***
– Бля, – Маккри бормочет, роясь в добротной куче картофельных очистков, стараясь найти на дне кухонной раковины чертово кольцо, которое соскользнуло с пальца, пока он ополаскивал руки. – Бля, бля, бля! – Опять. Темная рука быстро метнулась к содержимому раковины и, словно клешня в автомате с игрушками, ловко вытащила украшение, небрежно вкладывая его в руки ковбоя. – Я не специально. Я руки мыл, а оно возьми и ускачи. Оно мне вообще большое... – Пф. Конечно, оно тебе не подходит – ведь ты не подходишь мне, – Хандзо усмехается и складывает руки на груди, все же пристально наблюдая за тем, как кольцо возвращается на место. Джесси же почти не пялится, как невоспитанное дитя, за обратной метаморфозой лучника – за ту минуту, что они проводят в молчании, человеческая внешность уже снова взяла верх. Очухавшись, американец фыркнул, вздергивая вверх голову: – Кто еще кому не подходит! Я вообще на такие дела не соглашался! – Не стоило брать мои вещи, – едва заметно помявшись, раздумывая над тем, стоит ли уже уходить, Хандзо решил, что хочет пить, и плавно направился к холодильнику. – Ну лежало оно там, dios mío! Не стоит хранить такие ценные вещи на виду, мама не учила, Шимада? – Моя мама учила меня наказывать воришек, – парировал Хандзо, припадая к горлышку бутылки губами, глазами цепляясь за кастрюльку на верхней полке. Он достал ее одной рукой и, открыв крышку, удивленно вскинул брови: – Это карри? – Курица с карри, да. А что? – проворчал Маккри, скидывая картофельную кожуру в мусорное ведро, исподлобья поглядывая на лучника. – И ты будешь готовить ее с картошкой? – Ну... Да? – Дикость. Кто так ест? Курицу карри едят с рисом. – Знаешь, если бы твое величество соизволили бы вписать себя в расписание дежурства на кухне, и, вместо своих сраных медитаций, ты бы хоть что-то приготовил за год жизни тут, тогда ты мог бы делать мне замечания! – Маккри мгновенно вскинулся, почти швыряя ведро обратно под раковину, раздраженно глядя на Шимаду. Неожиданно для самого себя, Хандзо взорвался в ответ: – А что теперь, по вторникам, когда ты готовишь, вообще не есть? По утрам эти твои сахарные бомбы, днем непонятные супы, по калорийности схожие с цистерной жира, а на ужин такие извращения, как картошка с карри! – Ну прости уж, дорогуля, что главное извращение в твоей жизни – это карри и картошка! – Что?! Их спор прервал слегка искусственный по происхождению, но действительно искренний смех Гендзи, который уже несколько минут стоял в дверях кухни, держа руками корзину с овощами, которую, вероятно, привез с рынка. Под насупленное молчание обоих он прошел дальше, ставя корзину на тумбу у холодильника, и, прищурив глаза, елейно и ненавязчиво поинтересовался, глядя вообще в другую сторону: – Милуетесь? – Помилуешься с ним! Дай палец – руку по локоть отхреначит! – Я запятнал себя в этой жизни, но ошибаешься, брат, так сильно я себя не запятнаю, – презрительно сощурившись, Хандзо бросил на Маккри испепеляющий взгляд, словив в ответ такой же, но более угрюмый, и быстро удалился, умудрившись каким-то образом шлепнуть ковбоя по лицу концом золотистой ленты в волосах. Джесси, хмуро посмотрев в закрывшуюся дверь какое-то время, выругался, после доставая из кухонной полки пачку риса, грубовато швыряя ее на стол. – Только не говори ничего. – Знаешь, – совершенно игнорируя просьбу друга, протянул Гендзи, аппетитно захрустев яблоком. – Еще минута, и он бы тебя оседлал. – Ага, – фыркнул Маккри, доставая из тумбы ковшик для варки риса. – Как же, – с тихой улыбкой пробормотал он, когда вечером за ужином на тарелке Хандзо он увидел не рис, а картошку, под озорным пристальным взглядом младшего дракона.***
– Вау. – Ты говоришь это уже в десятый раз. – Ну, честно говоря, я пытаюсь рассмотреть свое выражение лица в твоей лысине, брат, но ты не учел этого, и не стал ее полировать. Хандзо мгновенно покраснел, почти сразу же беря себя в руки, и шумно выдохнул через нос: – Это называется "сбритые виски". – У тебя виски за ушами и на затылке? – киборг хохотнул, и этому невольно улыбнулся и сам Хандзо – без маски брат смотрелся весьма мило (не учитывая многочисленные шрамы и протезированную нижнюю губу). – А это... Если бы наш отец мог покончить с собой в ином мире, уверен, он бы это сделал. Гендзи щелкнул держателями брони на руке, и, сняв несколько панелей, протянул к старшему брату живую ладонь. Худые пальцы, неожиданно теплые, прошлись ладонью по выбритым вискам, затылку и шее, ладонь обхватила пучок, который Хандзо собрал из оставшихся волос, а потом указательный палец потрогал маленькую металлическую штангу, которая только вчера вечером появилась на переносице Хандзо. – Это больно. – Я знаю, – Гендзи хихикнул, игриво, но всё же осторожно двигая штангу туда-сюда. – Знаешь, ему так понравится... – Это меня не волнует. Я сделал это для себя. Рука внезапно переместилась ниже и напала на нос старшего брата, зажимая его между указательным и среднем пальцем, чуть качая это все в разные стороны, совсем как в детстве, пока отец не видел. – Плохо! Врать плохо! Очень плохо! Хандзо совсем не по-воински застонал, пытаясь отодрать руку родственника от лица, и мысленно провалился сквозь землю – в общую гостиную, о чем-то болтая, зашли Маккри и Лусио, который без своего кросс-фейд костюма смотрелся очень маленьким в сравнении с ковбоем. Примерно, как сам Хандзо. Несмотря на то, что беседа была весьма увлеченной, стрелок и ди-джей почти синхронно замолчали, переводя внимание на двух японцев. Спустя мгновение Гендзи убрал за спину руки, шкодливо улыбаясь, и стрельнул глазами от Маккри к Хандзо, как бы говоря американцу присмотреться. – Утречко, а что вы... Оу, – Джесси встретился с Шимадой-старшим глазами, осмотрел его и густо покраснел, неловко закидывая живую руку за голову, теребя отросшие волосы на затылке. Хандзо напряженно помолчал, после складывая руки за спиной на манер брата, но как-то подобравшись, и спросил, понижая голос: – Не нравится? – Э... Нравится... Ты прям помолодел. – Я выглядел старым? – густые, почти фигурные брови приподнялись выше, и японец обменялся с братом взглядом. Он, что, дебил? – Воу, нет! Чел, ты выглядишь г-г-г, повторяю, горячо! – Лусио, как истинный агент поддержки, спас ситуацию, беря все внимание на себя. – Бро, эти виски, этот пирсинг, ого-онь! А боты ты такие где взял? Чиркнешь адрес магаза? На одной песне во время концерта я должен выглядеть, ну типа, мужественно, сечешь? – Секу... Бро, – Хандзо вдруг как-то замялся, кивая, и, не привыкший к такому вниманию, отошел к дивану, ища в наплечной сумке визитку обувного магазина. – Эм... Ты выглядишь... Сексушно, – Джесси улыбнулся, выпрямляя спину, и, так и не убрав руки от собственных волос, продолжил. – Я выгляжу теперь таким неряхой по сравнению с тобой. – Не могу не... – Ну что ты, ковбой! – брата прервал Гендзи, быстро оказавшийся за Маккри, приобнимая его руками за плечи, вставая на носочки, чтобы выглянуть из-за плеча. – Это брутальная красота! Посмотри только на эту бороду, на сильные руки, ну, руку... Широкие плечи, улыбка койота, а волос по телу не счесть! – А ты откуда знаешь? – Маккри повернул к киборгу голову, улыбаясь уже раскованнее – приятно, как-никак. – Да, брат, откуда? Все трое вдруг посмотрели на Хандзо, который сидел на диване, сложив руки на груди, хмуро, но с любопытством глядя на этих двоих. – А ты ревнуешь? – Гендзи сощурился, игриво улыбаясь, и, не дожидаясь ответа, провел живой ладонью по плечу Маккри, как бы смахивая пылинки. – Понимаешь, во времена Blackwatch многое происходило... – Это как когда мы ходили в те купальни в Китае, и ты удалился на "массаж" не с той блондинкой, которую я тебе прямо на блюдечке приподнес, а с тем парнишей с ресепшена? Комната взорвалась смехом Лусио и Джесси, и даже Хандзо позволил себе улыбнуться. Гендзи же, имитированно-оскорбленный, прижал руку к груди, отклоняясь назад. – Немыслимо. Сначала мой брат, а потом ты, мой друг, наносите мне удар в самое сердце. Удар по репутации. Смертельно. Не стыдно тебе, мистер "люблю-позу-наездника"? Хандзо действительно ожидал, что Маккри смутится, что-то промямлит и смоется, как бывало несколько раз во время таких шуток. Но дракон просчитался – Джесси усмехнулся, расставил ноги шире плеч, ухватился пальцами за пряжку ремня, заключая в треугольник пальцев непристойную надпись на ней и как бы указывая на нечто другое, и цокнул языком, небрежно поведя плечами: – А чего стыдиться, милаш? Там, откуда я, мы делаем это так, чтобы потом ходить было тяжело. – Воу, воу, ВОУ! Зовите пожар-р-рных, этот парень просто адское пламя! – Лусио по-диджейски взмахнул руками сверху вниз, издавая задорный звук. Еще поболтав о чем-то некоторое время, Гендзи с Лусио удалились, потому что бразилец заманил японца свежими манго, которые привез со своей родины. В гостиной осталось всего два человека – Маккри стоял так же, как и до этого, в этой дурацкой "позе", только пошевелился ненадолго, чтобы взять в рот зажженную сигариллу, а Хандзо так и сидел на диване, сложив руки на груди, смущаясь, сам не зная чего, и от этого смущаясь еще сильнее. – Ну, – Маккри причмокнул сигарой, перекатывая ее на другой угол рта, и тихо хмыкнул, беззастенчиво пялясь на Хандзо. – Думаю, в твоем жутком облике ты будешь смотреться еще лучше, чем обычно. – Моя вторая сущность никак не поменяется. Я не могу влиять на внешность этого состояния. И... Стоп, что? – Хандзо поднял голову, глядя прямо в глаза Джесси, хлопнув глазами. – "Еще лучше, чем обычно"? – Я че сказал, то и сказал. Ты всегда выглядишь очень хорошо, – американец пожал плечами и, развернувшись, направился к выходу. – Бывай. Дверь закрылась. Хандзо улыбнулся.***
Очередной нечленораздельный, но очень красочный стон раздался в комнате отдыха. Маккри лежал на диване, закинув правые руку и ногу на спинку, левые конечности свесив вниз, на его лице лежала шляпа, прикрывая мученическое лицо. На другом конце дивана, у подлокотника, сидела Сатья Вашвани, красиво подобрав под себя ноги, и красила ногти, с архитектурной точностью и идеальной гладкостью нанося лак. В углу комнаты в приставку резались Хана и Лусио, и все как бы не замечали периодических, но участившихся чмоканий в щеку со стороны кореянки. На полу у журнального столика, не очень высоко над ковром, парил Дзеньятта, сложив руки перед собой, словно в молитве. – Бля-я-а... Чё ж так херово... – Насколько я помню, агент Маккри, вчера вы сами приняли решение о принятии такого количества алкоголя, – индианка увлеченно проводила кисточкой по поверхности ногтя указательного пальца, окрашивая в небесно-голубой, не шевелясь в целях отсутствия помарок. – Что же вы жалуетесь теперь? – А... А вот! – еще не особо трезвый с утра, Маккри шумно выдохнул, почти сразу же хватая шляпу и поднимая ее с лица – от собственного похмельного выдоха можно было задохнуться. – Старый пень еще не такой старый! Он вырубился даже позже Райни! – Я не вырубился, Хана! Я просто... Ненадолго потерял сознание, – ковбой взмахнул рукой куда-то в сторону играющих агентов, почти сразу же жалея о таком количестве потраченных сил. – Но это ничего не значит – потом-то я очнулся! Лусио подал голос: – А где сам расхититель бурбоновых гробниц? – Эта... Ух, простите... – Джесси прикрыл рот кулаком, пряча поток воздуха из желудка, ненадолго жмурясь. – Сраная Лара Райнхардт... Поступил по-рыцарски – оставил меня один на один с половиной бутылки, ушел спать, и до сих пор спит. – И вы, как истинный джентльмен, не оставили эту крошку в одиночестве? – промурлыкала Вашвани, подняв глаза от своего занятия, за что получила от ковбоя движение пальцами, похожее на пистолет – мол, ты права. Внезапно послышался тихий смех со стороны пола, и уже через мгновение над лицом американца промелькнула металлическая рука омника. – Позвольте вам помочь, агент Маккри. – Ого... – хлопнув глазами, Джесси невольно махнул рукой в сторону ярко светящихся приятным золотым свечением сфер, но не достал – они с тихим, не раздражающим жужжанием, кружились вокруг его головы, образуя маленькие орбиты. – Что ты делаешь с ним, омник? – оказалось, что Хандзо тоже был здесь – сидел в кресле в углу комнаты, где не было прямого источника света. Сейчас он стоял прямо возле дивана, с тревогой наблюдая за происходящим. Дзеньятта мирно поднял руки перед собой: – Просто помощь. Я не причиню вреда. – Да, Ханни, не волнуйся, всё... – Маккри было начал говорить, но понял, что на него не смотрят, да и не особо слушают – всё внимание Шимады было обращено к руке омника, точнее, к его пальцам. Именно там, на безымянном пальце левой руке, там, где фаланги были особым способом соединены между собой, внизу покоилось кольцо, надежно надетое, подходящее, словно влитое. Оно как бы прикрывало собой одно из звеньев соединения, и выглядело точно так же, как кольцо на живой руке Маккри. – Какого черта. – Нет нужды так волноваться. Я могу всё... – Какого черта, – Хандзо гневно посмотрел перед собой, как бы уже разговаривая не с присутствующими, а с братом, и пулей (точнее, стрелой) вылетел из комнаты. Джесси полежал, подумал, поморгал, подумал еще и, наконец-то, понял. Он перевел удивленный взгляд на омника и, почти не ощущая прежних недомоганий, выдавил из себя всё, что пока что мог: – О... Дзеньятта совсем по-человечески вздохнул, глубоко и печально, взмахнул руками, собирая сферы обратно к себе. – Мир очень сложен, Джесси Маккри. Не всегда мы поступаем, как того хотят другие, и в то же время не всегда получаем от других то, чего хотим. – Кольца bhaagy, я так понимаю? Судьбы, по-вашему, – Сатья наконец-то закончила свое занятие, закрыла бутылочку с лаком и подняла руки вверх, растопырив пальцы – не стала махать ими, как все девушки, как обычно, не позволяя себе лишних движений. – Интересные вещицы. В моей культуре я встречала их в виде браслетов на ногу и сережек. – И что ты можешь о них сказать? – осмелев по отношению к собственному телу, Джесси приподнялся на локтях, с удивлением отмечая свое идеальное состояние, и посмотрел на индианку. Та лишь таинственно улыбнулась: – Каждый случай уникален, агент Маккри. Нет ни одной одинаковой истории о людях, – она глянула на Дзеньятту, тот понимающе кивнул. – Одушевленных существах, связанных этими артефактами. Известно лишь одно – это никогда не происходит случайно. – В... В смысле? – Нельзя обладать кольцом, когда второе уже принадлежит кому-то, без причины. Всегда есть смысл, всегда есть связь, всегда есть духовные узы. Это неразрывное соединение людей, которое уже было до момента получения этой вещи. – То есть, оно как бы... Подтверждение? – Джесси ошарашенно посмотрел на свою руку, в голове прокручивая прежние слова Хандзо. "Оно не подходит тебе, потому что ты не подходишь мне." – Вроде того, – индианка вежливо улыбнулась, кивая, а после, не без женского кокетства, поинтересовалась. – Сомневаетесь, агент Маккри? Ковбой замялся, ничего не отвечая, ложась обратно на кровать, и за него ответил Дзеньятта: – Полагаю, они оба еще не нашли дорогу друг к другу. – Ах, так ведь еще интереснее! – Сатья усмехнулась и, встав с места, кивнула всем присутствующим. – Мистер Текхарта, не желаете ли потренироваться со мной? Ваши сферы выглядят очень любопытно. – Буду только рад. Агенты поддержки покинули комнату отдыха, а Джесси, застонав, перевернулся на бок, зарываясь лицом в небольшие диванные подушки. – Лулу, давай сделаем вид, что ничего не слышали? – Хана поставила на паузу игру и, положив джойстик себе на колени, шепнула, глянув на бразильца. – Без проблем... – Лусио хитро улыбнулся и, поиграв бровями, с имитацией на акцент и голос американца произнес. – Ханни. Гостиная взорвалась хохотом, а Джесси с горестным стоном накрыл голову подушкой. – Твою мать...***
– Вдова на крыше аптеки, лапули! Повторяю, Вдова на крыше! – Жнец был в районе рынка. Не отходите от меня – я должна иметь возможность дотянуться Кацудеем до каждого из вас. – Энжи, я достану его! Я знаю, куда он пойдет! – Стоять, Маккри! Агент Маккри, не покидать группу! – взволнованный рев Уинстона, сопровождаемый безостановочным жужжанием его пушки Тесла, неприятно отозвался в наушнике, но Джесси просто вытащил его, оставляя болтаться на проводе у ворота пончо, и, не заботясь о звенящих шпорах, рванул в сторону набережной, перепрыгивая через несколько ступеней. Как и ожидалось – уже сформировавшаяся из тени фигура стояла возле омника, лежащего на земле, наступая тяжелым сапогом на его грудь. В голове у Маккри так и бились слова Дзеньятты: – На набережной были дети из лагеря неподалеку. Я должен о них позаботиться. Позаботился, блин. Да, конечно, в ближайшей области детей не наблюдалось – видимо, он успел их вывести, но Жнец, скрывающийся от удара основной группы и свернувший в ту же сторону, конечно, не упустил бы такой легкой добычи. Они выстрелили практически одновременно. Пуля Маккри, хоть и не нанесла противнику особого урона, но хотя бы заставила вздрогнуть стрелявшую руку, из-за чего выстрел крупной дроби попал не в голову омника, а в плечо, разрушая механический сустав, заставляя конечность отделиться от тела. Дзеньятта глухо вздохнул, разрушая стереотип о том, что омники ничего не чувствуют. Жнец же, поведя плечом, в которое только что стреляли, так, словно сгонял муху, пнул руку, которая ныне была просто куском металла, заставляя ее звонко покатиться по набережной, и обернулся в сторону ковбоя, небрежно бросая дробовики на землю. – Неблагодарная тварь. Джесси понял две вещи и, по правда говоря, не мог решить, какая волнует его больше всего. Он начал понимать, кто стоит перед ним, и это вызывало шквал эмоций, которые пришлось засунуть на второй план, потому что осознание второй детали пока волновало сильнее. Рука-то была левая. Громкий, пронзительный, надрывный боевой клич рассек воздух. Гендзи прокричал что-то на японском и ярко-зеленой молнией выскочил из-за спины Маккри, кидаясь на Жнеца, оттесняя того в сторону от монаха. Краем глаза американец успел разглядеть странную (и непривычную) одежду киборга и маску на лице, но рассмотреть не успел. Звуки пальбы из дробовиков и лязга металла, хоть и оставались громкими, но отошли в сторону, и Джесси, ухватившись за шляпу и вставив наушник обратно, надеясь связаться с Гендзи в ближайшее время, рванул в сторону омника. Дорадо – хороший городок. Несмотря на бушующую преступность, люди здесь всё равно стараются жить, как раньше – вступают в брак, заводят семьи, покупают и продают продукты. Одно из наиболее часто посещаемых заведений в городе, как ни странно, – аптека. Кто бы мог подумать, что в светлом будущем не у всех есть возможность пользоваться высокими медицинскими технологиями, наподобие Кацудея Циглер, поэтому лечились по старинке. Второй вход здания аптеки выходил прямо на набережную. – ТОЛЬКО НЕ ВТОРОГО! НЕ СМЕЙ, НЕ СМЕЙ! – визг Трейсер в наушнике неприятно резанул слух буквально через секунду после того, как пуля, выпущенная Вдовой, почти бесшумно влетела в грудь Дзеньятты. Сферы, которые до этого парили возле его головы, осыпались на каменное покрытие набережной, словно елочные игрушки. Сбивая колени под джинсами, Джесси, задыхаясь, опустился рядом с омником, с ужасом понимая, что пуля вошла практически идеально – кто бы мог подумать, что главную роль в теле робота будет играть тоже "сердце", но не из крови и плоти, а металла и набора микросхем? – Боже, боже, блять... Лицевые лампы на голове монаха беспорядочно мигали, и уцелевшей рукой он как-то беспомощно и совсем по-человечески скреб место попадания пули. – Как... Глупо... Маккри обернулся на звук взрыва, с ужасом понимая, что из облака зеленого дыма на крыше аптеки быстро вылетает обмякшая Лена. Все мышцы тела мгновенно сводит, инстинкты подсказывают рвануть туда, поймать, послужить подушкой для приземления, но отголоски разума шепчут, что слишком далеко, что он не успеет, и... Она разобьется. Последующие действия показались ему похожими на фрукты в блендере – все смешались в одно. Послышался громкий и уверенный голос Циглер, и этот немецкий говор вкупе с приятным звоном раскрываемых крыльев Валькирии вселил уверенность, что всё не так уж и плохо. Медик поймала Окстон и плавно спланировала прямо в защитный купол Уинстона, хозяин которого на пару с Рейнхардтом косил агентов Когтя, расчищая путь к набережной. Губ Маккри коснулась отчаянная улыбка – хорошо работают, засранцы. Он обернулся к Дзеньятте и практически мгновенно ощутил острую, жгучую боль в груди пониже ключицы, чувствуя, что пуля прошла через нагрудник, как нож сквозь теплое масло. Малышка Амели, мы совсем забыли про тебя. Заваливаясь на спину возле омника, он с некой завороженностью смотрел на то, как Вдова, изящно вися вниз головой на тросе, прицепленном к крыше аптеки, раскрывает свой оптический шлем, с усмешкой глядя на свою жертву. Тварь. Механической рукой стрелять неудобно, но главное здесь – не руки, главное – глаза. Трос агентессы Когтя лопается при попадании пули в него с каким-то печальным, звонким звуком, и Джесси закрывает глаза, морщась от боли в груди, и заходится кашлем, стараясь сплюнуть в сторону розовую пену с собственных губ. Неужели всё? – Пусть дракон поглотит тебя! – этого он никак не ожидал. Хандзо, изящный, чертовски красивый, уже стоит на балконе соседнего с аптекой дома и, натянув тетиву до предела, выпускает стрелу в женщину на земле. Ослепительный свет – и драконы, жадные, жаждущие, по-внеземному прекрасные, летят вперед, обдавая союзников штормовой и холодной, но не опасной волной прохлады, прекрасной голубой спиралью рассекая воздух, не относясь к нерасторопным противникам с такой же милостью. Очередной выстрел троса – француженка успевает увернуться в самый последний момент, и вокруг нее кружится черная дымка – значит, Жнец тоже успел. Глаза начинают болеть еще сильнее, когда вслед за противниками, держа ярко-зеленую катану в боевом положении, устремился Гендзи, видимо, всё еще не теряя надежд догнать. А если глаза закрыть, то уже не так больно... – Не смей. Не смей! – строгий голос такой же хлесткий, как и удары по щекам, но у Маккри настолько нет сил, что он открывает глаза только после четвертого удара, встречаясь взглядом с необычайно тревожными глазами Хандзо. Несмотря на то, что в такой "темной" форме зрачков у него и радужки нет, из-за белого слабого свечения, исходящего из глазниц, еще лучше видно тонкую сеть морщинок вокруг глаз и сам их тревожный изгиб. Красиво. – Не смей... – Хан, я... – Нет, не говори, тебе нельзя, – крепкая и отчего-то прохладная темная ладонь ложится на губы Маккри, после, словно перебежками, ощупывая место вокруг раны, спускается ниже, забирается под пончо и, выправляя рубашку из штанов, грубо, но аккуратно отдирает от нее полоску ткани, после прижимая к груди американца. Знает, засранец, что пончо трогать нельзя. Джесси с нездоровым бульканьем смеется, после заходясь кровавым кашлем, хочет что-то сказать, но отвлекается на Гендзи, который, как по волшебству, возникает подле брата, но всё его внимание обращено не на людей. – Мастер, мастер... – только сейчас Маккри замечает – на Гендзи действительно традиционный костюм ниндзя с капюшоном, а на лице бело-красная маска с изображением оскалившегося демона, в которой есть два отверстия для рогов на лбу, совсем как у Хандзо, только вот у киборга они алые. Впрочем, он почти мгновенно снимает маску, убирая ее за пазуху, открывая всем свое лицо с ярко-красными полосками на нем, но не от шрамов – это словно рисунки на теле, татуировки, похожие на тонкие языки пламени. – Так вы оба... – Заткнись! – Хандзо рявкает, с силой прижимая ткань к ране на чужой груди, не ощущая, что тем самым тоже мешает дышать. – Кто тебя вообще просил туда лезть, в самое пекло? Безрассудный глупец! – Ты такой красивый... – Маккри собирается с силами, поднимает руку, почти невесомо проводя ладонью по темной щеке, слабо улыбаясь, ощущая, что проигрывает тяжелеющим векам и мутной голове, и произносит, мысленно прощаясь с этим выразительным, идеальным, на его взгляд, лицом. – Поужинаешь со мной? – Что... Он болезненно вздыхает в последний раз, закрывает глаза и отпускает сознание, не в силах больше бороться с болью и кровопотерей. Краем сознания он ощущает удары по щекам, слышит крики, кажется, на лицо капает что-то теплое и мокрое, и совсем-совсем далеко, кажется, слышится цоканье каблуков и шелест металлических крыльев. Последнее, о чем он думает, прежде чем вырубиться окончательно, хорошо ли он будет смотреться в роли киборга, как Гендзи? Хах, Гендзи... Адская семейка, чтоб вас.***
– Так что, я могу зайти к тебе? Хандзо поднимает глаза от книги, которую безуспешно мучал уже полчаса, пока ковбой мучал его, и с прищуром глянул на источник своего беспокойства: – Зачем? – Ну, э... Я бы посмотрел, как ты живешь... – Я живу как все. У нас стандартная планировка комнат, – лучник щурится, как сытый кот, сдерживая улыбку, откровенно издеваясь над американцем. Хандзо не дурак. Он совершил много ошибок, он провел много, очень много времени в одиночестве, возможно, немного одичал в плане социализации, но дураком он никогда не был, и способен увидеть, что его хотят. А Джесси хотел. – Да, но каждый человек, типа, знаешь, окружает себя своим, как бы... Микроклиматом. – Маккри слегка неловко улыбается, внутренне паникуя, куда рядом с этим маленьким японцем девается вся его броня, состоящая из апатии, ворчания и диковатого образа. Посмотрите на него – когда в последний раз рубашка Джесси Маккри была так хорошо отглажена, заправлена в джинсы(!), а борода подстрижена и приведена в божеский вид? Никто уже и не вспомнит, в том числе он сам. – Я бы хотел почувствовать твой. – Ты бы хотел почувствовать мой микроклимат? – Хандзо даже приподнимает брови от такой двойственной фразы и смотрит прямо в глаза стрелка, пока тот стремительно краснеет. Дабы избежать бурного потока смущенных бормотаний Шимада властно поднимает руку и, не без царственной плавности поднимаясь с дивана, кивает, закрывая книгу. – Пойдем. Комнату Джесси действительно представлял как-то... Поинтереснее, что ли? Удивило мягкое кресло-мешок, наполненное пенопластовыми шариками, совсем не подходящее к образу сдержанного воина. В самом деле, дракон будет нежиться на таком креслице? Умилительно. Кровать была самая обычная, однушка, и стрелок действительно ожидал увидеть футон. Проходясь по периметру комнаты он заметил на широком подоконнике фотографию маленького японского мальчика, который, заливисто смеясь, пытался стоять в какой-то боевой восточной стойке, подняв одну согнутую в колене ногу и вскинув руки вверх. Край фотографии был оборван – стало быть, до этого там находился кто-то еще, и на немой вопрос в глазах американца Хандзо тихо ответил: – Гендзи. Кусок со мной у него. – А он был пухленьким, – Маккри хрипло посмеялся, рассматривая фотографию, даже не ожидая, что разговор продолжится. – Мы... Мы оба были. Отца это раздражало, поэтому, пока мы не достигли переходного возраста, жили практически на одном рисе. – Но ваша семья была так богата... – Вот именно. При таком статусе семьи было недопустимо, чтобы наследники клана были пухлыми беззаботными мальчишками, – Хандзо подошел ближе, напряженно рассматривая фотографию брата в руках ковбоя. – Хех. Что ж, не знаю, что и хуже. Я голодал, потому что было просто нечего есть, – Джесси криво улыбнулся, глядя на фотографию, на деле не видя изображения, его память унеслась куда-то назад – в те времена, которые иногда всплывают в голове мерзкими образами по ночам. – В семь я остался один. Как выживал до пятнадцати, пока не взяли в Deadlock – ума не приложу. Внезапно его локтя коснулась теплая сильная ладонь, и, встретившись взглядом с Хандзо, стрелок увидел искреннее... Сожаление? – Мне очень жаль. Думаю, ты заслуживал другой жизни. – Ты тоже. Глаза в глаза, так близко, что по всем нормам приличия стоило бы отойти, но никто этого делать не собирался. Маккри всегда любил этот момент, хотя, в его жизни такое было всего несколько раз – ты смотришь на другого человека и буквально видишь в его глазах некую вспышку, как банально говорят в книгах и фильмах – проскочила искра. Он придерживает шляпу на голове, чуть наклоняет голову набок и тянется вперед, закрывая глаза. Откуда-то знает, что к нему тоже тянутся. Уже в момент, когда тепло чужих губ ощущается в миллиметре от своих, раздается звонок мобильного, видимо, забытого в ванной, и Хандзо отстраняется, как-то неловко выдыхая: – Я сейчас. Это может быть что-то важное. Дверь в ванную закрывается, оттуда слышится тихая речь (кажется, по-японски), и Джесси позволяет себе тихо выругаться, мученически запрокидывая голову назад. Ладно, думает он, не всё потеряно, уговаривает себя он, чтобы всё вернуть нужно выглядеть максимально привлекательно, решает он. Объектом-пособником в соблазнении становится небольшой комод у входной двери. Американец подходит к нему и, стараясь выглядеть как можно более зазывающе, а вместе с тем и небрежно, упирается локтем в поверхность комода, чуть отставляет одну ногу вбок и расслабляется, весьма довольный собой. Тихая и приглушенная речь из ванной не прекращается в течение нескольких минут, и Маккри, ища, чем бы себя занять, скучающе тащится взглядом по комнате. Его внимание привлекает небольшое золотое кольцо, лежащее прямо у его локтя, возле небольшой черной деревянной шкатулки. И как не снес, пока пристраивался? И почему оно не внутри? Хандзо, что, женат? Скорее, замужем, будем объективны. Заинтересованно хмыкая, стрелок берет колечко в руку, удивляясь теплоте металла, и, ловко крутя его между пальцев, чуть улыбается. Интересно, каково это, когда эта вещица что-то для тебя значит? – Извини, что заставил тебя ждать. Это был действительно важный звонок от моего информатора из Ханамуры. Ну, что ты тут... Именно в тот момент, когда кольцо оседает на безымянном пальце живой руки стрелка и словно бы обхватывает его, речь Хандзо прерывается нечеловеческим криком, больше похожим на искаженный в звуковых колонках вопль, и японец падает на колени, хватаясь за голову. Громко и с чересчур задорным звуком лопается в плафоне лампочка, и Маккри, ощущая холодную испарину по всему телу, старается не пугаться того, как все предметы в комнате мелко дрожат. Получается плохо. Он пытается присмотреться к Хандзо, который весь окутан черной дымкой, постепенно впитывающейся в его тело. – Хандзо, я... Мгновение – и лучник рывком оказывается перед ним, всерьез замахиваясь крепким кулаком в сторону лица американца, но что-то останавливает удар, и японец так и застывает перед ним, держа руку вверху. Злее этих белых глаз Джесси ничего не видел в своей жизни. Самое время молиться, как когда-то делала бабушка, увидев такого демона, но в голову не идет ни одного священного текста. Всё тело словно застыло, поэтому Маккри стоял, не двигаясь, стараясь практически не дышать в присутствии такого "создания". – Кто тебя просил? Кто тебе позволил?! – грубый и глухой голос, в разы громче, нежели у обычного человека, звучит обвинительно и болезненно, и только сейчас Джесси видит, что лицо Хандзо находится так близко, что один из его рогов практически упирается в лоб американца. – Я... – Убирайся! Убирайся прочь! – сильные серые руки, лишь одна из которых прикрыта белой юкатой, хватают его за грудки и выталкивают за дверь, которая была весьма небрежно открыта пинком маленькой, но сильной японской ноги. Едва удержавшись от падения на пол, Маккри держится одной рукой за стену и, тяжело дыша, слышит за своей спиной: – Ненавижу тебя. Хлопает дверь, щелкает замок, и, кажется, слышится звук разбиваемого комода. Прикасаясь к царапинам на груди, Джесси поджимает губы, досадливо и виновато прикрывая глаза. Целовашек явно не будет.***
– Он ушел? Я наконец-то могу сделать укол? Джесси ощущает дико громкий гул в голове, кровать словно кружится в невесомости где-то в космосе, но пока он не может проснуться, словно веки кто-то придавил пальцами. – Ну, как ушел... – Гендзи! – Ну, выпихнул я его, доктор Циглер! Он ничего не ел, сидел тут, иногда даже лежал на нем, как лежачий полицейский, не спал двое суток! – Как заботливо с твоей стороны, – послышался цокот каблуков, а после тихо шуршащие и тонко звенящие звуки – видимо, набирала уколы. – А почему ты не с Дзеньяттой? – Ну, Торбьорн сказал, что если еще раз увидит мою "скорбную мордашку в мастерской, то, ей-богу, сделает мне свинцовые зубы", – киборг передразнил механика так ярко, что Джесси, еле сдерживая смех, глухо закашлялся, чуть приподнимаясь на кровати. – О, ты живой! – Ну... Вроде того... – Маккри болезненно усмехнулся, в конце концов осознавая, что не видит просто из-за повязки на глазах, и, по ощущениям, на груди тоже была повязка. – Как Дзеньятта? – Жив и практически здоров, если это можно так назвать. Здесь больно? – Ангела подошла ближе и ткнула, видимо, ручкой, в мизинец на его живой руке. Джесси отрицательно покачал головой, с легкой улыбкой вдыхая знакомый запах ванили, исходящий от доктора, и продолжил встречный опрос: – Как Лена? – Надышалась, но уже через сутки нашла свой моторчик, засунула его себе, куда обычно засовывает, и уже сидела у тебя, – не прекращая говорить, Циглер уверенными движениями развязывала бинты на голове американца, пристально осматривая его. – Гендзи, будь добр, приглуши свет, нужно поберечь его глаза. Щелкнул выключатель, послышались тихие шаги, а потом возле ног уместилось что-то тяжелое – видимо, младший Шимада уселся поближе. В глаза словно стекла насыпали. Такое уже было раньше – каждый раз, используя Меткого стрелка, было ощущение, что глазные яблоки выдавливаются из головы. – Сколько пальцев, ковбой? – сквозь пелену перед глазами американец с трудом различил два механических пальца, сам показал столько же, щурясь и моргая от слабого, но неприятного света. – Отлично. Помоги ему сесть, я хочу осмотреть глаза поближе. После небольшой возни с участием слишком быстрых рук Гендзи, подушек и слишком вялого Маккри, последнего наконец усадили, потискали за щеки живой и не живой рукой, а потом уже два живых прохладных женских пальчика оттянули его нижние веки вниз. Пришлось закатить глаза. – Сосуды не повреждены так сильно, как я думала, но капли все-таки покапаешь еще месяц, нужно восстановить их. Ты вообще в курсе, что у тебя в левом глазу мутнеет хрусталик? – Да так, говорил кто-то... – А мне сказать не судьба? – вот уж кто-кто, а немка, несмотря на "ангельское" личико, умела выглядеть строгой, однако, переглянувшись с Гендзи, вдруг улыбнулась, елейно спрашивая. – Больше ничего спросить не хочешь? – Как... Как Уистон? Гендзи прыснул от смеха: – Не знал, что мой брат сменил имя. Маккри надулся, замолчал, но спустя полминуты ожидания вздохнул, всё-таки спрашивая, отведя взгляд в сторону: – Как Хандзо? Едва Гендзи открыл рот, чтобы ответить, снаружи, в коридоре, по кнопке открывания двери, кажется, врезали так, что проломили стену. Дверная панель шустро отъехала в сторону, и в палату залетел Хандзо, чуть ли не испуская глазами молнии. Он был одет непривычно по-домашнему – мягкие спортивные штаны, простая серая футболка и толстовка. Хоть и держался собранно, но выглядел слегка потрепанно – неужели и правда не спал два дня? – Почему мне не сообщили, что он очнулся? – И вам здравствуйте, Хандзо, – скривилась Ангела, убирая от Маккри руки и отходя в сторону своего стола, на ходу записывая что-то. – Он пришел в себя только две минуты назад, мне нужно было его осмотреть. – Шесть минут. – Что, простите? – Он пришел в себя шесть минут назад. – Откуда вы знаете? – врач хлопнула глазами, однако сделала какую-то пометку внизу медицинской карты. – Чувствую. – Вот это экстрасенсорные способности, брат! А меня научишь? – улыбаясь, Гендзи встал с места, подходя к старшему брату. Они быстро перебросились парой фраз по-японски, младший кивнул и повернулся к Ангеле, не забыв игриво сверкнуть глазами в сторону мало что понимающего Джесси. – Доктор Циглер, давайте сходим за сменным нательным бельем пациенту? Ему ведь уже скоро можно будет вставать, он наверняка захочет принять душ. – Да... Да, – врач понимающе кивнула, сунула горе-пациенту под мышку градусник и удалилась вместе с Гендзи, оставляя в палате только двоих людей. Повисла неловкая тишина. Джесси поерзал в кровати, поправил градусник и одеяло на себе, пожевал губами. Хандзо продолжал молчать и сверлить его каким-то диким взглядом, от которого хотелось смотаться подальше. – Ну... – Ты любовь, которую я ненавижу. Ты яд, который я принимаю. Сдержишь ли ты меня? – Хандзо? Лучник подступил ближе к кровати, уверенно держа спину, глядя прямо в глаза стрелка, и Маккри так засмотрелся, что не сразу заметил, что у японца дрожит голос. – Ты сила, что течет в моих венах. Ты ведомая мною война. Изменишь ли ты меня? – Хандзо, дорогой, я не совсем тебя понимаю... – Меня, монстра, которым я стал для тебя? Хандзо опустился на колени у кровати и, ухватив двумя руками ладонь Маккри, уперся в нее лбом, зажмуривая глаза. – Что ты... – Я был глупцом. Я не придавал значения этим словам. Моя невнимательность и нерасторопность чуть не стоили тебе жизни. – Ну, да, – Джесси криво усмехнулся, чувствуя себя донельзя неловко. – Не хочется умирать из-за такого, как я, это понятно. Почему-то в тот момент, когда Хандзо вздернул голову вверх, стрелок сначала посмотрел на то, как дернулся пучок на его голове, и только потом встретился с ним взглядом. – Я не это имел ввиду! Не смей так говорить! – А что ты, чтоб тебя, имел ввиду! Хандзо открыл и закрыл рот, явно давясь словами в горле, и закрыл глаза, как-то виновато цедя сквозь зубы: – Ты сам всё прекрасно понимаешь. – А не понимаю я. Не! Понимаю! Надоело мне играть в эти поддавки – то да, то нет, то не совсем да, то не очень-то и нет. Хоть раз скажи прямо, хоть раз что-то скажи, а не просто молчи и пялься! – А сам-то смог бы сказать? – Хандзо повысил голос, хоть и агрессивно, но стыдливо делая выпад в ответ, с вызовом глядя в карие глаза американца. – А я и скажу! Скажу, черт тебя дери! – механической рукой Джесси сгреб японца за ворот футболки и, притянув к себе, прошипел в губы, уже не особо боясь, что за такое нарушение личного пространства последует удар. – Я люблю тебя, тупой ты, холодный узкоглазый идиот! С этими твоими стариковскими разговорчиками, чересчур большими загонами по жизни, твоим сраным "мужским" маникюром каждое второе воскресенье месяца, люблю, блять! И я устал перед тобой извиняться за эту побрякушку, устал ощущать себя обузой и занозой в твоей, уж прости, красивой заднице! Если бы я мог, я бы так тебя не обременял собой, и твоя жизнь от этого стала бы намного лучше. – Ты не обременяешь, – как-то очень тихо проговорил Хандзо, не отводя взгляд. – И не стала бы. Ты ведь понимаешь... – Я не понимаю, окей? Не понимаю. Я хочу услышать. – Я люблю тебя. Они крепко держались за руки, прижавшись лбами друг к другу, и просто молчали, вкушая всю прелесть ментального общения, которое до этого было им неподвластно из-за незнания Маккри о таковом и закрытости Хандзо, когда вошла Ангела, вежливым кашлем заставляя их отлепиться друг от друга. – Градусник, Джесси. – Слегка повышена, док. – О, я не сомневаюсь, – немка усмехнулась, забирая у краснеющего американца термометр, записывая цифры в карточку, и уже собралась уходить, когда была осторожно остановлена за локоть у выхода из палаты. – Скажите, а ему уже можно?.. Сам взгляд и движение бровей японца были настолько выразительными и говорящими сами за себя, что настала очередь краснеть уже Ангеле. – Ну... Если осторожно... И без повреждений... То я не запрещаю. – Благодарю. Хандзо многозначительно переглянулся с поначалу недоумевающим, а после удивленно просиявшим Маккри, а Циглер, фырча себе под нос по-немецки, удалилась окончательно. Уже совсем позже, почти в полностью темной палате, движимый только инстинктами, чувствами и ощущениями, забывший про привычную дисциплину и сдержанность, Хандзо, в очередной раз опускаясь на чужую плоть в позе наездника, в унисон с Маккри выдохнул, дрожащим голосом шепча в чужие губы: – Я... Поужинаю... С тобой.