Никогда

Яхта, кажется, не движется. Можно было бы прибывать в этой уверенности, но ветер треплет и парус, и голубенькую ветровку, капюшон которой накинут на голову. Холодное ясное небо имеет такой приятный цвет... Пока судно набирает высоту, она лежит на палубе и сморит вверх. Нос мерзнет. Где-то в вышине проплыло что-то большое, огромное, перебирая какими-то... механизмами? Щупальцами? Да, китовая каракатица пролетела рядом с парусом. Буй. Пора вставать. Сейчас нужно взять штурвал и начать снижать скорость. Огромный холодный, гладкий, черный кит ловко провернул маневр, чуть не опрокинув маленькую яхточку набок. Как только она вернулась в своё нормальное положение, девушка снизила скорость до минимальной и поставила механизм на минимальный расход. Вот оно – место, к которому относятся с таким страхом, благоговением. Вечное Никогда. Сеть с уловом небрежно брошена в специальный отсек – распутать можно и потом. Кажется, здесь до сих пор всё серое, заволочено некой дымкой, которая струится по отсутствующей поверхности. На деле лишь обломки черного искорёженного металла, подвешенные в милях над теми, за кого на этом месте погибали. Стрелка компаса смотрит прямо на него – разломанный на несколько частей, похожий на поверженное чудище, огромный, каких уже не делают, и никогда больше не будут, дредноут. Видно, что он взорван изнутри собственными бомбами, края металла разлетаются заостренными лепестками. Яхта немного увеличивает скорость – нет смысла разглядывать то, что и так досконально изучил тысячу раз. Вверх и в бездну – только здесь видно, что корабль располовинен, и вторая часть неизвестно где. Точнее, конечно же, известно. Веревка крепко держит талию, когда девушка спрыгивает на один из бывших уровней и подходит прямо к горизонту. Рука касается прохладного льда, который, кажется, можно продавить, но... Но лёд становится неоднородным, за ним что-то движется, там светло, там тепло. Веревка на талии ослабевает, образы становятся всё четче. В небе – белые почтовые киты, теплое яркое мягкое солнце заливает бескрайнее пространство. И он. Его лицо. Такое родное, такое... Она начала уже его забывать, на самом деле. Потому и здесь. Он улыбается чему-то, что она видеть не может. Шумный вдох – он оборачивается. Брови хмурятся, лицо становится сердитым, вот-вот оттолкнёт. Под ногами пустота, веревка вяло болтается в руке... Чувство полёта не сопровождается обычным легким напряжением и страхом, нет. Лишь спокойствие и его глаза. И вдруг – как импульс! – женская улыбка. Заботливая, мягкая и такая родная. Рука сжимается на первом попавшемся участке веревки, яхта дергается кормой вниз, прежде чем выровняться и не давать раскачиваться. Сердце тяжело бухается в груди. Уже на судне руки начинают трястись, а ноги становятся ватными. Горизонт всё такой же туманный, за ним – покой и воля. Но рано. Пока слишком рано. Яхта удаляется, но она всё ещё изредка оборачивается – и правда, не стоит. Яркое, мягкое, теплое солнце заливает голубое небо, из пушистых облачков высыпают беленькие пингвины, киты играют друг с другом. Их черные гладкие спины блестят какой-то высшей силой, высшим благом. Белый... Белый кит? Вот он – знак, что всё хорошо. Всё хорошо. Мир существует, дни сменяют ночи, животные плещутся в природе, человек обретает гармонию. Ничего не потеряно.