***
А беда пришла внезапно… Все началось с того самого момента, когда Казунари сказали, что он будет играть в паре с игроком из Поколения Чудес. Такао подумал, что это какой-то глупый розыгрыш, но в этот самый момент в зал вошел Мидорима. Высокий, с сильными руками, невероятным оттенком зеленоватых волос. Господи, а этот его небрежно-ленивый жест, с которым он поправляет слишком низко съехавшие на переносице очки. Эти его длинные перебинтованные пальцы, которыми следует ласково проводить по клавишам фортепиано. Нет, Такао точно не думал, что сможет влюбиться вот так, с первого взгляда. Нелепо. Жизнь стала похожа на дешевый женский роман. Но настоящие проблемы начались тогда, когда Такао стал ловить себя на откровенном залипании на Мидориму. На его пальцы. Черт возьми, да он мог узнать настроение снайпера, только взглянув на то, как забинтованы пальцы. «Это ненормально, — думал Казунари, в очередной раз глядя, как Шинтаро снимает бинты перед игрой, — так не быва… Сука. Стояк. Блядь, как вовремя-то…» «Это ненормально, — как мантру повторял Такао, яростно надрачивая в мужском туалете, — ну не должно так быть…» Нечаянно в сознание парня проскальзывает образ Мидоримы, медленно снимающего бинты с пальцев, пошло улыбающегося, медленно проводящего языком по тонким губам… Полузадушенное «Шин-чан» эхом отразилось от кафельных стен туалета. Кончил. Аж цветные пятна заплясали перед глазами. Так дерьмово Такао не чувствовал себя еще ни разу в своей короткой, но бурной жизни. Казалось, Мидорима все это время стоял за спиной, глядя на грязное действо своего друга — парни сдружились довольно быстро, насколько с кем-то вообще может сдружиться Шинтаро. Мерзко. Грязно. Пошло. Невозможно. Желанно. «Смирись и прими, — думал Такао, смывая сперму с пальцев, — это было чертовски предсказуемо…» Видимо, внутренние переживания Казунари отразились внешне больше, чем он того хотел. Мидорима как-то странно на него посмотрел — с нежностью? — и ободряюще хлопнул Такао по спине. Вдоль позвоночника побежали мурашки. Низ живота снова начал скручивать тугой узел возбуждения. Точка невозврата. Этот момент намертво врезался в подкорку его мозга сияющей точкой. И всплывает в памяти в любой момент, особенно неподходящий. Но это только цветочки. Ягодками уже можно считать эротические сны Казунари, которые просто преследовали парня каждую ночь. Яркие видения, в которых парень тесно прижимается к Мидориме, стонет, отзываясь на малейшее прикосновение баскетболиста, покорно раздвигает ноги, требуя большего, подставляет шею под поцелуи, дико прогибается в спине, чтобы быть ближе… И каждую ночь Такао просыпался от пульсирующей боли в члене, уже ставшим чересчур привычным жестом накрывал его рукой и быстро дрочил, закрывая рот рукой, чтобы не най Бог не услышали родители или младшая сестра, представляя ухоженные пальцы Мидоримы, и кончал. Быстро. Непозволительно быстро. Казунари стал замечать, что ему очень хочется мысленно раздеть Шинтаро. Парень решил провести эксперимент на уроке. Лучше бы он этого не делал. Такао было плохо. Ночами он мучился развратными снами с участием своего лучшего друга, а днем отшучивался, скрывая свои истинные чувства, боясь разрушить установившееся доверие. Всего три месяца понадобилось, чтобы так влюбиться. Бесповоротно. Безвозвратно.***
Это хриплое «нет» Мидоримы отдалось волной мурашек, пробежавшихся вдоль позвоночника. На губах Такао заиграла улыбка, а в груди затеплилась надежда. — Если ты считаешь, что я живу здесь, то ты ошибаешься, — прокашлявшись сказал Мидорима. Казунари, наконец, решился обернуться и увидел, что Шинтаро улыбается. Едва заметно уголками губ, но все же… «Нет, с этим определенно нужно что-то делать». Такао встал, внезапно ноги стали ватными и тяжелыми, но он смог преодолеть сопротивление. — Идем, — хрипло прошептал Казунари. В горле все пересохло. Он взял Мидориму за руку и вытащил того с насиженного места. Медленно, едва касаясь, обвел большим пальцем костяшки. Взгляд снайпера непроницаем. Невозможно понять, о чем он думает. Слева была лестница на пустой уже пляж. Такао буквально протащил Шинтаро по ступенькам и вжал того в стену, расставив руки по обеим сторонам головы Мидоримы. — Неужели не понимаешь? — хотел, чтобы прозвучало сердито, а вышло как-то жалко… — Не понимаю чего? — опять этот небрежный жест. Такао уже не может держать себя в руках. Будь что будет. — Да люблю я тебя, придурок! — Казунари ударил кулаком по бетонной стене, в кровь разодрав костяшки. В глазах Мидоримы промелькнуло какое-то странное чувство, в миг поменяв позицию, — теперь уже он нависал над Такао — спросил: — Ты уверен в своих словах? — горячий шепот обжигал губы брюнета. — Да-а… Чужие губы накрыли губы Такао. Мидорима целовался властно и одновременно игриво, сминая податливые губы удивленного приятным исходом событий сокомандника, сплетая языки, лаская нёбо. Казунари перебирал зеленые прядки волос, наслаждаясь желанной близостью. Руки Мидоримы оглаживали спину, вызывая приятную дрожь, завязывая тугой узел возбуждения. — Блядь, Шин-чан, ты даже не представляешь, как я тебя хочу, — прошептал Такао куда-то в ключицу Шинтаро. — Ты же знаешь, что я уже не смогу остановиться. Если я продолжу, это станет точкой невозврата. Да, именно точка невозврата, только для Такао она наступила намного раньше. — Этого и не нужно. — Возможно, будет больно. — Плевать! — Такао многозначительно потерся членом о бедро Мидоримы. — Как знаешь… — сказал Шинтаро, целуя шею, посасывая нежную кожу. Наверняка останутся следы. Мидорима снял с Такао его форменную олимпийку и расстелил её на еще горячем песке. Выцеловывал какой-то дикий узор на шее. Черт, да это было похоже на один из снов Казунари, кто бы мог подумать, что сны могут так плавно перетекать в реальность. Никто. Только не Такао. Уложив Казунари на песок, Мидорима навис над ним и снова поцеловал в губы. Жарко. Горячо. Влажно. Как давно хотел.***
Мидорима поступил в Шутоку, зная, что в этой школе одна из самых сильных баскетбольных команд. Шинтаро ни на минуту не забывал о клятве, которую дали игроки Поколения Чудес друг другу. Бывшие игроки. В общем, Шутоку была выбрана как способ достижения своих собственных корыстных целей. Но Мидориму ждал большой-большой сюрприз. Его поставили в пару с Такао, который смотрел на него как-то… странно — не то что бы с ненавистью, но и не безразлично. Когда Шинтаро посмотрел в его прозрачные серые глаза, в сердце ёкнуло. — Не волнуйся, Шин-чан, я смогу передать тебе быстрый пас в самый нужный момент! — Такао улыбается и, кажется, светится изнутри. — Не называй меня так фамильярно, — Мидориме оставалось только поправить очки, скрывая эмоции. Конечно, это не помогло — глаза брюнета разгорелись еще больше. Шинтаро тонул в этой серой пучине, а Такао лип к нему, нарушая все границы личного пространства. Он оказался первым, кому удалось прорвать блокаду равнодушия Мидоримы, войти к нему в доверие… Шинтаро не заметил, как ему стало не хватать общества Казунари, его теплой и искренней улыбки. Снайпер пропал, промахнулся первый раз в своей жизни, но зато насколько. Мидорима не заметил, как влюбился, хотя, в основном, не обращал на людей внимания вообще. А тут случилось так… Мидорима слушал гороскоп на день, когда миловидная девушка-ведущая начала рассказывать: — Раки. Сегодня ваш наиболее благоприятный день. Все ваши тайные желания сбудутся. Также вас ожидает приятный сюрприз. Начиная с этого дня, Шинтаро слушает гороскопы еще более внимательно. После уроков парни отправились на тренировочную игру, и Мидорима, переодевшись в форму, стал разбинтовывать пальцы. Вдруг Такао, сидящий перед ним, вскочил и рванул в сторону туалетов. Шинтаро остался ждать его. Казунари не было уже довольно долго и Шинтаро пошел проверить, все ли в порядке с его сокомандником. Нет. Не так. Другом. Лучшим другом. Чего снайпер не ожидал, так это того, что, подойдя к двери, он услышит тихие стоны Такао. Мидорима замер, вслушиваясь, возбуждаясь сам. Хорошо, что в раздевалках уже никого не было, иначе сокомандникам выпала бы честь лицезреть дрочившего Шинтаро, подслушивающего стонущего Такао. У всех был бы культурный шок. Мидорима был уже на пике, когда он услышал из-за двери сдавленный вскрик: «Шин-чан!» Это стало краем для Шинтаро. Он кончил, выдохнув имя Такао, и сполз вниз по стене, обессиленный и опустошенный. Тайные желания? Да, одно сбылось. Приятный сюрприз? Есть, только что слышал. Вот она — истинная сила звезд. Мидорима услышал шум воды и на ватных ногах поднялся по стене, и пошел к спортивной сумке. Достал пачку влажных салфеток, которые в кои-то веки пригодились, вытер руки и живот и стал ждать Казунари. Наконец, брюнет вышел и, увидев Мидориму, отшатнулся в сторону. Шинтаро с нежностью на него посмотрел и ободряюще хлопнул по спине. Сквозь тонкую ткань формы парень почувствовал жар разгоряченного тела и волну мурашек, пробежавшую по спине Такао. «Люблю его, — подумал Шинтаро, глядя на идущего впереди Казунари, — и никогда не отпущу» Точка невозврата, отмеченная в пространстве. Назад уже нельзя. Мидорима спокойно отнесся к преследовавшим его каждую ночь сновидениям: Такао, стонущий в туалете, подрагивающий от возбуждения, хрипло выкрикивающий: «Шин-чан!» Теперь Мидорима не мог спокойно воспринимать это прозвище — сразу вспоминалась та щекотливая ситуация. На Шинтаро накатывала волна возбуждения. «Так не должно больше продолжаться. У этой задачи должно быть какое-то решение!» — рассуждал Мидорима, лежа на кровати. А решение нашло себя само…***
Мидорима покрывал поцелуями шею Такао, слегка покусывая кадык, на что Казунари выгибался навстречу, еще больше открывая шею, постанывая и прикрывая рот рукой, чтобы не услышали возможные прохожие. — Шин-чан!.. Боже!.. — Такао вскрикнул и закусил губу, когда Мидорима слегка прикусил мочку уха, зализал след и языком обвел ушную раковину. Футболки обоих полетели куда-то на песок. Мидорима поцелуями-укусами дошел до сосков. Взяв один в рот и прикусывая его, Шинтаро слушал тихие полустоны-полувскрики. Такао оказался отзывчив. Чертовски отзывчив. Шинтаро провел дорожку поцелуев до пояса джинс и посмотрел на Казунари. — Если будет неприятно, скажи — я сразу остановлюсь. «Хотя мне кажется, что остановиться я уже не смогу. Не сегодня. Никогда». Такао кивнул, давая разрешение. Он не будет останавливать Мидориму. Ни при каких условиях. Никогда. Не в этой жизни. Мидорима расстегнул ремень на джинсах Казунари, аккуратно вынул пуговицу из петли и медленно опустил бегунок молнии. Такао вздрогул, почувствовав холод пальцев Шинтаро, но приподнял бедра, помогая снять лишнюю сейчас одежду. Снайпер стянул джинсы вместе с бельем и небрежно бросил их на песок. — Шин-чан… — лицо Такао залилось краской, когда горячее дыхание Мидоримы опалило вставшую плоть Казунари. Шинтаро провел языком вдоль члена, обводя каждую выступающую венку, поцеловал головку и, наконец, взял в рот настолько, насколько это было для него возможным. Такао норовил податься бедрами, и Мидориме пришлось его удерживать. Казунари плавился изнутри, чувствуя шелковистую кожу щек и немного шершавый язык, щекочущий уздечку. Казалось, что вместо крови по сосудам двигалось раскаленное железо. С каждым движением Шинтаро Такао становилось все жарче. Разыгрывающий был уже на грани, когда Мидорима взял на всю длину. Такао на какое-то время выпал из реальности. Весь его мир сузился до Шинтаро, который отпрянул от неожиданности. Несколько капель спермы попало ему на лицо и стекла очков. — Кажется, это нужно снять, — с нервным смешком сказал Казунари, приподнявшись на локтях. Очки полетели куда-то в песок, а за ними и последние капли самообладания Мидоримы. Сдерживаться уже невозможно. Такао поцеловал Мидориму нежно и целомудренно и посмотрел в глаза снайперу. Шинтаро увидел во взгляде Казунари вызов, призыв к дальнейшим действиям. «Неужели берешь на слабо?!» — во взгляде Мидоримы читается удивление. — Оближи, — хрипло говорит он, поднося пальцы к губам разыгрывающего. Шинтаро понял, что пропал окончательно. Кончить можно было только от прикосновений юркого языка Такао к пальцам. Снайпер смотрел в полуприкрытые глаза брюнета и пытался умножать в уме трехзначные числа. Лишь бы не кончить прямо сейчас. Отнимая ото рта уже достаточно смоченные пальцы, Мидорима нежно поцеловал Такао в шею, опускаясь рукой ниже, задевая начинающий снова затвердевать член, мягко надавливая на сжатое колечко мышц, проталкивая один палец. Шинтаро проводит влажную дорожку до соска, обхватывает губами напряженную бусинку. Казунари издает гортанный полустон и расслабляется, вплетая пальцы в мягкие волосы Мидоримы. Снайпер двигает рукой, растягивая, продолжая ласкать соски, добавляет второй палец. Такао замирает, прислушиваясь к новым ощущениям. Не сказать, чтобы неприятно. Некомфортно. Мидорима продолжает растягивать и задевает чувствительную простату. Казунари удивленно вскрикивает и протяжно стонет. Возбуждение разливается волной по телу разыгрывающего, собирается в паху тянущим узлом. Теперь Такао сам подается бедрами, насаживается на пальцы Мидоримы, которых уже три. Стоны Казунари эхом отдаются по пустынному пляжу, доводя до кипения Шинтаро. Мидорима не выдерживает. Он заменяет пальцы на свой уже ноющий от перевозбуждения член и входит. Медленно и осторожно, задевая головкой простату. На всю длину. Замер, давая время привыкнуть не только Такао, но и себе. На глазах у Казунари выступили слезы, и Шинтаро их сцеловал, чувствуя на языке соленую влагу, извиняясь, поцеловал в губы. Казунари дал разрешение двигаться, подавшись бедрами вперед. У Мидоримы сорвало все тормоза. Навалившись на Такао и закинув его ноги себе на плечи, стал совершать размашистые толчки, вдавливая брюнета в песок. Хорошо, что в такое время на пляже не бывает людей. Такао пронзительно стонал, отзываясь на малейшие ласки Мидоримы, заглушая его хриплые гортанные, больше похожие на рык, стоны. Казунари был очень громким. Шинтаро, чувствуя, что скоро кончит, начал ласкать член Такао в темп своим рваным толчкам. Снайпер доводил брюнета до исступления, до сорванного на хрип голоса. Казунари в предоргазменной судороге вцепился Мидориме в плечи. Наверное, останутся синяки. Такао кончил, простонав «Шин-чан!». Порнушным сейю стоило бы у него поучиться. Этот возглас был финишем и для Мидоримы. Он с хрипом уткнулся Казунари в изгиб шеи и прошептал, касаясь губами кожи: — Люблю тебя…***
Такао сидел на остывшем песке, привалившись спиной к груди Мидоримы, и смотрел на последнее зарево заката. Красиво. Чертовски красиво. Завораживает. — Знаешь, касательно твоего вопроса про девушку, — Казунари поднял голову, испуганно глядя в глаза Шинтаро, — могу сказать, что у меня теперь есть парень. — Шин-чан, не пугай больше так, — Такао переплел свои пальцы с пальцами Мидоримы. — Я люблю тебя. Шинтаро улыбнулся открыто и искренне и поцеловал Казунари. Вверх тормашками. Может быть, по-детски. Может быть, смешно. Но он знал, что так правильно.