороннего холодка поблизости, не будет глупых шуток, не будет словно благодарящих за что-то объятий… Объятия. Билли вздрагивает и переводит на меня удивленный взгляд, когда я излишне резко поднимаюсь с кровати. Но он тут же опускает голову, стараясь как можно незаметнее утереть глаза рукавом. — Что случилось, бромиго? Я тебя разбудил? Вовсе нет. Все в порядке, брат. Я прижимаю его к себе, ощущая, как он в какой-то момент становится более осязаемым. Он замирает в смятении, но уже через мгновение со смехом заключает меня в крепкие ответные объятия. — О-о-о-о, неужели ты проснулся, просто чтобы обнять меня? Ты ведь и так можешь делать это в любой момент, на зависть моим фанаткам! Фанаткам… Даже удивительно, как человек с такой армией поклонников мог чувствовать себя одиноким. Его любили тысячи, а он любил себя. Наверное, это трудно… Но больше ты не одинок, Билли Джо Кобра. Пока я рядом — не будет иначе, и ты это знаешь. Он снова смеется, а я снова слышу фальшь в его смехе. И чувствую его слезы на своем плече.