Годфри видят лишь Годфри

      Она пахнет летом и сахарной ватой.       Её волосы словно были созданы из солнца, а завораживающий блеск в глазах не знает когда пора окунуться в суровую реальность. Принять её.       Его же тяжёлый взгляд всегда смягчается от одной улыбки, которая доставалась лишь ему. От нежных прикосновений, которые доставались лишь ему, вместе с секретами, которые разделялись с ним одним.       Годфри — мрачные существа.       Одна фамилия могла породить чувство тревожности где-то под коленными чашечками, вызывать мурашки у желающих быть поглащеным этой тьмой. Эта фамилия не должна была достаться ей. Лита была слишком не-Годфри, в отличии от брата. Живущая в своём мире, где все родственники желают лишь добра друг другу, а друзья не предают, Лита опиралась лишь на свои отношения с Ро́маном и Шелли, которые не хотели это мнение разрушать. Возможно чуть позже.       Ро́ман же был Годфри до мозга костей.       До сжатой челюсти и порезах на щеке, которые он самостоятельно наносил лезвием. До сумасшедшего влечения к сестре, пусть и двоюродной. До ревности, что застилала глаза красной пеленой, что заставляла чуть ли не клыки чесаться. До желания вдыхать запах её волос всю его черно-белую жизнь, где лишь она была чем-то светлым, цветным и до безумия тёплым. Но вместо этого он заставляет очередную женщину забывать о том, что он делал с ней ночью и как она заходилась в рыданиях от его жестокости, стоило понять, что просить его быть грубее так себе затея.       Для Литы же Ро́ман всегда был самым близким: кузен, лучший друг, родная душа, всегда рядом, всегда придёт на помощь. Его ярко-выраженные скулы, по которым она так любила водить тонкими пальцами, останавливаясь на не затянувшихся порезах, о которых старалась не спрашивать; его потемневший взгляд, когда Оливия Годфри бросает очередную двусмысленную фразу в их сторону; его улыбка, что чаще всего сквозь сжатые губы и направлена лишь в её сторону; его тёплое дыхание куда-то в щёку и мочку уха во время перешептывания. Когда обнимают друг друга, Лита порой забывается в своих ощущениях, словно кто-то дёргает переключатель в её самых тайных комнатах сознания, заставляя жалеть, что это её брат. Так жалеть, что иногда непрошенные слёзы по ночам заставляют задыхаться.       Годфри странные. Годфри опасные. Годфри скрытные и непредсказуемые.       Но в то же время все эти выпускницы липнут к нему, видимо всё ещё веря в то, что где-то там у него есть тёплые чувства хотя бы для одной из них, что хотя бы одна из них сможет растопить сердце Ро́мана Годфри. Наивные и такие глупые.       Лита же старается быть хорошей всегда. Улыбается на комплименты одноклассников, подтекст которых не всегда самый приличный и от которых горькая слюна собирается во рту. Они и не думали выделяться на этой вечеринке, но так вышло.       Взгляд свысока от Ро́мана буквально сканируют каждый угол помещения, прежде чем он старается свыкнуться с мыслью о том, что он уже пообещал сестре посетить этот гадюшник сегодня вечером. И почему ей так захотелось попробовать влиться в это общество?       Прошло всего полчаса, как Ро́ман стал желать запустить стакан [он бы точно не промазал] с до омерзения дешевым виски прямо в голову ублюдку, что уже в пятый раз будто-совсем-случайно дотрагивается до её бедра. Но он не может. Он обещал хороший вечер, точнее она верила в то, что этот вечер будет хорошим. Ро́ман то знает, что обычно происходит на таких вечеринках, от того и не хотел приводить сюда Литу. И всё же он не испортит этот вечер своими выходками и разборками. Он сдержит обещание, а потом уже размажет этого урода по стене.       Лита напряжена. Лите не нравится повышенное внимание, их совсем не-намеки и комплименты, от которых разит слишком большим количеством алкоголя и будто бы каким-то двойным дном в каждом дружелюбном предложении от девушек со взглядом, в которых чувствуется острота клинка. Они спрашивают про Ро́мана, спрашивают о том, как часто они видят друг друга без одежды, о том, что любит и как любит. В долю секунды кажется, что крик сейчас буквально прорвёт её гортань, но на губах всё также продолжает играть натянутая улыбка, исполняя роль и пытаясь остановить каждый новый грязный вопрос.       Найти Ро́мана. Найти, потому что он единственный, кто смог бы спасти из этого омерзительно-липкого окружения, он, только он и всегда он. Но Ро́ман наверняка занят очередной «подружкой», как сам прозвал всех девиц, чьи имена Годфри даже не знает. Знает лишь, что время от времени он с кем-то видеться, хоть и ничего серьёзного. Это Шелли рассказала. Сама Лита никогда от него такого не слышала. И вряд ли услышит.       Она не потревожит его. Нет. Она и так вынудила взять её с собой, потому совсем не хочется заставлять ещё и волноваться, спасая от нежелательной компании. Именно поэтому Лита остаётся на месте, всё также держась за свою липовую улыбку на лицу.       Жаркий шёпот куда-то в шею, слишком вызывающий вырез у «подруги», которая со всем желанием прижимается к нему, оттягивая ширинку и заставляя со скучающим видом наблюдать за её телодвижениями.       Ро́ману всё равно.       Ро́ману просто хочется отвлечься. Ро́ман хочет на секунду забыть о желании сломать руку каждому, кто пытался позвать его сестру на танец, каждому, кто почему-то решил, что имеет право касаться её волос.       Хах.       Даже сейчас, казалось бы, девушка, страстно желающая ощутить его, девушка, лицо которой ему смутно знакомо, – возможно они даже из одного класса –, побуждает его, чисто по-человечески, чувствовать возбуждение и желание, что натягивает всё в нижней части тела, но больше ничего. Никаких чувств. Яростно оттягивая за волосы почти получившую то, что так хотелось получить в этот вечер, даму, застегивая по пути ремень, который так и не успел быть откинут куда-то в сторону, и нервно поправляя костюм, Ро́ман начинает искать взглядом ту, которая никак не даёт покоя его мыслям.       А ей же хочется убежать.       Скрывшись за одной из стоек и сдерживая желания присесть вообще куда-то в угол, забиться, спрятаться, Лита не сразу перестала обращать внимание на стоны из ближайшей комнаты, а временами казалось, что их слышат все вокруг. Щёки пылали и от компании, что её окружала весь вечер, появилось желание срочно посетить ванну. Отмыться от этого, растереть каждый миллиметр кожи, до которой умудрились дотронуться чужие люди и чужие слова. Надеть свою пижаму, заварить чай и вновь болтать с Ро́маном пока не захочется спать.       Ро́ман. Обида на него появилась как вспышка, однако также внезапно, как и пропала. Он привёл её сюда. Он должен быть быть с ней. Он не должен был исчезать!       Но нет, Лита. Умерь свой пыл.       Он просто дал возможность развлечься о которой ты так просила, пообщаться с присутствующими, ведь она всё болтала о том, что хочется завести друзей. Он ничем не обязан. Он выполнил твою просьбу.       Не обязан. Совсем. Это были твои решения.       Однако сам Ро́ман думает по-другому.       Буквально ментально, на уровне ощущения под кожей, чувствуя вторую Годфри в этом гадюшнике, он направляется к ней, стараясь отбросить мерзкое и застрявшее в горле чувство вины, не дающая вздохнуть, пока не увидит сестру. Он должен был быть с ней. Даже если бы она этого не желала. Тенью должен был следовать везде и продолжать наблюдать за её безопасностью.       Их взгляды встретились, врезались друг в друга, стоило завернуть за угол. Вся какофония звуков растворилась в тот же момент, как это произошло.       — Всё в порядке, — срывается с её губ быстрее, чем он открывает рот. Постаралась опередить какие угодно слова, что заставили бы её сердце сжаться сильнее, а его испытывать вину ещё сильнее.       — Прости.       Её облегчённая улыбка, его грустный взгляд, который был устремлён в самую душу. Весь громкий мир вокруг перестал их интересовать, да и вообще интересовал ли он их хоть когда-то? И какого хрена они пришли сюда? С самого начала им ничего из этого не было нужно. Никакое одобрение общества, никакие развлечения и никакое желание «влиться» не будет важнее этого мгновения рядом.       Сплетение пальцев, её такое чертовски-правильное прижатое к нему плечо, словно объятия после долгой разлуки, когда хочется наконец выдохнуть и сделать следующий вдох уже с примесью запаха её шампуня. Она в безопасности. Он ощущает спокойствие и это уже делает счастливее. Даже в окружении всё тех же желающих «помочь ей стать своей», «спасти его от безразличия», они оба наконец предпочитают уйти при любом сценарии, который готовит каждый день. С той, кто всё равно пахнет сладкой ватой и домом; с тем, чей взгляд проникает всё глубже и глубже.       Лита крепко держится за него, уже мысленно находясь в комнате, валясь на пушистом ковре, обсуждая весь этот отстойный вечер и искренне веря в то, что с Ро́маном прокатит актерская игра в то, что её совсем ничего не беспокоило.       Пусть от брата порой веет безумием, злостью, а иногда и чем-то таким текучим, жарким и опасным, что ей пока сложно понять. Он ангел. Её ангел, который, — она точно знает, — готов на всё ради неё.       Абсолютно всё равно на шёпот за спиной о том, что в их семейке явно творится какая-то чертовщина, что эти двое слишком близки. Непозволительно близки.       Годфри не обращают внимание на сплетни и любопытные взгляды.       Годфри видят лишь Годфри.